Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, Андрей отыскал палату номер двадцать. В ней, как ему сообщили, лежал дядя Ваня — Иван Васильевич Костров, шофер отца, которого задела одна из пуль, выпущенных террористом в момент покушения. Свинец только распорол плечо, и дядю Ваню можно было выписать сразу же после перевязки, но нервное потрясение оказалось слишком сильным, и оправиться от него он сразу не мог. Потому его оставили в отделении огнестрельной травмы до улучшения самочувствия.

Кострова Андрей знал давно и очень удивился, увидев его совсем не таким, каким привык видеть, — веселым и подвижным. На койке, натянув простыню до подбородка, лежал человек с потухшими, ввалившимися глазами.

— Спасибо, Андрюша, — сказал Костров унылым голосом. — Вот уж не думал, что ты зайдешь. — Он шмыгнул носом.

— Дядя Ваня, вы не волнуйтесь. У вас уже все в порядке. Врачи...

Костров подтянул простыню до самого рта.

— Прости, Андрюша. Я мало в такое верю...

— Во что? — не сразу понял Андрей.

— В то, что теперь все в порядке. Наоборот. Тогда мне повезло, а теперь добьют в любой момент. Я ведь свидетель. Поверь, принимаю лекарство, а сам боюсь — вдруг что подсыпали?

— Вы уж совсем, дядя Ваня... Все-таки мы еще не в Италии...

Костров тяжко вздохнул:

— Зато мафия у нас покруче ихней...

Костров вдруг встрепенулся, глаза его блеснули.

— Постой, тебе, наверное, наговорили, что я тронулся, а ты поверил? Так?

— Что вы, дядя Ваня, — смутился Андрей.

— Они всем это говорят, — утвердил Костров, не обращая внимания на оправдание. — И правда, если хочешь знать: я трухнул. Да еще как! И что с того? Чтобы в меня стреляли — я не приучен. Это дело малоприятное, Андрюша. И вот теперь боюсь, чтобы такое не повторилось.

— Больше вас никто не тронет.

— Не надо, Андрюша. Я видел его глаза. На морде черный чулок, в прорези зрачки блестят. Как у зверя. Клянусь, такой вернется...

— Это у вас нервное. — Андрей положил ладонь на костлявое плечо Кострова.

Тот посмотрел пристально и спросил:

—Ты все еще мне не веришь? Считаешь, что я со страху?

— Ну, не совсем...

— Значит, считаешь, — подвел итог Костров. — И зря. Им твой отец мешал. Вот они его и выбили...

— Кто — они?

Костров нервно шевельнулся под простыней и замолчал, прикрыв глаза. Тогда Андрей повторил вопрос, изменив его форму.

— Почему вы думаете, что охотились именно за отцом? В милиции считают, что произошла ошибка.

— А ты больше верь, что скажут в милиции, — проговорил Костров из-под простыни. И замолчал испуганно.

— Ну? — подтолкнул его Андрей.

— Вот те и ну. Они говорят не то, что случается, а как им самим удобно.

— Почему вы так думаете, дядя Ваня?

— Причины имеются. Был ведь у меня следователь. Протокол составил. Ушей он, конечно, не затыкал, но смотрел через меня на стену, как сквозь стекло.

— И все же это не доказывает, что охота шла именно за отцом.

— Не веришь, — обиженно утвердил Костров. Он взял с тумбочки стакан с компотом и стал пить. Острый кадык на худой шее судорожно дергался: вверх-вниз, вверх-вниз. Напившись, поставил стакан, рукой отер губы.

— Верю, что вы так чувствуете, — примирительно успокоил его Андрей. — Но нужны факты. А у нас их нет. — Он специально сказал «у нас», чтобы еще больше не обижать собеседника.

— Есть, — вдруг сказал Костров и, словно обессилев, откинулся на подушку, закрыл глаза.

— Вы об этом рассказали следователю?

— Нет.

— Почему?

— Потому как сам узнал об этом позже.

— От кого, дядя Ваня?

— Лучше не спрашивай, Андрюша. — Минутное оживление Кострова вновь погасло, он помрачнел, глаза посуровели, губы поджались. — Не скажу. Ты вот уедешь, тебе-то что...

— Я не из простого любопытства, — сказал Андрей. — Хотел бы сам разобраться с этой сволочью. Чтобы не ползала по земле.

Костров поглядел в глаза Андрею, выпростал руку из-под простыни и положил ее ему на колено:

— Не горячись, не стоит. Что можешь сделать ты этой погани? С ней даже милиция сладить не в состоянии.

— Милиция не может, а я найду, как это сделать. Важно знать — кому врезать...

— Нет, Андрюша, в этом я тебе не помощник.

Андрей встал. Расправил плечи, поддернул брюки.

— Как говорят, дядя Ваня, пора и честь знать. Выздоравливайте, я пойду.

— Ты чего сразу так? — В голосе Кострова слышалось беспокойство. — Обиделся, что ли?

— Нет, дядя Ваня, я не обиделся. Мне просто вас жаль. Продолжайте бояться. Это нетрудно. Натянуть простынку до глаз и выжидать — не случится ли чего. А если в самом деле случится? Вы сказали, что вас могут убрать как свидетеля. Но это имеет смысл, когда хотят заткнуть рот. Выходит, вам нет резона таить в себе то, что кому-то выгодно скрыть. А, да ладно, вроде я вас опять уговариваю. Пойду...

Костров нервно дернулся под простыней.

— Присядь.

Андрей неохотно опустился на стул. Костров поерзал под простыней и вдруг, впервые за все это время, присел на кровати. Подтянул подушку вверх к спинке и привалился к ней.

— Наверное, ты прав. — Голос его нервно срывался. Он опять облизал губы. — Сказать тебе я обязан...

Андрей молчал, сосредоточенно разглядывая ногти левой руки.

— Только не думай, что за себя боялся. Все куда сложнее. Да, я видел, как стреляли в твоего отца. Видел глаза того... убийцы... Но, клянусь, сам узнал о сути дела только вчера...

— Как так? — удивился Андрей.

— Брат у меня, Михаил. — Признание давалось Кострову непросто. — Брат у меня. Он рассказал.

— Что именно, дядя Ваня?

— Все, до подробностей.

Костров сполз на кровать, улегся, поправил подушку и натянул до подбородка простыню.

— Все, Андрюша, не могу. Не имею права. Я тебе дам адрес Миши. Съездишь к нему. Он все сам расскажет...