Знаешь, бывает принцесса, которая отказывает всем принцам, богачам и красавцам. Потому что у нее есть секрет. А потом появляется беглый висельник с перекошенной мордой и женится на ней. Потому что он знал этот секрет, знал, с какого конца к этой принцессе подходить.

А в нашем случае… Ох, Боря, нет более неподходящих друг к другу людей, чем мы с тобой. Может быть, именно поэтому я и люблю тебя. Но любовь это одно, а брак – другое.

Ведь я говорила тебе, что технически я девушка, но в остальном я большая бе-е-е. Ты знаешь меня как железобетонную деву. Но что, если та самая железобетонная дева должна, вынуждена, не может не изменять тебе? Если она даже не хочет „этого“? И боится „этого“? Что тогда??? А ведь ты сказал, что тогда ты меня пристрелишь. Из того самого пистолета, из которого твой братец пристрелил свою жену. Это значит, что у тебя дурная наследственность.

Кстати, знаешь ли ты, что такое наследственность вообще и дурная наследственность в частности?

Сказанное тобой ужаснуло меня, как признак того, что мы с тобой классово чуждый элемент. Помнишь, ты как-то шутил, что ты любимец богов. Да, ты действительно любимец богов. Но таких, как я, боги не любят. А люди называют нас ведьмами. А ты в своей машине даже амулет против ведьм повесил. И этот амулет меня так злил.

Меня особенно бесило, что этот амулет тебе подарила княгиня Лиза. И она тебя уверяла, что она сама ведьма? Да, но если она это говорит, то она глупая ведьма – и такие ведьмы не опасны. А умная ведьма тебе этого никогда не скажет – и вот эти ведьмы опасны.

Вот тут-то и возникает эта классовая проблема. Это как христианин и язычница. Как это тебе объяснить… Ох, это так трудно, прямо рука не пишет.

Ты, Боря, добрый, умный и энергичный. А я – самолюбивая и честолюбивая эгоистка. Ведь даже папка и тот часто называет меня стервой и мерзавкой. Но уж такая я, видно, уродилась. И лучше сказать это сейчас, чем разводиться с тобой потом.

Вот я хожу кругом да около, а самого главного я тебе так и не сказала. Если у той принцессы, что всем отказывала, был один секрет, то у меня дело хуже – у меня два секрета. Больших секрета. А потом еще целый легион всяких маленьких секретов.

Ох, этот проклятый классовый вопрос! Помнишь, как Магдалина соблазнила Котика, а потом повсюду звонила, что он якобы „не функционирует“! Самое размахровое хамство! А вот у княгини Лизы (помнишь ночки – как арабские сказки?) этот же самый Котик, то есть князь Горемы-кин, прекрасно функционирует. И все это только потому, что они классово близкий элемент.

Ты сказал, что ты, любимец богов, любишь меня как богиню – так, что никогда не простишь мне измену. Да еще и пригрозил пистолетом. А я люблю тебя как язычница, как ведьма, полюбившая христианина, но я боюсь, что голос крови может оказаться сильнее меня. Это не совсем настоящая измена. А другой, не богине, ты простил бы даже настоящую измену. О Боже! Где выход из этого тупика?!

Зачем ты это сказал? Зачем? А у меня теперь сердце кровью обливается! Может быть, я была слишком избалована моей „первой любовью“. Но что, если эта штука повторится? Ох, эта классовая борьба – в душе человека – сводит меня с ума!

Да, кстати, последние новости. Помнишь Фуфу из дома чудес? Так вот, от этой классовой борьбы она уже сошла с ума. В полном смысле этого слова. Так, что ее посадили в психиатрическую клинику.

Говорят, что Фуфу помешалась от ревности к своему мужу. Но на самом деле она попала в дурдом потому, что они классово чуждый элемент. И такие смешанные браки кончаются плохо.

Боря, из этого классового тупика есть только один выход. Мы оба должны понять, что в тот момент, когда мы станем мужем и женой, борьба за наше счастье не кончится, а только начнется. Если ты способен на эту классовую борьбу, на этот риск, я приеду, и мы попробуем. Только, прошу тебя, отнесись к этому очень серьезно.

Прости за все гадости и глупости, которые я тебе написала, прости. Иначе ведь просто махнула бы рукой, как махала на очень многих.

Твоя очень несчастная языческая богиня.

П. С. Боже, все это не то, не то, не то! Хотела написать тебе одно, а получилось совсем другое».

«Дорогой мой Боря, милый мой!

Если бы ты знал, какой большой радостью являются для меня твои письма. Ведь это моя единственная моральная опора.

Когда человек сходит с ума, то сначала у него появляются навязчивые идеи. Он не может вырваться из определенного круга мыслей, которые все время возвращаются. Так вот и мне иногда начинает казаться, что я схожу с ума. Весь день, с утра до вечера, меня преследует навязчивая идея – что делать? И так каждый день.

Когда ты был здесь, все было так просто. Больше ощущался настоящий момент, меньше тяготили проблемы будущего. А теперь – думаешь, думаешь, думаешь. Что-о-о делать???

То мне кажется, что я и минуту без тебя жить не могу, что для меня нет большего счастья, как лететь к тебе в Вену. То мне вдруг мерещится, что я делаю непоправимую глупость, что у нас ничего не получится. В общем, мысли, как черные мухи, весь день не дают мне покоя. Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою!

Когда-то я была спящая красавица в моем заколдованном царстве, молоденькая ведьма, резвящаяся на болоте. А ты, любимец богов, пришел и разбудил меня своими поцелуями. Ведь ты был первым мужчиной, настоящим мужчиной, которого я целовала. Это было так хорошо. Но вот теперь я так несчастна.

Что-о-о делать? Черные мысли, как мухи, весь день не дают мне покоя. Хочешь забыть, разлюбить, а все любишь сильней и больнее… Ох, это еще хуже, чем синие мухи Тарсиса, которые довели его до дурдома.

На нашем болоте, которое называется радио „Свобода“, все по-старому. Наш поэт Серафим Аллилуев после выхода из дурдома стал дурить еще больше, но теперь в обратную сторону. Раньше он малевал черные кресты на кладбище, а теперь ходит с кусочком мела в кармане и рисует повсюду белые крестики. Потом Серафим сочинил поэму „Черный крест“, где расчихвостил американскую Статую Свободы, на которую он теперь поставил крест – черный крест. И призывает всех американских хиппи делать то же самое.

Знаешь, в подвале твоего бывшего дома чудес печатают ротаторный журнальчик „Самогон“, который подсмеивается над „Сэм-издатом“. Так вот, Серафим опубликовал там такие новинки: „Баллада о дурдомах“, „Палата No 13“, „Марш 69-ников“, „Симфония С-дур для дураков и дур“ и философский трактат „Бердяевские суки и сучки“, где не поставил ударения и где не поймешь, суки это или суки, сучки или сучки.

Необердяевцы из „Союза социал-христиан“, конечно, страшно обиделись, и разгорелся целый философский диспут: кто такие бердяевцы – суки и сучки или суки и сучки? А неотроцкисты из „Сэм-издата“ и „Хроники“ обиделись на статью Остапа Оглоедова о дурдомах „Обрезанный бунт или бунт обрезанных?“. Остап оправдывается: я ж, говорит, сам такой, обчекрыженный, потому я этим и интересуюсь.

Кстати, Остап строчит какой-то роман и нещадно списывает из твоей книги „Душа Востока“. До этого он воровал из „Василия Теркина“ – у Твардовского, а теперь у тебя ворует. Ну и говорят, что в творчестве он такой же импотент, как и в жизни. Ведь брак-то у него фиктивный был, только для отвода глаз. И дети тоже – кукушкины яйца. Но рано или поздно все это кончается плохо.

Да, Серафим Аллилуев передает тебе привет и просит напомнить то, что он тебе когда-то говорил: „Было бы болото, а черти найдутся“. Вот, кажется, и все новости из нашего болота.

Но теперь это болото закрутилось для меня в каком-то ужасном круговороте. А будущее покрылось каким-то ядовитым туманом – и мне стало страшно. Боря, милый мой, что делать? Единственное, что помогает, – это твои письма. Ох, зачем только ты разбудил эту спавшую красавицу?! Зачем?!

Боря, дорогой, прости, что я пишу тебе такие сумбурные и неприятные письма. Но ведь не могу же я писать о солнце и любви, когда на душе кошки скребут. Постараюсь исправиться.

Твоя бывшая спящая красавица».