— Ты бывал тут? — спросил Сергуню, и тот отрицательно замотал головой со спутанными, нечистыми волосами.
«Нет, — тут же подумал Филя, — не может Фрося этакое чудище нечесаное на свои пуховые перины приглашать… и сомневаться нечего… Но вот как в дом этот проникнуть, чтобы некоторые «вопросы поспрашивать» — наедине, разумеется?»
— Сергуня, а ты не знаешь, ты ведь здесь все знаешь, мне и Фрося тебя хвалила: славный, говорит, мужичок, пил бы поменьше, а так про всех знает. Вот как, видишь? Так хочу спросить, этот Плюшкин-то ваш, он один живет или с родственниками? И вообще, кто он? Откуда тут взялся? Фрося говорила, будто он появился в городе не так давно, это верно? И потом, если я, например, захочу зайти к нему, ну, в долг взять, мне тогда чего, звонить надо предварительно? Или просто постучаться в калитку? И как он деньги-то дает? Сам отстегивает или в банк клиента отводит?
— Так у него ж — юрист. Ты позвони, скажи, кто ты и откуда, тот проверит, чтоб без обмана, а потом и Плюшкин калитку откроет. При юристе, конечно, один — ни-ни, и не пробуй…
Сергуня несколько подозрительно посмотрел на Филиппа, будто в нем вдруг проснулось подозрение, что москвич, подобно Раскольникову, хочет зарубить процентщика топором. И предостерегает от необдуманного поступка. Как бы по-дружески. А в принципе, он, пожалуй, и не имел бы ничего против, чтоб ростовщика «замочили». Но это Филя так подумал — за Сергуню, сам-то тот вряд ли когда-нибудь читал Достоевского, разве что слышал?..
— Да нет, — засмеялся Филя, — ты чего думаешь, я его душить стану? Или резать? Своя жизнь мне дорога, как память. Я к тому, что хочу сообразить, понимаешь ли, на каком этапе у него начинается обман? Так ведь вроде все правильно и по закону, а получается, что все от него плачут. И все у него в долгу. Разве порядок? Честные банкиры так никогда не поступают. А еще эта ваша «Мега» паршивая. Всех ведь подставила! Мне Фрося и жалуется: хотела добро своей инвестицией кому-то принести, а пострадала. И — дважды. Ну, сам скажи, разве не так? Нешто порядок?
Сергуня стал чесать затылок — от раздумий и сомнений, не очень-то, видать, характерных для него, хоть и философ.
— Да оно-то да… — изрек наконец. — А ты к нему зайти, что ли, хочешь? Не советую, и тебя надует. Я сам не участвую, да у меня и нет ничего такого, чтоб проценты набирать. Ас бабой моей, эх! — он огорченно махнул рукой.
— А если б было под что-то, зашел бы?
— Так нет же. А у тебя, что ли, есть? Опять же прописка нужна… — подумал и добавил: — А, может, и не нужна.
«Нет, с «закладом» заходить — нет смысла, да и нет его, заклада. А навестить, тем не менее, надо».
— А вот откуда он, спрашиваешь? — Сергуня запоздало наморщил лоб, помогая себе думать. — Слышал, что из Дорогобужа. Пенсионер он, а прежде в милиции, говорят, работал…
«Вот оно, то самое… — сообразил Филипп. — Одна шайка-лейка… И там же, в Дорогобуже, «большой босс» — Крохалев. Гляди, как сходится! Один взаймы дает, а второй обкладывает свою жертву со всех сторон. Так ведь получается? А если еще, — вдруг мелькнула шальная догадка, — эти «банкиры» тоже как-то связаны с ментами, то картинка — лучше не придумаешь. Но это еще доказывать и доказывать… А сами они никаких своих контактов не покажут. Если только не прижать и не прижечь им… кое-что».
— Сергунь, а те, которые ходили к этому… Плюшкину, они чего говорили? Строго у того в доме? Собаки, поди? Или волки на цепях, как у атамана Шкуро?
— Скажешь тоже, — засмеялся Сергуня, не чуждый, оказывается, истории гражданской войны. — Какие там собаки? Сто запоров — и все. И вокруг камеры, говорили, просматривают.
«Вот это — уже дело. Как у тех родственничков Крохалева. Ну, весь-то периметр — это они вряд ли просматривают, но проверить все равно надо. Чуть позже, когда начнет темнеть… А пока можно навестить и дом Захарикова — на Трудовой улице. Интересно бы посмотреть заодно, как этот Лешка выглядит, чтоб нечаянно не спутать и не оторвать «причинные» части тела кому другому…».
— Оба, значит, гниды, говоришь? — спросил Филипп, и Сергуня, не раздумывая, кивнул, значит, твердо был уверен. — Показал бы, что ли, его?
— А это запросто, — быстро согласился фабричный сторож. — Скажу, что чужие, сам видел, проникли на нашу территорию, он и побегит…
— Так уж и «побегит»? — не поверил Филя, удивляясь словесному изобретению.
— А я говорю: побегит!
— Ну давай, обманывай, а как оправдываться потом перед ним будешь?
— А ты отойди в сторону, и я его позову. Вот увидишь, еще как побегит. — Он подошел к домофону на двери и, нажав нужные кнопки, закричал в микрофон:
— Ты слышь? Это я, Сергуня! Там на двор какие-то чужие приехали, шумят, как бы беды не было. А я побег! — Он торопливо перебежал через улицу и спрятался за кустами пожухшей и пыльной желтой акации. Обернулся к Филе и сказал со скрытым торжеством: — Сейчас увидишь…
И точно, из подъезда выскочил молодой еще человек в джинсах и зеленой, заметного цвета, футболке с закатанными рукавами и мобильником в руке, который прижимал к уху, — может быть, пытался в «Универсал» дозвониться? Он быстро огляделся и припустил рысью в том направлении, откуда пришли приятели.
— Ну вот, видишь? — радостно объявил Сергуня. — Догоняй, если хочешь. А я бечь не буду, мне — по хрену…
— А чего бежать-то? — Филипп пожал плечами, — ты мне лучше скажи, в какой квартире он живет? И про код на двери объясни, и можешь быть свободен, пока. Только Фросе ничего не говори, смотри, хорошее дело сорвешь. Я-то уеду, а ей здесь жить, значит, хорошую женщину оберегать надо от опасностей. Я уверен, что этот тип что-то знает такое, о чем даже думать боится. Вот ты и посмотрел бы, пока он «добегит и прибегит» обратно, — передразнил Сергуню Филя. — А поможешь, — еще бутылка «красненького» с меня. Ну, как?
И Сергуня, торопясь, выложил все требуемое Филей про квартиру Захарикова, а затем, получив «финансы» на очередную бутылку, сказал, что все будет как надо и он никому ничего не скажет, а особенно Фросе. Ей-то зачем зря волноваться? Такая забота даже порадовала Филиппа, и он с легкой душой отпустил Сергуню. Лишний свидетель тоже ни к чему.
«Поколдовав» у домофона, Агеев вошел в подъезд и, закрывая за собой дверь, посмотрел, как спокойно и независимо уходил в обратном направлении нечесаный сторож. Набор отмычек почти не звякал, туго завернутый в кусок ткани и надетый на пояс под спортивным костюмом. Рабочий инструмент, без него — никуда. Кстати, надо бы Фросю потом еще расспросить, она ведь была в доме ростовщика, что там у него и как?..
У двери на втором этаже остановился и на всякий случай прислушался: вдруг в квартире еще кто-то, помимо Лешки, был? Нажал на кнопку звонка. Но кругом стояла тишина. И тогда Филя применил мастерство «домушника», без скрипа и звяка открыв дверь. Входя в квартиру, он еще толком не знал, что собирался найти в ней. Какой компромат? Документы? Но вряд ли Захариков хранит их у себя дома. Если только в сейфе? Но если таковой имеется, придется и его вскрывать.
Осматривая внимательно типовую двухкомнатную квартиру, — сам, было дело, жил в такой же, — Агеев вспоминал зрительно, где в ней наиболее укромные уголки? То есть, где бы сам при острой нужде сейф замаскировал? Стены тонкие, долбить их — это прямой путь к соседу. Значит, надо осмотреть встроенные шкафы. В них обычно верхнюю осенне-зимнюю одежду держат, а она ловко закрывает заднюю стенку. Можно просто поставить на пол и сверху тряпок набросать, обувь свалить — кто в ней копаться станет?.. А еще — на кухне, в один из столов заделать. Или — под мойку, где обычно ведро для отбросов держат.
Сказал вот и тут же похвалил себя: «Ай да Филя, ай да молодец, сукин сын!» Прямо за помойным ведром стоял железный ящик. Точнее, лежал, — плоский был сейф, примитивный, такие в старых провинциальных бухгалтериях обычно кассирши держали возле своих ног.
Ведро было выставлено из-под мойки, и Филя слегка «углубился» под нее. Замок трудностей не представил. Крышка со скрипом поднялась — старые петли, несмазанные. Внутри лежали несколько папок-скоросшивателей. Филипп немедленно выгреб их из нутра, проверил, не осталось ли чего, и закрыл крышку на замок.
