Агата Кристи

Печальный кипарис

Питеру и Пегги Маклеод посвящаю

Уходи, улетай, смерть!
Где печальный стоит кипарис,
Дай мне в землю спокойно лечь!
И тогда, о мой дух, испарись!
Пусть ветки тиса обовьют
Мой саван.
С любимой смерть я разделю
Как славу.[1]
В. Шекспир. «Двенадцатая ночь», акт II, сц. 4

Пролог

– Элинор Кэтрин Карлайл, вам предъявляется обвинение в убийстве Мэри Джерард, совершенном двадцать седьмого июля сего года. Признаете ли вы себя виновной?

Элинор Карлайл стояла, гордо подняв изящную темноволосую голову, бесстрашно глядя на судью бездонными синими глазами.

В зале повисла тишина – напряженная, многозначительная тишина.

Сэра Эдвина Балмера, защитника, охватило тревожное предчувствие.

«Боже мой, – подумал он, – она готова признать себя виновной… У нее сдали нервы…»

Элинор Карлайл чуть сдвинула тонкие брови и разжала губы:

– Я не виновна.

Защитник с облегчением вытер платком лоб.

Обвинитель сэр Самьюэл Аттенбери стоя излагал суть дела, обращаясь к суду:

– Позвольте, ваша светлость и господа присяжные, сообщить, что двадцать седьмого в три тридцать пополудни Мэри Джерард скончалась в Хантербери, Мейденсфорд…

Его голос, звучный и приятный, лился и лился, обволакивая сознание. Элинор почти ничего не воспринимала. Лишь отдельные случайные фразы:

– …Дело до чрезвычайности простое… Обязанность обвинения подтвердить мотивы и благоприятствующие обстоятельства…

…Ни у кого, кроме обвиняемой, насколько можно судить, не было никаких мотивов убивать эту несчастную девушку – Мэри Джерард. Юное существо с чудесным характером, всеми любимое, не имевшее ни единого, можно сказать, врага…

«Мэри, Мэри Джерард! Каким далеким все это сейчас кажется… и каким нереальным…»

– …Особое внимание прошу уделить выяснению следующих обстоятельств.

Первое. Какими возможностями и средствами располагала обвиняемая для того, чтобы дать жертве яд?

Второе. Что именно послужило мотивом преступления? Я обязан представить свидетелей, которые помогут вам установить истину в этом деле…

…Что касается отравления Мэри Джерард, я приложу все усилия, чтобы доказать, что ни у кого, кроме обвиняемой, не было возможности совершить это преступление.

Элинор казалось, что ее окутал плотный туман, сквозь который до нее долетали лишь отдельные слова.

– …Сандвичи… Рыбный паштет… Пустой дом…

Будто через тяжелое толстое покрывало слова булавками вонзались в ее сознание.

Зал суда. Лица. Целые ряды лиц! Среди них выделяется одно – с большими черными усами и проницательными глазами. Эркюль Пуаро, слегка склонив набок голову, задумчиво следит за ней.

«Ну ясно: старается понять, почему я это сделала… Пытается проникнуть в мои мысли, чтобы узнать, о чем я тогда думала, что чувствовала…» – подумала она.

«Что чувствовала?.. Какое-то затмение – затем чуть болезненное ощущение от шока…»

Она увидела лицо Родди… родное, милое лицо… длинноватый нос, выразительный рот…

«Родди! Всегда Родди – всегда, с тех самых пор, как себя помню… да-да, с тех самых дней в Хантербери – среди кустов малины, наверху, где водились кролики, и внизу – у ручья. Родди – Родди – Родди…»

Есть и другие знакомые лица! Свежая веснушчатая физиономия сестры-сиделки О'Брайен: рот слегка приоткрыт, шея вытянута вперед. У сестры Хопкинс очень чопорный вид – чопорный и неумолимый. Лицо Питера Лорда… Питер Лорд, такой добрый, такой благоразумный, такой… успокаивающий! Но сегодня он выглядит… как бы это выразить… потерянным? Да – именно потерянным! Как он глубоко все это переживает! А ей, главному действующему лицу, абсолютно все равно!

Она совершенно спокойна и холодна, хотя и находится на скамье подсудимых и ее обвиняют в убийстве.

Но вот в ней словно что-то шевельнулось: мгла, окутавшая ее сознание, стала рассеиваться. Она на скамье подсудимых!.. И люди, люди…

Люди… Их горящие глаза пожирают ее, Элинор, их рты приоткрыты. Они с затаенной жестокой радостью слушают, что говорит о ней этот высокий человек с иудейским носом. Да, да, для них это всего лишь щекочущее нервы развлечение.

– Факты в этом деле абсолютно ясны и не вызывают сомнений, – говорил этот человек, – я коротко изложу их вам.

С самого начала Элинор стала вспоминать: «Начало… Начало? Тот день, когда пришло это ужасное анонимное письмо. Это и было началом…»

Часть первая

Глава 1

1

Анонимное письмо!

Элинор Карлайл стояла, держа в руке распечатанное письмо. Она никогда еще не сталкивалась с подобными вещами. Оно было написано на дешевой розовой бумаге, почерк корявый, куча ошибок.

Какая гадость!

«Это – чтобы предупредить вас. Я не называю имен, но существует Кое-кто присосавшийся к вашей Тетушке, и если вы не позаботитесь, Лишитесь Всего. Девушки очень Хитры и старые леди размякают, когда они к ним подлизываются и льстят им. Что я говорю – это вы лучше приезжайте и увидите сами, что кое-кто собирается обобрать вас… и молодого джентльмена… зацапать то, что Ваше по праву – и Она Очень Хитрая и Старая Леди может Загнуться в любую минуту.

Доброжелатель».

Элинор продолжала с гримасой отвращения вчитываться в корявые строчки, но тут открылась дверь, и горничная объявила: «Мистер Уэлман». Вошел Родди.

Родди! Как всегда, когда она его видела, ее охватывал легкий трепет, внезапное ощущение блаженства, но она знала, что не должна выдавать себя и что ей обязательно нужно сохранять равнодушно-бесстрастный вид. Ведь совершенно ясно, что, хотя Родди и любит ее, его чувство к ней совсем не такое, какое испытывает она. От одного лишь взгляда на его лицо все в ней переворачивалось, и сердце начинало бешено колотиться, почти болело от счастья. Ей и самой было странно и непонятно, что этот совершенно обыкновенный молодой человек так на нее действовал. При его появлении оживал мир, а звук его голоса вызывал желание… чуть ли не плакать… Но ведь любовь, кажется, должна приносить радость, а вовсе не боль, даже если это такая вот сумасшедшая любовь…

Ясно одно: нужно очень, очень постараться показать свое безразличие или даже пренебрежение. Мужчинам не нравится преданность и обожание. И Родди уж точно этого не любит.

– Привет, Родди! – небрежно бросила она.

– Привет, дорогая! У тебя такой несчастный вид. Счет пришел?

Элинор покачала головой.

– А я думал, это счет, – сказал Родди. – Все-таки середина лета, когда танцуют феи и как из рога изобилия сыплются счета.

– Вообще-то я получила нечто не менее противное, чем счет, – сказала Элинор. – Анонимное письмо.

Родди вскинул брови. Его живое лицо застыло.

– Нет! – воскликнул он с отвращением.

– Да, очень противное… – повторила она и шагнула к стулу. – Пожалуй, лучше его порвать.

Она могла бы сделать это – и почти сделала, – ибо появление Родди не должно быть осквернено этим мерзким письмом. Она могла бы выбросить его и больше о нем не думать. И Родди не стал бы ее останавливать. Его природная деликатность была куда сильнее любопытства. Однако она, сама не зная почему, решила иначе.

– Может, все-таки прочтешь? – предложила она. – Там насчет тети Лоры.

Родди опять удивленно поднял брови.

– Насчет тети Лоры?

Он взял письмо, прочитал и, брезгливо поморщившись, вернул его Элинор.

вернуться

1

Песня шута из пьесы «Двенадцатая ночь».