– Буря надвигается, – неодобрительно покачала головой леди Керолайн и протянула руку, чтобы взять с подставки у кресла серебряный колокольчик и позвонить.

      Стефани на мгновение отложила перо, которым, сидя за письменным столом, старательно выводила буквы, и прислушалась. За стенами особняка завывал ветер, он пригоршнями бросал в стекла мелкий колючий снег. В каминной трубе ощущалась сильная тяга. Осень выдалась холодной, а декабрь и вовсе хорошей погодой не баловал.

      В библиотеку, где находились дамы, вбежал расторопный слуга и под строгим взглядом леди Керолайн принялся захлопывать деревянные ставни на окнах и закрывать их на щеколду. Подбросив несколько поленьев в камин, он с поклоном удалился.

      – Так на чем мы остановились? – хозяйка особняка перевела безмятежный взгляд на Стефани, и та вздохнула, покрепче перехватив перо.

      – «Он взмахнул топором еще раз, и в свете луны сверкнуло окровавленное лезвие…»

      – Да-да, – с довольным видом кивнула леди Керолайн, – он взмахнул топором…

      Еще некоторое время Стефани продолжила записывать под диктовку подробности кровавой расправы некоего сэра Августина над полчищем пиктов. Леди Керолайн говорила негромко, даже монотонно, сложив руки на коленях, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

      Стефани устроилась компаньонкой к этой пожилой даме два года назад, с тех пор, как бедственное положение ее собственной семьи вынудило искать возможность заработать деньги на содержание поместья. До сих пор она не могла поверить, что благообразная старушка с белоснежными кудряшками вокруг лица и в неизменном черном платье из шерсти – это таинственный писатель, сэр Адам Смит. Его книги расхватывались в высшем свете, едва выйдя из печати, а настоящего имени не знал никто, кроме, разве что, издателя, принимавшего рукописи.

      Стефани и леди Керолайн работали каждый день, уединяясь в библиотеке после обеда и проводя там время до самых сумерек, покуда слуги не входили, чтобы зажечь свечи. После этого девушка могла идти домой. По утрам она являлась сразу после завтрака и сопровождала престарелую хозяйку особняка на прогулку по окрестностям, во время которой их диалоги были предельно краткими и могли показаться стороннему человеку верхом безумия.

      – А если потребовать в качестве выкупа сотню девственниц? – говаривала, например, леди Керолайн, пряча сухие бледные кисти рук в меховую муфту и поеживаясь от холода.

      – Мне кажется, сэр Августин более благороден, – качала головой Стефани.

      – Что ты знаешь о сэре Августине! – тут же фыркала старушка, но замолкала, чтобы через несколько минут добавить: – А если тогда взять фамильное золото короля пиктов?

      Обсуждая, таким образом, несуществующего в реальности сэра, о приключениях которого не слышал, разве что, самый ленивый и неграмотный граф в какой-нибудь отдаленной части страны, женщины могли гулять до самого обеда. После чего распорядок дня возвращал их в библиотеку.

      Как только очередное повествование подходило к концу, Стефани подписывалась «сэр Адам Смит, эсквайр», бережно заворачивала рукопись в телячью кожу, чтобы уберечь тонкие страницы, а затем лично отправляла почтой на адрес издателя. Никому другому леди Керолайн не доверяла прикасаться к шедевру. Сама хозяйка особняка с годами стала плохо видеть, и помощница была для нее просто незаменима. Для Стефани же оплата труда компенсировала все трудности ее должности: необходимость терпеть сварливый и капризный характер старухи, а также изо дня в день описывать новые и новые кровавые подробности выдуманных битв.

      Леди Керолайн не зря работала под мужским псевдонимом. Если ее современницы и отваживались приложить руку к неподобающему занятию, то не уходили дальше бульварного романа, где все действие вращалось вокруг будуарных сплетен и недомолвок какой-нибудь старой девы. Но живописать о ночных погонях, обысках борделей и смертельной схватке, где сэра Августина ранили в живот, но он, все же, спас прекрасную золотоволосую леди, на которой впоследствии едва не женился – о таком не писала ни одна женщина, кроме нанимательницы Стефани.

      Наверно поэтому леди Керолайн, богатая наследница рода Макдауэллов, так и осталась незамужней до самых седин. Вряд ли хоть один почтенный барон или герцог мог смириться с тем, что его будущая жена грезит не вышитыми гобеленами или торжественными приемами, а тем, какое бы оружие выбрать сэру Августину, коль уж он в одиночестве решил взобраться на самую высокую гору, чтобы поразить Ледяного Короля.

      – Отблеск погребального костра еще долго освещал точеные черты его лица. Сегодня можешь идти домой пораньше, детка.

      Леди Керолайн произнесла фразу так монотонно, что Стефани едва не записала и ту последнюю часть, которая касалась ее лично. Девушка вскинула голову и прислушалась к завываниям ветра. Метель. До родного дома, поместья Ривер-Веллей, Стефани всегда добиралась пешком. Если знать кратчайший путь через холмы и рощу, то это не займет более четверти часа. Но в непогоду, возможно, ей придется брести в два раза дольше, и леди Керолайн проявила доброту, позволив уйти, пока не сильно стемнело, чтобы не заплутать.

      Где-то над их головами прогремел раскатистый звук, похожий на гром. Стекла в окнах задребезжали, книги подпрыгнули на полках. Стефани поежилась.

      – Гроза? – удивилась она.

      – Опыты старого хулигана, – отмахнулась леди Керолайн, которая, судя по задумчивому блеску в глазах, еще находилась там, у погребального костра, где сэр Августин похоронил своего лучшего друга, убитого в жестокой схватке с теми же, уже набившими Стефани оскомину, пиктами.

      Дальнее крыло особняка баронессы полностью находилось в распоряжении странствующего в прошлом ученого, а ныне – почетного гостя хозяйки, доктора Изекиила Милленштейна. Сгорбленного лысого старичка, ни на миг не расстававшегося с пенсне, по слухам, не раз побивали камнями на площади какого-нибудь городишки, пока он колесил, перевозя с собой в банках трупики консервированных уродцев и выставляя их напоказ, чтобы заработать денег на более серьезные опыты.

      Конечно, леди Керолайн, будучи сама, по мнению Стефани, не от мира сего, не могла оставаться равнодушной, встретив «старого хулигана», как его называла. Поэтому доктор Милленштейн осел в особняке, обложился чертежами и колбами, а банки с уродцами отправил в погреб, чтобы не мешали заниматься делом. С тех пор благородный дом, видавший в своих стенах рождение и смерть не одного поколения Макдауэллов, начал с завидной регулярностью наполняться запахом серы и лошадиного навоза, а слуги, отходя ко сну, не забывали перекреститься, считая ученого, по меньшей мере, сыном дьявола.

      Стефани, уже привыкшая и к пиктам, и к причудам баронессы, считала доктора кем-то вроде сэра Августина в старости и не всегда воспринимала как реального человека из плоти и крови.

      – Что на этот раз? – вздохнула она.