— Понимаешь, — убеждал Залилума Наби-Син, — если ты научишься писать и считать, отец сделает тебя своим помощником; тогда тебе хорошо будет. А когда я вырасту, мы с тобой вместе будем торговать; ты у меня главным приказчиком сделаешься.

Залилум промолчал. Неужели он всю жизнь будет рабом? Но он не стал спорить с сыном хозяина.

Каждый вечер, когда Залилум кончает работу, приходит за ним Наби-Син. Мальчики идут во двор, садятся в углу за амбаром, и начинается урок.

Наби-Син приносит мягкий кусочек глины и тонкую палочку. Залилум уже научился из этого комочка делать плоскую, круглую табличку. Потом Наби-Син оттискивает клинописные знаки и называет их.

— Ка, — говорит Наби-Син.

— Ка, — повторяет Залилум.

И так каждый урок Наби-Син показывает Залилуму десять— пятнадцать новых знаков и заставляет их выучить. Только они плохо запоминаются. Труднее всего научиться писать. Залилум берет в руки палочку и оттискивает на глине те же знаки, что и Наби-Син. Пишет, глядя на образцы, но получается совсем не то, что нужно, — криво, косо, одни черточки слишком толстые, другие так тонки, что еле видны. Плохо выходит. Совсем не умеет писать Залилум. Да и трудно ему держать загрубевшими пальцами тонкую палочку, и руки дрожат, устает он за целый день. Наби-Син сердится, кричит. А один раз даже побил Залилума, больно ударил линейкой по руке. Очень обидно стало Залилуму. Не в первый раз били его — всегда терпел. Так ведь это были чужие, старшие... А Наби-Син свой, друг называется... Конечно, Залилум мог бы дать ему сдачи, и, может быть, еще крепче, чем сам получил. Да разве ударишь!.. Наби-Син — хозяин, а он, Залилум,— слуга, раб, вещь, принадлежащая купцу.

Залилум закусил до боли нижнюю губу, молча встал и вышел.

На другой день Наби-Син пришел мириться; он подошел к сараю, где жили рабы.

— Залилум, выходи! Поиграем сегодня в шарики. Я подарю тебе самый лучший. Не будем сегодня учиться.

Залилум не отвечал.

— Ну, идем! — настаивал Наби-Син. — Я больше не буду драться. Я же не нарочно. Учитель всегда бьет нас линейкой. И мне не раз попадало от него.

Но в этот вечер Залилум так и не вышел.

Через два дня мальчики помирились.

Начались опять занятия, но толку от них не было. Залилум плохо запоминал знаки, с трудом оттискивал их на глине, они получались такие неразборчивые, что трудно было угадать их значение. И совсем не потому, что Залилум был тупым, неспособным мальчиком. Просто он очень уставал к вечеру. Весь день бегал он на побегушках. Им командовали не только хозяин и хозяйка, но и управляющий, и кухарка, и сторож, и все слуги вообще. С раннего утра носился Залилум по дому, иногда даже поесть толком не успевал. Какие уж тут занятия! Вот если бы он утром ходил в школу, как Наби-Син, наверное, и он, Залилум, не хуже его мог бы учиться. А так только ради Наби-Сина сидел он по вечерам над табличками. Да и то не всегда вечером бывал Залилум свободен.

Вот сегодня все ушли на свадьбу к брату хозяина, и не только Наби-Син пошел со старшими, но даже младших ребят взяли с собой. А слуг и кухарку отправили пораньше помогать готовиться к свадьбе и прислуживать. Дома остались только маленькая дочь хозяев, старая рабыня-нянька да Залилум.

— Будешь сидеть дома, возьми таблички и учи знаки, — приказал Наби-Син Залилуму на прощанье.

— И не подумаю,— пробурчал Залилум, но Наби-Син уже не слыхал ответа — он вышел вслед за родителями.

Нянька уложила спать девочку и велела Залилуму сторожить ее, а сама тоже легла — совсем расхворалась старуха: спина у нее ныла и голова болела.

В комнате было тихо, начало темнеть. Девочка мирно посапывала. Залилума начало клонить ко сну. Он задремал.

Но что это? Страшный крик разбудил мальчика. Должно быть, что-то испугало ребенка. Или укусило какое-нибудь насекомое. Девочка надрывалась от крика. Залилум взял ее на руки и заходил с нею по комнате.

— А-а-а, спи, спи, спи.

Но девочка не унималась. Что делать? Она никогда не перестанет плакать. Вдруг Залилум вспомнил, как его бабушка успокаивала брата и сестру, произнося над ними заклинание. Залилум много раз слышал его и хорошо помнил все слова. И, продолжая укачивать на руках ребенка, он заговорил нараспев:

Кто живет в темноте,
Прочь из потемок!
Выходи поглядеть на свет!
Кто рассердился так,
Что мать плачет?
Если это собака,
Бросьте ей мясо.
Если это птица,
Киньте ей крошки!
Если это капризный ребенок,
Спойте ему заговор!
Пусть отец его спит спокойно,
Пусть мать его кончает работу.
Не мой это заговор,
Это заговор Нинакукутум,
Владычицы колдовства.

Мерное покачивание и ритмичный напев усыпили девочку — она затихла. Залилум уложил ее в постель и прилег около нее на полу и незаметно уснул. Ему снилось, что он снова дома, спит на циновке рядом с братом и сестрой и мать ласковой рукой гладит его по голове и шепчет: «Залилум! Проснись, Залилум!»

Он открыл глаза и увидел мать, наклонившуюся над ним и будившую его такими знакомыми и родными словами: «Залилум! Проснись, Залилум!» В первую минуту мальчик не мог понять, где он находится. Потом до его сознания дошло, что он в доме хозяина и мать пришла к нему сюда поздно вечером.

— Мать! Что случилось? Зачем ты здесь? Так поздно?

Синнури села на пол и тихо заплакала.

— Отец? — Залилум обнял мать. — С ним беда?

— Нет больше твоего отца, — зарыдала Синнури. — Злые духи не хотели оставить его в покое. Они мучили Убар-Шамаша и разрывали его грудь. День и ночь кашлял твой отец, и кровь лилась у него из горла. А потом злой дух отнял у него дыхание, и твой отец умер. Вот уже месяц, как его зарыли в землю, и теперь он в подземном царстве, откуда нет возврата. — И Синнури опять горько зарыдала.

— Почему ты раньше не пришла ко мне?

— Нельзя было.

— Как же ты живешь, мать? Одна теперь. Кто работать будет?

— Трудно без отца. Хлеб посеяли, поливали мало, плохо уродился. Убрать некому.

Залилум задумался:

— Мать, забери меня отсюда. Я работать буду. Я теперь сильный.

Синнури покачала головой.

— Белидинам не отпустит. Где я возьму одиннадцать сиклей серебра, чтоб выкупить тебя у хозяина?

Залилум вздохнул. Он забыл, что его продали, он раб. И Залилум провел рукой по своей наполовину обритой голове и печально повторил:

— Белидинам не отпустит.

Синнури встала:

— Пора идти.

Залилум проводил мать до ворот. Грустное было прощанье. Мальчик стоял рядом со стариком сторожем и глядел на мать, пока она не свернула в переулок. Потом он тихо побрел в сарай, где спали рабы, и улегся на свою соломенную подстилку. Было необычно тихо, никто еще не вернулся со свадьбы. Залилум вспоминал отца, представлял себе их опустевший дом, думал о том, как будет жить его мать, как справится она с работой. А брат и сестра? Что будет с ними? В конце концов их тоже продадут какому-нибудь богатому купцу. А ему, Залилуму, уже больше никогда не видеть свободы. Раньше, когда ему было особенно грустно, он мечтал о том, что его отец поправится, будет много работать, соберет хороший урожай, продаст зерно и выкупит сына. А теперь... Теперь отца больше нет, и Залилум будет вечно рабом.

— Не хочу быть рабом! Не хочу! — вслух простонал мальчик и сжал кулаки.

Но как это сделать, как вырваться отсюда, кто ему поможет, такому маленькому и одинокому в своем горе?

Однажды хозяин послал Залилума в кладовую на втором этаже.

Там управляющий Варадсин укладывал глиняные таблички, и Залилум должен был ему помогать. В кладовке на полках стояли плетеные корзины и большие глиняные сосуды; они доверху были наполнены клинописными табличками.