— Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. — Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.

— Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!

— А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!

— Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.

— Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.

— Так затея-то ваша!

— А ты что — испугался?

— Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш — русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.

— Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?

— А ты наливай!

— Успеется, Андрюха, успеется! Алкоголь туманит разум, ты чего-нибудь забудешь, или нафантазируешь! И должен же я определить, сколько именно ты заслужил.

— Спрашивал, кто именно командовал группами захвата. Достал фотографии и показал мне их. Там в основном Каргатов и ты. Это те, что менты наснимали. Ну, я… — он замолчал.

— Ну, и ты… — подсказывал я.

— В горле пересохло, — прохрипел Калина, и выразительно потер горло, — смочить надо.

— Потом.

— Не могу говорить. Пойду поищу «смазку». Бывай, садист! — он приподнялся, чтобы выйти.

Я сидел и молча смотрел на него. Спиртного он вот так, с бухты-барахты, сейчас нигде не найдет, поэтому выдержим паузу. И он тоже знает, что вернется сюда же.

— Ну, я пошел? — спросил Андрей.

— Андрей, пока я ничего нового не услышал. Я же сказал, что все у тебя будет, только расскажи. А то возьму бутылку, и пойду к начальнику штаба, он мне все без фантазий расскажет. Годится?

— Вас что в ваших школах, всех так учили? Это же изуверство! — голос у него стал нормальным

— Учили, учили. Учили психологии, анализу, умению прогнозировать.

— Да? — голос скептический. — И что, по-твоему, я ему сказал?

— Ты сказал, что было темно, и ты не разглядел, кто именно командовал группами. И еще, ты врубил такого «дурака», что только, пожалуй, слюну не пускал. Сказал, что у тебя после контузий плохо с памятью на лица, и вообще, страдаешь «куриной слепотой». А также заявил, что справка о контузиях и ранениях есть в твоем личном деле. Так?

— Так, — он задумчиво потер небритый подбородок. — Только вот про «куриную слепоту» я не додумался. А ты откуда знаешь, что я там говорил?

— У тебя это на лице написано.

— Ну, контрразведка, ты и даешь! — он уважительно посмотрел на меня и покачал головой.

— А ты как думал! Не лаптем щи хлебаем! Давай дальше.

— А дальше этот все расспрашивал, как мы заходили в дом.

— Ну, а ты?

— Все как по закону. Окружили дом. Постучались в дверь, попросили вынести документы, мол, нет ли у них оружия. Естественно, через дверь представились. А они стали в нас стрелять. Ну, мы в ответ и открыли огонь, — глаза у Калины при этом были честные, поза искренняя, ну, а лицо честное-честное, прямо как у пионера.

— Если бы я тебя не знал, и не знал, как все было на самом деле, то поверил бы, — я усмехнулся.

— Он еще спрашивал, не кидали ли мы гранаты в окна, двери домов.

— И что ты сказал?

— Я ответил, что не кидали. И что они сами себя взрывали. И двери окна вынесены взрывом. Вот так.

— И что он еще сказал?

— А потом он понес какой-то бред, что мы не имели право их задерживать. Что они не бандиты, а участники незаконного вооруженного формирования.

— И что?

— Тут второй прокурорский включился. Они сыпали цитатами из уголовного кодекса.

— На тему?

— Этот, который «не наш», говорит, что здесь нет бандитов. Второй ему отвечает, что это вопрос спорный и законодателями толком не освещен, что все это можно трактовать по-разному. В чем тут «фишка», я не «просек».

— Эта «фишка», Андрей, заключается в том, что если участник НВФ…

— Чего-чего?

— Незаконного вооруженного формирования добровольно сдает оружие, согласно уголовному кодексу, и нет на нем крови, то он не преследуется по закону. А вот ежели бандит сдает оружие, то это всего лишь смягчающее обстоятельство. Не более того. Врубился?

— Врубился теперь. Этот тянет на то, что все они — участники как его?…

— НВФ.

— Вот. НВФ. И поэтому они сейчас пишут, что они хотели сдать оружие добровольно, или уже сдали, а мы их, значит — того. Заперли в камеры. Это хотел сказать?

— Это.

— У-у-у! — Он протяжно завыл. — Слушай, а ведь какая сука-то! И если он это докажет, то выпускаем и кланяемся в ножки, мол, виноватые мы! Так?

— Нет, Андрей, не так. Все они уже прошли процедуру «очистки»! То есть применяли к себе процедуру амнистии. А амнистию к человеку можно лишь один раз применять…

— Это как с приватизацией квартиры. Только один раз в жизни, — разведчик понятливо кивнул головой.

— Вроде этого. И вот они уже состояли в НВФ, то сейчас снова такую же штуку не провернуть. Кишка тонка! Плюс сами они давали показания, что готовили нападение на Чечен Аул. Так что, извините, этот номер здесь не прокатывает. Участие в банде, где все роли распределены, долгий устойчивый замысел. Они желали наступления последствий — нападения на село. Накапливание оружие, сбор данных, втягивали в банду новых участников.

— Слушай, — в глазах у него появилась зеленая тоска, когда я начал рассуждать по поводу бандитизма, — а может мы их того… «При попытке к бегству», а? Всех. Массовый побег, тут часовые и рядом стоящие военнослужащие открыли огонь. И все. А?

— Нельзя, мужик, нельзя. Чего-нибудь еще спрашивали?

— Он снова фото достал и спрашивает, мол, кого я тут знаю.

— Те же самые?

— Те же самые, — подтвердил он, — ну, я снова «на тормоз» встал. Не знаю, не ведаю. Плохая память.

— Он записывал? Ты что-нибудь подписывал?

— Нет. Ничего не записывал, ничего я не подписывал. Это что-нибудь значит?

— Если бы ты сообщил что-нибудь ценное, то, думаю, он бы записал. Составил протокол допроса свидетеля, а потом бы и подписал.

— Меня научили, что писать я должен лишь рапорт на отпуск. Ну, и еще. От свидетеля до подследственного — один шаг.

— Это правильно! — я потянулся.

— Выпьем? — в голосе его надежда.

— Выпьем. Может, что еще вспомнишь.

Я достал бутылку спирта. Налил половину большой армейской алюминиевой кружки. Столько же добавил воды. Сверху положил ладонь. Началась реакция. Когда спирт смешивается с водой выделяется тепло, жидкость становится мутной, при этом нежелательно, чтобы был доступ воздуха. Некоторые добавляют кусочек сахара-рафинада. С одной стороны как катализатор, с другой — как абсорбент. Вообще полное смешивание происходит лишь спустя сутки, но кто же будет ждать, когда оно тут все смешается! Это уже из области пыток. Смотреть сутки как спирт смешивается! Пытка для русских мужиков!

Ладонь почувствовала, что снизу греет.

— Ну, как? — в голосе Андрея такая надежда.

— Нормально. Греет! Сейчас минута и все.

— Откуда спирт-то? — Калина жадными глазами смотрел на кружку, казалось, что реакция происходит благодаря его испепеляющему взгляду.

— Я связистов обслуживаю. Пришел к мужикам попрощаться, сказал, что в Чечню еду, вот они и презентовали немного спирта. И не технического, а ректификат — высочайшей очистки. Медицинский. Где они его уперли — не знаю.

— У медиков и уперли. Где еще такой спирт найдешь! — казалось, что Калины вот-вот закапает слюна, как у голодной собаки, когда она смотрит на мясника, разделывающего мясо. И взгляд был голодный и в то же время умиротворенный.

Мы выпили. Я понимал, что сейчас начнется напряженный рабочий день, а, может, он опять растянется на трое суток, поэтому лишь пригубил, поддержать компанию.

— Есть у меня друг, тоже связист, но военный. Прапорщик Омельченко Женя. Сейчас в Улан-Удэ служит. В первую кампанию воевал. Под конец войны загнали его, а он был начальником радиостанции, в горы. Там перепад высот бешенный, вот он на бугорке и стоял. Этим работал, как…! — Андрей щелкнул пальцами, вспоминая название.