— Ты принял решение — понял меня поднявшийся сюда Панасий Фунрич и облегченно выдохнул.

— Ага — кивнул я, продолжая улыбаться — Я принял решение. Мы заходим в бункер.

— Разумно…

— Экспедиция в вымороженный город продолжается — улыбнулся я чуть шире — Выдвигаемся через два часа.

— Тебе понадобится что-нибудь?

— Веревка — машинально ответил я, погружаясь в столь же глубокие, как и недавно размышления, но на этот раз они были куда более конструктивными — Мне нужна веревка и свет. Много света…

— Много света — повторил Панасий и взглянул на остальных — Вы слышали Охотника…

Старики зашебуршились, принявшись натягивать подсохшую одежду. А я продолжал потягивать остывший горчащий чай и прикидывать, какие именно сюрпризы может преподнести нам давным-давно вымерший бункер чужой цивилизации. Как не смешно, но на ум приходили лишь различные удобства вроде горячего душа и не слишком удобных металлических скамеек — сказывался опыт прошлых вылазок…

***

— Господи — выдохнул Гордиян и начал обмякать.

Я потянулся к нему, но подхватить успел уже у самого бетонного пола, где старик и застыл на коленях, вцепившись мне в руку и глядя перед собой. Зажатый в другой его руке дрожащий старый фонарик испускал упершийся в ледяную глыбу луч света.

— Тише — пробормотал я, слегка встряхивая уставшего замороченного деда — Тише, Гордиян. Им уже не помочь.

Странные дела творил этот лед, что порой казался пластичным. Вот и сейчас наплывший на мертвые тела в углу лед почему-то не помутнел, сохранив нереальную прозрачность. В результате луч фонаря легко проник в ледяную толщу и высветил четыре детских и одно женское тело. Мертвые сбились в кучу, сжавшиеся дети скрючились в одинаковых одеялах, приникнув к пытающейся обнять всех сразу женщины с распущенными длинными волосами. Так они и умерли. Трагичное ледяное полотно, что встретило нас в самый неподходящий момент — в момент истощения Гордияном как физических так и ментальных сил.

— Тише — вопреки собственным словам я встряхнул его чуть сильнее и, напрягая мышцы, начал поднимать — Тише, Гордиян. Меньше эмоций. Ладно? — перекрыв собой вид на мертвых, я повторил — Меньше эмоций. Пожалуйста…

Хапанув ртом воздух, Гордиян сипло выдохнул:

— Да… да… — и тут же закашлялся.

— Проклятье — пробормотал я, решительно толкая старика назад, одновременно опуская его на нагруженные веревкой, продовольствием и инструментами костяные легкие нарты на широких полозьях. Гордиян не противился, но как завороженный кривил и кривил шею, пытаясь снова увидеть вмороженные мертвые тела. Шепча ругательства, я укрыл его шкурами, развернул нарты и потащил их за собой по пустому широкому коридору, что шел в темноту. Стоящий на нартах фонарь с рычагом освещал небольшое пространство, отчего я, наклонившись вперед, налегая на ремни, шагал на самой границе света и тьмы, будто стремясь убежать во тьму от догоняющего света.

— Они… — слабо пробормотал Гордиян и снова хрипло кашлянул.

— Закутай лицо! — крикнул я, не оборачиваясь — Дыши носом! Медленно и неглубоко!

— Зачем назад? Давай туда… дальше… я в порядке… в порядке я!

— Ага — пробормотал я и снова чертыхнулся — Ведь знал же! Знал! Дыши медленно! Дыхание ровное и спокойное!

Не холод губит здешних стариков, а чрезмерные физические нагрузки и яркие эмоции. Испуг, злость, азарт и даже внезапная большая радость… все это опасно. Им нужно вести размеренную и предсказуемую на многие дни вперед жизнь. Пусть скучновато, зато без пагубного перевозбуждения для сердца и мозга.

Мы вошли в бункер вчетвером. Через сорок метров уселся передохнуть самый крупный из сопровождающих нас луковианцев. Он продолжал улыбаться, но его неестественно расширенные глаза и странно громкий голос дали мне понять, что этого пора возвращать в промежуточный лагерь.

Второй сопровождающий прошел с нами пятьсот метров, если верить тоненькой ненадежной веревке, служащей нам нитью Ариадны в этом ледяном аду. Но затем он откровенно сдался, усевшись рядом с парочкой сплетенных трупов и… заплакав так, как это умеют делать только старики — беззвучно, деликатно, стараясь сдерживаться, но при этом от их плача рвалось на части сердце.

Заплутать я бы не смог при всем желании и через десять минут уже пропихивал вялого Гордияна в расширенную дыру в стене. Кричать не пришлось — нас уже ждали и старика тут же приняли, вытащив, подняв на ноги и тут же втолкнув под меховой полог теплой палатки.

— За мной не пускать! — рыкнул я и незнакомый мне луковианец с лопатообразной заиндевевшей бородой торопливо закивал.

Взгляд зацепился за прикрытый шкурой продолговатый холмик у края обрыва. Уже приготовленная веревка лежала рядом.

Поняв, я спросил:

— Кто?

— Варно… — тяжко вздохнул старик и провел рукавицами по глазам.

— Тот что…

— Он держался сколько мог.

— Тот что вернулся вторым, да?

— Он все не мог успокоиться и продолжал плакать… а потом выпил чай, прикрыл глаза, улыбнулся… помолчал… извинился… и умер.

С шумом выпустив воздух, я сделал медленный осторожный вдох и выставил перед собой ладонь, останавливая шагнувшего вперед старика:

— Оставайся здесь. Наблюдай. Никого не пускай.

— Так я сменный. С тобой пойду!

— Нет! — отрезал я и ткнул пальцем в вылезшего из палатки Панасий — Ты слышал меня?

— Идти одному неразумно, Охотник.

— Хватит — качнул я головой — За два часа два изнемогших и один умерший… Гордиян кашлем давится. Это не поход…

— Идти одному опасно.

— Я осторожно — пообещал я и втянулся обратно — Дежурьте. Если что — дам сигнал светом. Если не вернусь через три часа — желтая тревога. Если не приду еще через час — начинайте меня искать. До этого не дергайтесь и никого за мной не посылайте.

Помолчав, глянув на мертвое тело под меджвежьей шкурой, Панасий тяжко вздохнул:

— Уверен?

— Уверен — проворчал я уже стоя по ту сторону толстенной стены — Здесь и без того хватает трупов. Вы страхуете. Я исследую.

— Да будет так… но через три часа мы выдвигаемся на поиски.

Кивнув, я махнул на прощание и заторопился по уже не раз хоженой за последние часы дороге.

Мы продвинулись совсем неглубоко, если замерять расстояние по прямой. Но убили два часа на неторопливое исследование боковых помещений. Планировка простая до тошноты. Два прямых основных коридора соединенных вместительными залами, что были снабжены всем необходимым для краткосрочного обитания чуть ли не всего населения городка. Жители были здесь же — безнадежно мертвые и сохраненные холодом в первозданном виде. Никаких следов разложения — а я осмотрел не меньше сотни трупов, если это позволяла сковывающая их ледяная броня. Более того — с каждым шагом, с каждым встреченным трупом и с каждой новой находкой я убеждался, что скорей всего холод их и убил.

А затем, примерно минут пятнадцать назад, мы с Гордияном окончательно убедились в этом, наткнувшись на еще одну трещину, что делила подземное убежище поперек, расколов как внешние, так и внутренние стены. Оба основных коридора оказались перебиты, но обвала не случилось — во всяком случае серьезного. Небольшие обломки не в счет. К тому же они были убраны к стенам, что говорило о многом. Там же — по два в каждом коридоре — нашлись и убедившие нас в «теории холода» находки. Двойные рычаги. Пара в этом коридоре. Еще одна пара строго напротив — во втором дублирующем проходе. Здесь вообще все дублировалось в целях безопасности — коридоры, системы освещения и обогрева. Вот только, похоже, никто не мог ожидать, что разнесенные на четыреста метров друг от друга, размещенные на противоположных поперечных стенах убежища системы жизнеобеспечения окажутся уничтожены одной зияющей трещиной, что достигала ширины чуть больше метра. За кирпичными стенами обнаружилась частая стальная решетка, мертвые искореженные шестерни со следами алой смазки, а дальше луч фонаря уперся в еще одну решетку и еще одну кирпичную стену. Еще дальше шли обломки природного камня…