– Ишь какая злая, – обижается Ирлик и внезапно подмигивает Азамату. Потом снова обращается ко мне: – А я думал, спасибо мне скажешь, что подкинул тебе материала для резьбы по мясу.

– А я как раз хотела поинтересоваться, за каким шакалом надо было забрасывать меня к Кириллу, – сообщаю я несколько тише.

– На страх врагам, конечно! – радостно отвечает Ирлик и снова покатывается со смеху. – Ты бы видела их физиономии, когда… ой, не могу, у меня чуть брюхо не треснуло! И всего-то понадобилось два слова заклятия, а какой эффект!

– Какого заклятия? – моргаю я.

– Ну как же, для подначки! А то ты по природе слишком уж разумная и миролюбивая, а мне так скучно! – Ирлик улыбается так широко, что становится непонятно, где кончаются зубы и начинаются ожерелья.

– Так это ты… – начинаю я, но возмущением все слова смывает. Кое-как совладав с собой, я корчу кривую рожу. – Отлично. Спасибо, что хоть сказал, а то бы я всю оставшуюся жизнь мучилась, что это меня переклинило внезапно. – Я хочу еще что-то добавить, но снова оглушительно чихаю. – Вот и простудилась из-за тебя!

Ирлик на секунду перестает хохотать и всматривается в меня, прищурив густо накрашенные глаза. На его лице появляется и тут же исчезает кривая ухмылка понимания, после чего он одним плавным движением оказывается прямо передо мной в позе «лотос», прикладывает обе разрисованные когтистые ладони к моему животу и дует на них. Меня прошибает жаром.

– Что ты… – начинаю я, но он перебивает:

– Чада твои будут здоровые и прекрасные, как я. Что внутри, что грядущие.

Протараторив все это, он откидывается назад в приступе божественного хохота, выгибается, совершает умопомрачительный кульбит (и как в юбке не запутался, понять не могу!) и перекидывается маленьким алым мангустом, который, напоследок пошевелив подвижным носом, исчезает в расщелине скалы.

Я несколько прифигеваю от множественного числа и ошарашенно провожаю взглядом яркого зверька, когда вокруг меня начинается какое-то движение. Очнувшись и оглядевшись, я понимаю, что все мужики вокруг попадали на колени за исключением Старейшины, который сплел пальцы халой и беззвучно шевелит губами, и Азамата, который вцепился в меня, как клещ, и смотрит счастливо и обалдело.

Я осторожно прокашливаюсь – и чихаю.

– Можно уже встать, – говорю сиплым голосом, вытирая нос платком, который Азамат мне протянул. – Он ушел.

В ответ по коленопреклоненной толпе пробегает волна восклицаний:

– Белая богиня!

– Всеобщая мать!

– Владычица судеб! Вечная весна!

Я беспомощно поворачиваюсь к Азамату. Он обозревает происходящее, как мне кажется, с юмором. Во всяком случае, мне хочется надеяться, что он не начнет опять городить околесицу про мое божественное происхождение. Он переводит взгляд на меня, и уголки его губ слегка дергаются.

– Они встанут только в одном случае, – шепотом говорит он, подхватывает меня под мышки и сажает себе на плечо.

И правда, Алтонгирел тут же встает, а вслед за ним постепенно и остальные. Азамат, как мне кажется сверху, величественно относит меня до кабинки канатной дороги и сгружает внутрь. Остальные подтягиваются за нами к площадке, с которой надо грузиться в кабинки, и Алтонгирел проворно подсаживает к нам Старейшину, а затем забирается сам. Вчетвером мы и отъезжаем вниз над головами низкорослых сосенок.

Алтонгирел, все еще бледный, пялится на меня как на привидение, а на щеках горят красные пятна. Азамат довольно ухмыляется, но держит меня крепко, как будто боится, что я тоже сейчас превращусь в какую-нибудь зверюшку и ускачу в лес. Старейшина Ажгдийдимидин разглядывает меня не моргая, а потом внезапно открывает рот и хриплым, высоким, непривычным к использованию голосом произносит:

– Рассказывай.

И я выкладываю как на духу все с того момента, как увидела на склоне котенка, и до исчезновения Ирлика минуту назад. Все попытки не рассказывать то, чему присутствующие и так были свидетелями, проваливаются с треском, слова из меня так и прут. Некоторых я, кажется, и не знала до этого рассказа. Неудивительно, что наш духовник вынужден молчать, если в его голосе такая сила.

Когда я объясняю, как получилось, что оказалась на короткой ноге с Ирликом, Алтонгирела немного отпускает, да и Старейшина перестает смотреть на меня так напряженно. В конце он только задумчиво качает головой.

– М-да-а-а, – протягивает Алтонгирел, когда я наконец иссякаю. – А я уж чуть не решил, что ты и правда… – Он откашливается и принимает независимый вид.

Азамат, который с интересом слушал мой рассказ, хитро улыбается.

– Хотите сказать, что такого поворота событий вы не предвидели? – спрашивает он у обоих духовников.

– Вот уж нет, – с душой выпаливает Алтонгирел, а потом осторожно косится на Ажгдийдимидина. Тот кивает, и Алтоша продолжает: – Мы знали, что участие Лизы необходимо для победы, но не знали, что именно она должна сделать. Потому и оставили Старейшину Унгуца, чтобы он за ней присмотрел и подтолкнул в нужный момент. Но Ирлик-хон и без нас взял свое.

– Ты думаешь, он заворожил котенка? – с интересом спрашивает Азамат.

Алтонгирел пожимает плечами, а Старейшина помахивает ладонью, дескать, почему бы и нет.

– Ну, – вставляю я, – он говорил, что не мог оттуда сниться никому. Думаете, ворожить все-таки мог?

Алтонгирел вопросительно оборачивается к Старейшине, тот неохотно извлекает из-за пазухи блокнот и черкает в нем: «В заклятиях богов часто бывают бреши и лазейки. Возможно, ворожить на котятах он мог».

– Надеюсь, что с тем котенком ничего не случилось, а то я этому Ирлику… – заносчиво начинаю я, но Старейшина затыкает меня испепеляющим взглядом.

Азамат наконец отпускает меня и сладко потягивается.

– Эх-х, стар я становлюсь для таких приключений. Устаю сильно…

– Да ты перенервничал, – успокаивает его Алтонгирел. – Тебе как Арон вчера позвонил, что Лиза пропала, ты ж не в себе был все это время. Хоть я тебе и говорил, между прочим, что мы ожидали чего-то в таком духе.

– Арон вообще хорош, – фыркаю я. – Думать же надо. Мало ли что я пропала. Все равно понятно ведь, что раньше, чем война кончится, Азамат просто не сможет меня искать. Нет, вот надо человеку нервы трепать. Могли ведь и проиграть из-за этого.

– Да ладно, Лиза, не злись на него, – устало просит Азамат. – Он привык со всеми проблемами ко мне за советом бежать, а тут такое дело…

– Ну ага, и за пятнадцать лет не отвык. Смотри у меня, я тебе не дам так ребенка воспитать, чтобы, чуть что, к папе!

– Да, кстати, – оживляется Алтонгирел. – Так вот что вы от меня так дружно скрывали. Можно узнать почему? – Он нацеливает убийственный взгляд на Азамата.

Тот пожимает плечами.

– Это я его попросила, – говорю.

– Не сомневаюсь, – едко отвечает Алтоша. – И что же такого тайного в беременности, что духовнику сказать нельзя? Стыдишься, что ли?

– Да пошел ты, – хихикаю я. – Просто ты и так нас все время доставал идиотскими советами, а я как представила, что будет, если ты узнаешь о беременности… В общем, попросила Азамата ради твоей безопасности помолчать, а то, знаешь, беременные женщины вспыльчивы, могла и покалечить ненароком… – Я многозначительно подмигиваю.

Старейшина Ажгдийдимидин давится смехом: видимо, смеяться ему тоже не положено, но очень хочется. Алтоша краснеет.

– Я ненадолго на Муданге, – сообщает он Азамату обвинительным тоном. – Прослежу, чтобы в праздники все хорошо прошло, и снова улечу с наемниками.

– Ты просто хочешь хорошо поесть и музыку послушать, – сонно отвечает Азамат. – А наемников тебе еще поискать придется, сейчас многие останутся, кто раньше летал, а кто и полетит, то не скоро.

– Посмотрел бы, на что у тебя жена похожа, – мстительно говорит Алтоша. – А вам сейчас перед Советом Старейшин представать.

– По-моему, присутствующий Старейшина ничего не имеет против моего вида, – парирую я.

Наш духовник слегка сдвигает брови и принимается выводить свой комментарий на листке блокнота: «Светские Старейшины, в отличие от меня, обращают внимание на то, во что одета женщина. Мы зайдем к моей сестре, у нее найдется на тебя платье».