Что именно «однако», узнать она не успела, поскольку из кустов орешника с диким визгом вырвалась маленькая Алёнка. Девятилетняя дочурка Семёна-лапотника. Она ревела во весь голос, а вслед за нею из кустов вынырнул здоровенный мужик, шкурами звериными укрытый. Нездешний, с заплетённой в мелкие косицы чёрной бородой.

Его глаза горели неподдельным сумасшедшим азартом, а руки готовы были ХВАТАТЬ!

Когда и откуда в руке улыбчивого Лексея появился малый ножичек вострый, на метание нацеленный?

Алёнка заплаканная с Марьей встретились в тот же миг, как и ножичек Лексеев с горлом ворога чернобородого. Так и хрюкнулся, треклятый, оземь!

– Лекса! – укорил младшего Мирон, успевший выхватить меч их богатых ножен. – Кого теперь допросим-то?

– Да ить девчонку-то и допросим! А?

Еловые ветки вновь зашелестели, и на поляну высыпала троица мужиков оружных, соплеменников покойного. Сходство было очевидным! Такие же смуглые, чернобородо-косичные, одетые не по-росски.

Увидав воев княжеских и мёртвого сотоварища, они молча обнажили мечи и бросились в атаку.

Бой, несмотря на их численный перевес, был коротким и жестоким.

Расширенными от ужаса и восторга глазами Марья, прижимая к себе сомлевшую девочку, смотрела на то, как ратники княжьи с ворогом расправлялись. Богатырь Мирон схватился на мечах с таким же рослым и мощным мужем, воином в наброшенной на голову и спину медвежьей шкуре с головой. А Лексей, резво сбросив всю лишнюю поклажу, перехватил поудобнее копьё. Такого она никогда не видела! Тяжёлое оружие порхало в его умелых руках с лёгкостью бабочки! Он бил противников обоими концами копья! Такого диковинного способа, сколь Марья ведала, в их землях не пользовали…

Лексей в два счёта убил своих супротивников. Понадобилось ему для этого на пару ударов сердца больше, чем дядьке Мирону для того, чтобы рассечь здоровенному вражи?не грудину и обличье.

– И што за люди сии есмь? – Мирон отёр лезвие о шкуры, укрывавшие поверженного им воя. – Не мог, что ли, одного живого оставить?

– Так я на тебя, Мирон Силыч, с опытом твоим полагался!

Лексей вновь озорно улыбнулся напуганной девушке и подмигнул.

– Думал, ты озаботишься…

– Думал он! – буркнул тот, мгновенно насупившись, и сам пошёл в наступление. – Вечно полагаешься на наставника! Мол, чего не доделаю, не досмотрю, дядька замажет? Думаешь, коль ты сын сестры моей меньшой, так я вечно за тебя сопли подтирать буду? Вот ещё!.. Что там с девочкой?

Он резко повернулся к Марье. И тотчас же вновь развернулся к своему спутнику.

– Да ты, хоббит улыбчивый, сам посмотри на него! Чего у него на башке надето? Ась? Скальп-то медвежий, видишь ли? А значит, имеем берсерка в натуральном виде! Вот и суди сам, сопля зелёная, до допросов ли мне было? То-то!.. Ну, так что там с девулей-то?

Только сейчас, зачарованная видом их смертного боя с чужаками, девушка вспомнила, что продолжает прижимать к себе непритомную Алёнку Лапотникову.

– Алёнка! Алёнка-а-а!

Марья, супротив своему обычному обхожденью, быстро и деловито привела обморочную в чувство – потормошила да, отчаявшись, пару раз по щёчкам хлопнула.

Девочка вздрогнула, распахнула перепуганные глазёнки.

Узнав Марью, она судорожно обхватила её, уткнулась носом в грудь и разревелась.

– Ну, ну, девонька! – Лексей ласково потрепал по плечам рыдающего ребёнка. – Всё минуло! Вороги убиты, больше тебе ничего не грозит.

– Алёнка! Что стряслось?!

– Нурма-аны в недолзи до полудня приплы-ыли! – провыла Алёнка, по новой заливаясь слезами. – Мы-то их, как во-одится, хлебом-солью! А оне-е!.. – Рыдания, вызванные пережитым ужасом, душили девочку. – Да напали на наше селище родимое нурманы лютые! – выпалила она, едва опамятовав. – Прыплыли ладьей-то, аки люди торговые! Кто их там иноземцев-то разберёт, с обвычками ихними, заморскими! Мы их встретили, по-доброму, по Правде. А оне за стол сели, хлеб с дедом Миколой преломили. А после, гады такие, медами упившись, стали жёнок наших сватать непотребно! Ну, мужики, знамо дело, их приструнить бросились, а оне – в мечи да в железо-о!.. – Алёнка пару раз протяжно всхлипнула. – И деда Миколу убили-и-и!..

Она вновь разрыдалась и уткнула мокрое лицо в Марьину грудь.

– Понятно… – Мирон бросил взгляд на Лексея, вытирающего тряпицей свой нож метательный. – И чё делать будем?..

– А чё делать-то? Помогать надо братьям-славам! – Лексей больше не улыбался. – Нешто мимо пройдём?

– А как же дело княжье? – прищурился Мирон Силыч.

– А не убудет от дела княжьего, ежели мы деревню от татев заморских избавим, – решительно отрезал юноша. Его красивые ясные глаза налились свинцовой грозовой серостью.

– Ладно, Лексей. Дело говоришь, – согласился с ним дядька Мирон. – Давайте-ка, детки, пойдём поглядим на Заборье ваше сбли?зка. А там и порешим, чего деять дале-то.

Обнимая всё ещё вздрагивавшую от рыданий Алёнку, Марья повела воев княжьих к селению. Вот только теперь она шла не в голове, а в середине хода. Впереди, аки волк серый, легко скользил Лексей. Хищная улыбка появилась на его устах и не исчезала…

Вскоре, минув приметный яр, они продрались сквозь густой орешник и увидели окружённое крепким тыном селище на поляне у реки. До врытых в землю брёвен тына было локтей с сотню, однако, находясь на пригорке, они видели всё ясно, будто на ладони.

В аккурат с той стороны, откуда они подошли к селищу, находились и капище, и гостиное место, на котором располагались остатки того, что ещё недавно было накрытым столом.

В кольце из заострённых брёвен сгрудились три десятка бревенчатых домов. Между ними лежали и метались немногочисленные человеческие фигурки.

То в светлых нарядах древяничей, то в тёмных, чёрных одеяниях пришлых нурман.

Над селищем стояли крик, визг и чёрный дым кое-где распочавшихся пожаров.

– Хорошо бы до темноты прождать, – молвил Лексей, напряжённо всматриваясь в непотребство, творящееся в селище. – Да, видать, не получится. Вырежут вражи?ны всех за то время!

Он сбросил наземь заплечную котомку, уложил рядом копьё.

– Ну, чего, дядь Мирон? С божьей помощью?

Лексей взялся за лук, наложил стрелу.

– Начнём! – кивнул тот, также изготавливая лук к стрельбе. – Марьюшка! Вы с девонькой тут оставайтесь. Мы там уж сами разберёмся…

Натянув тетивы до половины, они споро заскользили по склону к небольшой распахнутой настежь калитке в палисаде.

Марья опустилась на землю, рядом с их вещами, и обняла всё ещё дрожащую Алёнку.

По селищу метались бабы и девки, простоволосые и оборванные. А то и вовсе нагие! За каждой с гоготом гонялись пьяные нурманы. За кем один, за кем – ватагами…

Мирон с Лексеем, беспрепятственно добравшись до калитки, быстро выпустили по три стрелы и отбросили луки. Выхватив мечи, ворвались на территорию Заборья. Шесть из шести пущенных стрел поразили свою «дичь»! Поэтому на деревенской площади их встретили всего пятеро нурман, мгновенно отвлёкшихся от преследования своих жертв, не преминувших скрыться.

Они были воями, и не теряли головы даже во время разудалого грабежа.

Однако вои князя Новиградского прошли через охватившую их полумесяцем пятёрку нурман, как коса сквозь траву. И оставили за спиной ещё пять трупов.

Потом они стали забегать в дома, расположенные вдоль улицы. Поочерёдно, то по левой, то по правой стороне, постепенно удаляясь от площади к речной пристани.

Марья прижала Алёнку к себе, отворачивая от селища. И сама смотреть не стала. Принялась сказку сказывать, Алёнке-то в утешенье.

А как досказывала уж – малышка совсем позабыла о пережитых ею ужасах, увлечённая волшебством повествования, – заявился улыбающийся Кривой Митроха-охотник.

– Пойдёмте, девицы! Вои князя Новиградского, спасители наши от злыдней заморских, послали меня.

Митроха, состроив наивозможнейше воинственное выражение лица, подтянул широкий кожаный пояс с мечом. Видать, с нурмана какого снял. Раньше-то у него сего железа не водилось!