– Ду деберь-до вы видиде, чдо эдо бусинги? – прогундосила она.

– Боже мой, – всплеснула руками мама, – час от часу не легче!

– Надя, надо менять тактику, – просипела конспиративным шепотом Ба, – если мы не станем ругать ее за выходки, то она перестанет запихивать всякую дрянь себе в нос и уши.

Мама вздохнула. Она хорошо знала своих дочек и понимала, что хитростью их не проймешь.

– Давай хоть попробуем, – предложила Ба и обратилась к Гаянэ: – Какая ты красивая, Гаечка, и бусинки такие красивые. Так они тебе идут! – И восхищённо поцокала языком: – Тц-тц-тц!

Сестра запнулась на полушаге. Перевела недоверчивый взгляд от Ба к маме. Мама широко улыбнулась и кивнула:

– Очень красивая, очень!

– Да? – обрадовалась Гаянэ. – Ду догда я бойду еще боищу бусиног. Можед быдь, даже бубырцадые найду! Для вас!

– Только бубырцадых бусиног нам не хватало, – всплеснула руками Ба.

Маневр, конечно же, не прошел. Теперь взрослым нужно было не только следить за тем, чтобы Гаянэ не переусердствовала в подборе бижутерии, но вежливо и убедительно, чтобы не обидеть ребенка, отказываться обвешивать себя той растительной и околорастительной мелочью, которую она радостно притаскивала им.

Мы с Манькой и Каринкой на природе совсем распоясываемся. Потому что природа, в отличие от вазы на комоде, не ломается. Ну, по крайней мере, мы так считаем. Пока взрослые заняты готовкой, мы колобродим со страшной силой: то, завернувшись в пледы, скатываемся вниз по склону холма, а потом глаза долго в кучку собираем, потому что просвистеть с бешеной скоростью, перекатываясь с боку на бок, и не заработать себе тошноту и головокружение мало кто сумеет, то в речке купаемся, то грибов ядовитых полные карманы наберем, то еще какими несъедобными, зато жутко красивыми ягодами затаримся. А то, взобравшись на деревья, орем друг другу разные идиотские вещи.

– Нарка-а-а-а-а-а-а-а-а, – трубит Манька из густой кроны здоровенного бука, – ты красные панталоны надела или дома забыла?

– Наделаа-а-а-а-а-а! – ору я, болтаясь на хлипкой ветви лещины. – А ты надела свои зеленые панталоны-ы-ы-ы?

– Ага-а-а-а-а-а-а!!!

– А покажи!!!

– Щаз! – сварливо откликается Манька. – Сначала ты свои покажи.

– Я первая сказала!

– А я первая показать попросила!

– Ну вы ваще дуры, ваще-е-е-е-е! – отзывается Каринка со своего дерева. – Нашли о чем шуметь!

– А о чем надо было?

– Чего вы про панталоны врете?

– Нравится нам врать, вот и врем!

– Вруши-вруши… – Каринка на минуту смолкает, придумывая рифму.

– Кислые груши, – подсказываю я.

– Лопоухие уши! – не отстает от меня Манька.

– Ну вот, сами за себя и сказали. Вруши-вруши, уши как груши, – резюмирует Каринка.

– Га-га-га-а-а-а-а-а-а, – срываемся мы в дружный хохот. Очень нам нравится стихотворение про вруш.

Скоро начинает тянуть шашлычным духом, и мы резво ссыпаемся вниз. Через несколько секунд мы уже у стола – толкаясь локтями, занимаем стратегически важные места – подальше от всяких огурцов-помидоров-зелени и поближе к лимонаду. Папа несет большую эмалированную кастрюлю, ставит на краешек стола, торжественно поднимает крышку!!! А внутри, завернутый в тонкий лаваш и переложенный луком, лежит ароматный, сочный, вкуснючий шашлык. Вот где впору говорить «ммм»! Вот где надо, закатывая глаза и игнорируя попытки Ба соблазнить тебя то кусочком огурца, то ломтиком сыра, то зеленью, то еще какой полезной с ее точки зрения едой, пожирать хорошо прожаренное, пахнущее дымным костром мясо и запивать его пузырящимся, сладким лимонадом! И спешно, пока не замечают взрослые, облизывать стекающий с пальцев сок!

Папа с дядей Мишей обязательно выпивают по стопочке тутовки, произносят тост за женщин и детей и, удостоверившись, что никто не обделен шашлыком, приступают к еде.

– Приятного аппетита! – назидательно говорит Ба.

– Шпашибо! – отзываемся с набитыми ртами мы.

– Пожалушта!

С наступлением осени выезды на природу приобретают немного лихорадочный характер – впереди зима, и народ пытается наотдыхаться на свежем воздухе вволю. Поэтому ничего удивительного, что каждый погожий осенний выходной мы стремимся на природу – скоро с гор потянет холодным колючим ветром, облетят деревья, станет сыро и промозгло, а потом, на излете декабря, крупными хлопьями повалит недолгий, в тяжелые мокрые хлопья, снег.

В этом году конец октября выдался особенно прекрасным – стояла двадцатиградусная теплынь, клены по самую макушку обсыпали город и его окрестности багряным и золотым, с прощальными криками пролетали последние перелетные стаи. Городок расслабился и отдыхал – закончилась напряженная закаточная пора, урожай с полей убран, развеялся дынно-арбузный аромат над большим базаром. Погреба до отказа набиты припасами на зиму – орехами, медом, домашней ветчиной и бастурмой, сухофруктами и вареньями, соленьями, тушенкой собственного приготовления и прочими вкусностями. В пузатых дубовых бочках бродит игристое, молодое, но уже крепкое вино, в темных запотевших бутылях ждут своего праздничного часа наливки и домашний самогон. Природа словно замешкалась на секунду – передохнуть и понежиться в тепле, чтобы потом, нехотя, с тяжким вздохом, нагнать из-за холмов низкие темные облака и погрузиться в долгое, беспросветное ненастье.

Последнее воскресенье октября семейство Шац традиционно отводит визиту вежливости Ицхаковым – деду Амбо и бабушке Саре, Маниным бабушке и дедушке по материнской линии. Несмотря на неудавшийся брак детей, сваты сохранили между собой достаточно теплые отношения и стараются хотя бы раз в год, но обязательно встречаться. Дед Амбо и бабушка Сара живут в селе Паравакар. Паравакар в переводе с армянского означает «Старухин камень». Под камнем подразумевается высокий утес, у подножия которого раскинулось селение. Легенда гласит, что, когда в эти края пришли войска Арабского халифата, одна старушка обманным путем завела их на этот утес и, не дожидаясь расправы, бросилась в ущелье. С противоположной скалы враги просматривались как на ладони. Затаившиеся в пещерах лучники перестреляли часть непрошеных гостей, остальных добили подоспевшие ополченцы. Это дало маленькую, но передышку в затяжной войне, которую Армения с переменным успехом вела на протяжении многих веков – едва отбились от сасанидской Персии и Рима, пришли арабы, потом будут вероломная Византия, монголы, османы и снова персы – бесконечная, бесконечная война за выживание, тяжелая, изнурительная, кровопролитная борьба.

Там, где разбилась старушка, построили часовню, вокруг выросло селение, которое, как и утес, в память об отважной спасительнице назвали Паравакар.

У Маньки, куда ни глянь, везде примечательная родня. Дед Амбо – карабахский армянин. Бабушка Сара – шамхорская еврейка. На этой нервной почве на протяжении полувековых супружеских отношений в семье Ицхаковых идет непрекращающаяся полемика. Дети давно выросли и разъехались по разным городам нашей большой родины, народились замечательные внуки, а дед Амбо с бабушкой Сарой до сих пор не могут выяснить, кто до кого счастливо снизошел и «где бы ты был (была), если бы не я!». Восклицание сопровождается говорящим жестом, мол, оно и ясно, где бы ты был (была), в выгребной яме, где же еще!

Перефразируя Толстого, можно сказать, что все семьи одинаковы в своих странностях, но каждая семья сходит с ума по-своему. Можно много чего еще напридумывать на эту животрепещущую тему, но бесспорно одно – Ицхаковы могли дать фору любой плавно скатывающейся в неадекват семейной паре. И выиграли бы всухую.

Каждый бывалый паравакарец обходил дом Ицхаковых большой дугой. И этому были очень веские причины. Вот представьте себе ситуацию – собрался паравакарец за покупками. Продуктовый находится в центре села. К нему ведут две дороги. Одна, прямая и даже местами заасфальтированная, пролегает мимо дома Ицхаковых. По этой дороге, если ме-е-е-е-е-едленным черепашьим ходом или вообще по-пластунски, до магазина добираться пять минут. А вторая петляет по окраинам села, уходит в картофельные поля, путается в бурьяне и чертополохе, огибает соседское село Варагаван и, коварно пересекая в двух местах границу с Азербайджаном, форсируя вброд реку, возвращается в село, чтобы наконец-то благополучно уткнуться в сельпо. Любой нормальный человек выбрал бы первую дорогу, так? Так. Но стреляный воробей паравакарец выбирает тернистый обходной путь, потому что проще три часа петлять по невспаханным окрестностям и соседним республикам и явиться к прилавку с инкрустированным растительными залежами фасадом, чем пройти мимо калитки Ицхаковых. А всё почему? А всё потому, что дед Амбо – больной на голову в плане гостеприимства человек. Если с Амбо опрометчиво поздороваться, он вместо ответа начинает резать барана. Если не здороваться, он через забор сварливо интересуется, чего это ты его игнорируешь, и, пока ты придумываешь себе алиби, начинает резать барана. Попытки с бешеной скоростью просвистеть мимо калитки ни к чему не приводят – Амбо выскакивает в ворота, цепляет марафонца за шиворот металлическим набалдашником своей клюки и тащит в дом, попутно затевая очередное барановредительство.