Андрей не пошел к калитке, а сразу свернул за угол дома, чтобы выйти в Аксаковский переулок через ворота у бойлерной. Его маневр привел парня в джинсах в замешательство. Он мгновенно утратил показную неторопливость, быстрым шагом вошел во двор и двинулся за Андреем. Сомнений не оставалось: это «хвост».

Андрей шел медленно, не торопясь, не оглядываясь. Знал: Катрич держит «хвост» и не выпустит его из виду.

Впервые со дня возвращения в родной город Андрей шел по центральной улице, имея возможность вглядеться в облик нового времени. На ступеньках подземного перехода сидели нищие — какие-то цыганского вида старухи с изможденными черными лицами. Рядом, спеленутые в тугие кульки, лежали сонные младенцы. Чтобы они не вякали, не просили есть и пить, их, должно быть, предварительно пичкали транквилизаторами. Прохожие большей частью безучастно проходили мимо, хотя кое-кто задерживался и от щедрот своих или великой наивности бросал на разложенную тряпицу смятые бумажки. Вдоль бровки тротуара, сужая и без того неширокий проход, возвышались «комки» — разномастные лавки — пивные будки, газетные киоски, керосиновые ларьки — теснились один к одному, придавая центральной улице жалкий вид. Так, должно быть, выглядят разорившиеся господа, еще надевающие перед выходом в город цилиндры и фраки, но уже не имеющие ничего, кроме штопаных джинсиков. И это уродство никого не задевало, не беспокоило даже главного архитектора города, который в былые времена строго требовал убрать с проспекта металлические урны, поскольку они «не вписывались в облик города, вступившего в фазу развитого социализма».

Миновав главную часть проспекта, Андрей свернул в узкий, похожий на щель, переулок, кем-то остроумно названный Привольным. Очень хотелось обернуться и посмотреть, не отстает ли «хвост». Однако он поборол искушение, понимая, что это может порушить замысел Катрича.

Шаги преследователя слышались как легкое шарканье ног по асфальту. «Хвост» был обут в кроссовки, но поскольку он неимоверно тянул ноги, скрыть себя ему не удавалось. Да и едва ли он старался это делать. Кто в нормальном городе, не страдая ненормальностью, решит, что тебя «ведут»? Андрей убыстрил шаг, и теперь к шаркающим звукам прибавилось участившееся дыхание.

Навстречу шла грузовая машина. Выждав, когда она приблизится, Андрей рванулся влево и перебежал дорогу перед самым ее капотом. Оказавшись на противоположной стороне, он еще раз прибавил шаг. Бросил взгляд через плечо вправо, увидел, что его преследователь растерянно оглядывается, не зная, как ему себя вести дальше. По идее, будь в этой игре разумные правила, ему следовало бы решительно отстать, сделав вид, что он просто шел по улице. Но приказ, должно быть, был категоричным, и Колян продолжал преследование.

Андрей сбавил шаг и медленно направился к арке, темным провалом видневшейся на светлом фасаде дома. Преследователь торопливоогляделся, сунул руку в карман, плотно сжал рукоятку напильника, который опытный слесарь превратил в стилет, и трусцой рванулся вдогонку. Едва он вошел под сень свода, как позади него из-за железного мусорного контейнера поднялась темная фигура Катрича. Взмахнув резиновой палкой, он обрушил ее на голову Коляна, прикрытую модной кепочкой. Колени у того подогнулись, он «поплыл» и мягко осел в подставленные капитаном руки.

Андрей, успевший войти в узкий замусоренный двор, обернулся на шум. Катрич призывно махнул рукой:

— Помоги тащить!

Они подхватили Компота под мышки и поволокли к входу в подвал. Навстречу им, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, вышла толстая баба с двумя огромными сумками наперевес. Проходя мимо нее, Катрич сердито буркнул: «Надоел мне этот гад! Нажрется, а ты его потом таскай». Любопытство, наверняка точившее бабу, было удовлетворено этой репликой, и она проковыляла мимо них, даже не пытаясь высказать своего отношения к придонской городской пьяни.

В подвале было сыро и жарко: здесь проходили трубы с горячей водой. Свет сочился сюда только через зарешеченное окошечко, расположенное под самым потолком.

— Кладем на светлое место, — сказал Катрич, и они опустили груз на бетонный пол.

Нагнувшись, капитан обстукал карман Коляна. Из бокового вынул заточку. Из-под брючного ремня извлек газовый пистолет. Осмотрев, протянул Андрею:

— Спрячь, пригодится.

Из темного угла Катрич вернулся с ржавой банкой. Плеснул водой в лицо Коляна. Тот встрепенулся, открыл глаза, сплюнул попавшую в рот воду.

— Ты что, сорвался? — спросил он Катрича и резко сел. Потряс головой, осмотрелся. — Хоть бы подумал, паскуда, что делаешь. — В голосе звучал не испуг, а скрытая угроза. — Ты кто такой? — Рука его осторожно скользнула под курточку, где еще недавно за поясом был пистолет.

— Что ж, давай познакомимся. Я капитан милиции Катрич. Тебе о чем-либо говорит такая фамилия?

— Я-то при чем? — Голос Коляна прозвучал почти плачуще. Должно быть, фамилия капитана ему действительно что-то сказала. — Что ты от меня хочешь?

— Совсем пустяк. Для начала объясни, зачем таскался за офицером?

— За каким?! Нужен мне этот офицер!

— Выходит, ты просто гулял. Сам по себе. Верно? Куда он, туда ты...

— Ну.

— И заточка в кармане. И «газик» за поясом. Тоже случайно?

— Капитан! Да я с ними все время хожу. Теперь в городе опасно без оружия.

— Ладно, оставим. У меня слушать треп времени нет. Как я гляжу, тебя наша милиция вкрай испортила. Допросы, протоколы. А с тобой нужно сразу: взял — и приговор в исполнение.

— Ты что, псих?! Какой приговор?!

— А такой. Ты ведь подозреваешься в двух убийствах.

— Не доказано! — взвизгнул Колян.

— Ладно, Компот, слушай: гражданин Сизов, Николай Никитич...

— Все-то ты знаешь, легавый.

— Если учесть, что с легавыми ходят на зайцев и куропаток, а ты что ни на есть самый настоящий волк, то я могу быть только волкодавом.

— И что дальше?

Компот, должно быть, окончательно пришел в себя, и нахальство вернулось к нему в полном объеме.

— Дальше ты доложишь мне, кто тебя послал за офицером.

— Никто меня не посылал. Шел по своему делу, и все.