Не успел. Карабин дёргается в руках, сноп пламени и дыма. Ба-бах! Бля...! Забыл про патрон.

За секунду до выстрела, кот испарился из комнаты. Вот что значит пройти школу выживания!... На обоях аккуратная дырочка с ровными краями. Чуть не оглох. В комнате воняет порохом. Пытаюсь высчитать, какой сегодня день недели - воскресенье или понедельник. Если выходной, тогда плохо. Все соседи дома, слышали выстрел, сейчас вызовут ментовку.

Звонок в дверь раздается минут через пятнадцать. Вот, суки, быстро же они, когда не надо! Превозмогая тошноту, плетусь открывать. Я никогда не спрашиваю через дверь — кто?

Всё равно, если это за мной, то найдут. Не в квартире, так на улице. Или в подъезде. Или в лифте.

На пороге стоит Гена Щекотин. В руках у него полиэтиленовый пакет с характерными выпуклостями. Видать, Гена пришёл неспроста. Он - в прошлом офицер, замполит. Поговорить за жизнь - это у него в крови. Прямо с порога начинается погрузка.

- Зашёл к тебе сегодня в офис, а секретарша говорит, что ты три дня глаз не кажешь. Телефон молчит. Вот я и подумал, что надо зайти. Может заболел. Твоя-то не вернулась?

- Не-е, Ген, не вернулась. И не вернётся. На прошлой неделе звонила, сказала, что разводится.

- Да-а, Лёха, дела. И чего им надо, дурам? Моя тоже сбрендила, говорит, забирай вещи и уходи. Можно, я у тебя с недельку перекантуюсь? А?

- Да живи, места хватит.

Гена достает из пакета бутылку пива – «Балтика», девятка. Это значит, что сегодня я вряд ли буду трезв.

Гена смотрит на стенку, его взгляд фокусируется на отверстии. Глазастый!

- А ты чего, не успел ремонт сделать, уже дырки в стене ковыряешь?

- Соседей слушаю, у меня там прокурор живёт. Так я теперь обо всех преступлениях в городе знаю.

Приятель начинает меня утомлять, хочу закрыть глаза и никого не слышать. Значит – развод, и Машка останется с ней. Никакой суд не оставит пятилетнюю дочь с отцом.

Ловлю себя на мысли, что совершенно не слушаю Генкин трёп. Пытаюсь сконцентрироваться.

- Вчера вечером видел Сашку Мартынова, у нас гаражи рядом.

Вот Генка, мудак, одно слово - замполит. Никак не может коротко. Мартынова я знаю, мой гараж тоже рядом. Сашка служит в военкомате. А чего он с дырки в обоях переключился на военкомат?

- Так вот, Сашка сказал, что с Чечни будут выводить всех срочников, теперь воевать будут только профессионалы, контрактники. Военкомат уже объявил набор. Вот я и говорю, давай наших ребят наберём с десяток -офицеров, спортсменов, афганцев, и пойдем.

Перспектива посвятить свою жизнь армии как-то не улыбается. Спрашиваю:

- А на сколько контракт?

- На полгода всего. Смотри, я уже всё продумал. Сейчас поживу у тебя, завтра поеду к Сашке, напишу заявление. Через пару недель уеду. Моя кикимора хватится, а меня - тю-тю - нет. Где? В Чечне. Вот тогда она локти кусать и начнёт. Ещё и капусты срублю, обещают хорошие деньги платить, каждый день по штуке боевых закрывать.

У меня перед глазами качается потолок. А что? Может быть, это выход? Почему бы не съездить, не повоевать и, если уж погибнуть, то умереть, как мужчина, на на войне!

Утром я отправляюсь в городской военкомат. Городок у нас небольшой,

все друг друга знают. Встретили меня, если не хлебом-солью, то с необычайной вежливостью и через пару недель я уже был на базе 135-го мотострелкового полка, где формировались и проходили боевое слаживание контрактные роты. Из моего города здесь человек пятнадцать, многих я знаю. У Рашида Шарипова в прошлом - Афган, он входил туда в декабре семьдесят девятого, с мусульманским батальоном. Андрей Шашорин воевал в Осетии, Митя Першин, в первую войну попал в мясорубку под Орехово, с Ермоловским батальоном.

Нас ждут палатки, получение обмундирования, техники, оружия. За неделю мы должны снова научиться стрелять, ползать, кидать гранаты, убивать ножом, прикладом, сапёрной лопатой. В нас должны проснуться рефлексы, некогда привитые в могучей и непобедимой Советской армии, но это в теории. На самом же деле первые полдня мы проводим на вещевом складе, где долго и нудно переругиваемся с пройдошистого вида прапорщиком. Обмундирование выдаётся по старому армейскому принципу большим - маленькое, маленьким - большое. Мне достаётся бушлат 62-го размера и такая же шапка. Этот принцип в русской армии соблюдается с незапамятных времён. Скорее всего, своим внешним видом мы должны устрашить противника.

Кого-то осеняет, налить прапору.

Из моей сумки извлекается фляжка со спиртом, после этого дело идёт веселее. Во второй половине дня поступает команда, пристрелять оружие. Подобревшие после каши и кильки в томате, российские рейнджеры тянутся в сторону стрельбища. Офицеров почему то не видно, занятия проводит Прибный.

-Хлопцы, едем на войну. А там, самый верный друг и товарищ, это ваш автомат. Вы с ним спите, ходите в сортир, и, если очень повезёт, даже к блядям. Из него вам придется стрелять, чтобы защитить себя и своих товарищей. Чтобы убить врага. Чтобы остаться в живых. А чтобы автомат не подвёл вас в

решающую минуту, он должен быть вычищен, смазан и пристрелян...

Из автомата он стреляет как Бог. С правого плеча, с левого. Садит с обеих рук. Одиночными. Короткими очередями. Длинными.

После стрельбища я знакомлюсь с вверенной мне боевой единицей.

По штатному расписанию я старший стрелок БРДМ-2, то есть бронированной разведывательно- дозорной машины, или братской могилы. Машина мне нравится, классный такой агрегат. Защищённая бронелистами, со всеми ведущими колесами, плавающая, прыгающая, да ещё и вооруженная двумя пулеметами. Собственно эти то пулемёты и ввергли меня в смущение. Срочную я служил в спортроте, пулемёты видел лишь в кино, поэтому имею о них самое смутное представление.

Как же из них стрелять?

Я сижу на броне, ногами в люке, и считаю птиц, ворон, другие здесь почему-то не водятся. Приходит мысль, изучить матчасть на практике. Соскальзываю в люк, прыгаю на «табуретку». Припадаю к резинке триплекса, в перекрестье прицела вижу брезентовые палатки, снующих людей.

- Огонь!

Поочередно жму кнопки электроспуска на рукоятке вращения башни. «Та-та-та-та-та!» — в моём воображении это бьет «малый» пулемет. И следом грохочет крупнокалиберный КПВТ: «Дах-дах-дах-дах!» Представляю, как пахнет порохом, слышу как по броне стучат стреляные гильзы. В туже секунду понимаю, это не гильзы, по броне бьют железякой. Высовываю голову из люка. Рядом с машиной толпа офицеров. В центре, некто, в костюме с галстуком и шляпе. На заднем плане мелькает испуганное лицо комбата. Меня озаряет, таким важным и с такой свитой может быть только ...президент России! Прыгаю на землю.

Шляпа укоризненно качает головой

-Это же потенциальный убийца, И таких людей вы посылаете в Чечню, для наведения конституционного порядка? Понимаешь...

Ко мне подбегает какой- то подполковник, с совершенно белыми глазами.

-Кто такой?! Какого х... ты тут на людей пулемёты наводишь?

-Да я... стрелок...

-Какой мудак ему пулемёты доверил? Хотите, чтобы он всех перестрелял? Немедленно снять!

Комбат делает страшное лицо, машет рукой:

- Брысь!

Свора движется дальше. Уф-фф! Пронесло.

Спрашиваю дневального, стоящего под грибком:

Сеня, что это было?

Чего?..

Кто этот, в шляпе? Главное лицо государства?..

Нет. Хуже! Правозащитник. Из Москвы.

Под вечер разбредаемся по палаткам. В печке-буржуйке потрескивают дрова, в открытом пологе виднеется холодное звёздное небо.

Утром появляется командир роты. Майор! Косая сажень в плечах. Красавец!

Прямо хоть сейчас на плакат „ Армия, это школа жизни!»

У нашего командира изрядно помятое лицо, зато он в новом комке, сверкающих гуталином берцах.

- Здравствуйте товарищи солдаты!

- Здра-ра- ра..!

Кто-то крикнул- генерал, кто-то- полковник. Шашорин кажется вообще послал его к матери, в общем, всем было по фигу. Ротный почему-то сразу начал кричать: