Билл начал захлебываться в слезах. Не было сил сдерживаться, и он всхлипывал. Он рыдал. Рыдал так, как плачут только от большой радости или от горя, и это услышала Симона. Она сама пыталась придти в себя, возвращаясь в свою спальню. Слышала и, прижавшись к его двери лбом, просто стояла, слушая его рыдания, и слезы по ее щекам скатывались на пол. Как же она понимала этого мальчика. Понимала, насколько он сейчас растерян. Понимала, как душа его мечется, не зная, что будет дальше.

А потом Симона не выдержала и, толкнув дверь, тихонько вошла к Биллу. А он, так и сидел возле кровати на полу, уткнувшись лицом в руки, содрогаясь всем телом от плача. И все так же перед ним лежали фотографии. Его и брата.

Симона коснулась плеча Билла.

– Родной, все хорошо, слышишь? Все будет хорошо, – и почти сразу Билл поднял голову, взял Симону за руку, чуть притянул к себе вниз, и после того, как она села рядом пол, обнял в порыве, уткнувшись заплаканным лицом ей в плечо. И Симона прижала вздрагивающие плечи парня к себе.

– Все будет хорошо, – она гладила его по спине, и Билл, молча кивал, не отрываясь от нее и все так же вздрагивая.

– Милый, ты для меня такой же, как Томка, и люблю тебя так же. И Том тебя любит. Ты будешь с нами, ты всегда будешь с нами.

Это был шепот. Такой же нужный Биллу, как и тепло родных рук.

– Я не буду ему ничего говорить по телефону… – всхлипнул Билл, когда начал чуть успокаиваться в теплых руках.

– Все правильно, милый… Ты умница… О таких вещах лучше с глазу на глаз.

Билл кивнул.

– Я понимаю… конечно… – он чуть расслабил объятия, и Симона отпустила племянника из рук.

Он сел на пятки, чуть всхлипывая и вытирая глаза, Симона смотрела на этого замечательного, почти ребенка, и сердце от нежности просто таяло. Убрала влажные волосы с его лба и Билл глянул на нее, чуть виновато и смущенно, улыбнулся сквозь слезы.

– Спасибо, Симона… Я очень рад, что у меня есть вы с Томкой. Это невероятно просто и так замечательно на самом деле…

– Я тоже очень рада, Билл. Ты даже не представляешь… ты для меня частичка моей сестры, которую мне так и не довелось узнать. И я благодарна богу, что он, дал возможность встретить в этой жизни тебя.

Билл выдохнул, чуть улыбнулся, опустил голову, а потом откинул челку, и кивнул.

– Я и до этого был ему благодарен за вас обоих… Ты на самом деле не представляешь, что вы значили для меня и до этого… а вот теперь, это действительно такое для меня нужное очень, и невероятно важное… – проговорил он, глядя в глаза Симоны. И она понимала, что на самом деле Билл говорил то, что у него сейчас на душе было. Не смотря НИ НА ЧТО.

– Понимаю, Билл, понимаю… По себе понимаю, если хочешь…. И, я думаю, что все будет хорошо на самом деле… Только я очень тебя хочу попросить, милый… Знаю, что может пока об этом говорить рано, но мне очень важно, чтобы ты мне пообещал одну вещь…

– Какую? – Билл смял пальцами футфолку на животе, чувствуя, что речь пойдет о Томе.

– Пообещай мне, что как бы, и что бы вы не решили с Томом… ты останешься с нами. Тут. С нами жить будешь. Пообещай, милый… Мне это очень важно, и я думаю, что Том тоже, в любом случае не захочет тебя отпускать, понимаешь? Пообещай… и я буду спокойна…

Билл чуть опустил голову, сжал веки, чувствуя, как по всему телу прошла холодная дрожь. Чуть расслабился и кивнул. Потом поднял голову и посмотрел на Симону.

– Хорошо… я обещаю…

Симона наклонилась и взявь лицо Билла в ладони, прикоснулась к его щеке губами.

– Спасибо, Билл… мне это очень важно…

Билл остался один в комнате, чувствуя, что после разговора с Симоной стало чуть полегче. Глаза были все еще влажные, хотелось курить. Так, как за все эти дни не хотелось…

Он вышел на кухню и залез на подоконник. И зажмурился от мурашек. Этот подоконник, на котором так любил сидеть его Том, был для Билли почти святым местом.

Залез, зажав в руке пачку сигарет, и замер на пару минут. Он не стал зажигать свет на кухне. Хотелось вот именно так. Одному и что бы было темно…

Он еще не подключил мобильник, хотя и знал, что, скорее всего не дозвонившись ему, Том будет звонить Симоне, чтобы удостоверится, что все нормально в больнице. Но пока было тихо и Биллу очень хотелось, чтобы тогда, когда Тому захочется позвонить, Билл уже смог бы включить телефон, понимая, что теперь он при разговоре будет спокойным и Том ничего не заподозрит.

Достал зажигалку из карманов джинс, бережно вложил в губы сигарету и выбил огонек. Приблизил его к лицу, не донося к сигарете и замер, заворожено глядя на трепещущее маленькое пламя. Оно трепетало так же, как и его душа сейчас. Трепетала, боясь, что то, что происходит сейчас – разведет их с Томом, по разным берегам их чувств и желаний.

Было страшно и еще было такое не знакомое, и в то же время теплое чувство от слова «брат», которое не уходило из головы. Теплое и тянуще болючее… БРАТ… Том – брат…

Зажигалка нагревалась и пришлось подкурить и затушить ее, что бы не обжечься.

Он затянулся, в первые, почти за полтора месяца, и почувствовал, как закружилась голова. Выдохнул. Закрыл глаза, стараясь подавить эту карусель в голове. Необходимо было заставить не нагружать себя мыслями о дальнейших отношениях, прежде всего, нужно было дождаться Тома… Но необходимо было и самому понять свое отношение к этому.

***

Том чувствовал, что сейчас действительно грохнется в обморок. От всего. От этого взгляда темных глаз, которые умеют смотреть в его душу, от тепла дыхания, от запаха, сводящего с ума, и от слов… ТАКИХ слов. Он сжал пальцами футболку на спине Билла и боялся, что сейчас все это исчезнет и он проснется… пусть так, пусть знает… на только пусть будет ТУТ и СЕЙЧАС… пусть…

– … ты… – выдох в открытую шею, дрожащий выдох, такой не простой,– … знаешь…

– Знаю, родной… знаю… – рука на затылке, судорожно сжатые на дрэдах пальцы.– … теперь я знаю.

– Прости… прости меня… я не мог сказать. Не мог… – Опершись лбом в теплое плече, так и не отпуская сжатой в пальцах футболки.

– Все хорошо… мы вместе, Том… Слышишь?

Том кивал. Кивал, и чувствовал, как боится сейчас оторваться от Билла.

Всплыло, так четко и ясно, то, что пытался в себе заглушить, что давил в себе, вольно или не вольно, днями, неделями – клятва.

Вот оно, то, чего так боялся Том. И поэтому страшно было оторваться от тела, которое его сводило с ума раньше, и сводит сейчас. Он знал, что потом не сможет себе позволить себе сделать этого ВОТ ТАК, еще раз. Не должен позволить. НЕ ДОЛЖЕН.

А Билл чувствовал состояние Тома. И оно, как всегда раньше, передалось ему. И, наверное, поэтому он вцепился в Тома почти мертвой хваткой. До боли вжимаясь в любимого мальчишку.

– Тебя совсем отпустили? Совсем? – шептал Том, так до конца и не веря в реальность происходящего.

– Да, зай, я уже два дня дома, просто не хотели тебя волновать этим, промолчать решили. А ты раньше прилетел, да?

– Да, я чартер зацепил. И тоже решил промолчать, думал завтра с утра к тебе в больницу ворваться.

Билл улыбнулся, и чуть расслабил объятия, услышав шум приближающегося лифта. Это заставило немного придти в себя.

– Родной, давай зайдем.

– Да, конечно, – Том разжал пальцы, и сразу повернулся назад, к сумкам, не глянув в глаза Биллу. Занес поклажу, а Билл закрыл за ним дверь на замок.

– Как практика? – тихонько спросил Билл и нервно сглотнул, глядя, как Том расстегивает на себе курточку.

– Нормально, зай. Нужно отписаться по ней нормально, и все, конец второго курса, – Билл отступил назад и встал в проходе на кухню, опершись о дверь.

– Хорошо, все будет хорошо, – тихо добавил он, опустив голову, и в это время Том метнул на него взгляд. Глаза выхватили челку, закрывшую половину лица и чуть приоткрытые губы, защемило в груди, и Том заставил себя отвести взгляд. Ему до спазмов в животе хотелось впиться в эти губы.

– Да, надеюсь…

– Ты голоден? Разогреть что-нибудь? – Билл смотрел на пальцы Тома, которыми он расшнуровывал туфли.