Подходящая дорога нашлась через сутки. В течение них за ночь они практически колесили в одном районе. Лишь немного сместившись в итоге к югу, как смог определить Терцев, внимательно разглядывая уже августовское небо. Еще день ушел на наблюдение за дорогой – движение военных автомобилей на ней присутствовало, и не очень интенсивное. Танкистов это устраивало вполне. Несмотря на то что их уже мутило и почти шатало от голода, следующий день был потрачен на выбор подходящего места для засады. Таковое нашлось между подходившими к самой дороге с двух сторон лесистыми холмами. Вправо и влево до этого места вдоль дороги тянулись обширные поляны, отлично просматриваемые вдаль. Выбрав момент, когда движение на грунтовке прекратится полностью, подогнали танк к лощине у обочины, замаскировали его заранее приготовленными ветками. Проверили, не видно ли машину с какой-нибудь стороны от дороги. Убедившись, что маскировка вполне выполняет свою функцию, принялись терпеливо ждать. Зарядили орудие. Атаковать решили на закате. Смеркалось, но дорогу еще было видно вполне отчетливо. Колонну из нескольких грузовиков с солдатами в сопровождении бронетранспортера пришлось пропустить – такая добыча была им явно не по зубам. Прошло еще минут сорок. Как назло, движение на грунтовке замерло. Подходящий объект для нанесения удара из засады появился, когда Терцев уже подумывал возвращаться на танке в лес. Почти уже решил про себя – проезжаем на танке сколько возможно, дожигаем остатки горючего. Портим машину и идем пешком. А дальше будь что будет.

И в этот момент в уже опускавшейся на землю темнеющей пелене вдали тускло замерцали одинокие фары быстро приближающегося автомобиля. Слабость и голодную дремотную усталость как рукой сняло. Запыхавшись, подбежал скрывавшийся у самой обочины Цапа, выдвинутый туда в качестве наблюдателя. Уперев обе руки в лобовую броню, проговорил прямо в люк механика-водителя, дыша тяжело и часто:

– Легковушка… одна.

– Берем! – принял решение Терцев. – Васька, лезь в башню. Живо!

Цапа не заставил себя просить дважды. Через несколько секунд он плюхнулся на соседнее с капитаном сиденье.

Спустившись в низ боевого отделения, Терцев инструктировал Ветлугина:

– Заводи по моей команде. Я стреляю перед машиной. Ты выскакиваешь и сбиваешь машину в кювет. Придави их сразу. Только аккуратно. Чтобы не вылезли, но и не загорелись. Если не добьем гусеницами с первого раза, протащи по обочине. Но, думаю, это мы услышим.

– Понял, командир, – отозвался сержант.

Цапа слушал диалог рядом с собой и на глазах становился белый как полотно.

– Вылезешь со мной, – бросил ему Терцев.

И снова обратился к мехводу:

– Ты из танка не выходи. Дальше по обстановке.

Ветлугин коротко кивнул.

Терцев занял место наводчика. Вытер выступивший пот со лба. Приник к прицелу. Черт, почти стемнело, видно совсем плохо. Ладно, справимся – никуда они не денутся. Поймал в оптику приближающиеся фары легковушки и взял упреждение.

– Заводи! – крикнул водителю.

Оглашая лес звонким стрекотом, зазвенел танковый стартер. Через несколько секунд послышались сначала громкие хлопки из выхлопных труб, а затем раздался нарастающий рев двигателя. Терцев видел, как легковушка притормозила. Заметались по обочине пучки света от фар. Еще раз проверив прицел, капитан нажал электроспуск. Грохнул выстрел. И в ту же секунду «тридцатьчетверка», расшвыривая в разные стороны маскировку, выскочила из засады на дорогу. Выстрелом легковушку отбросило на обочину. Через свой наполовину открытый люк Ветлугин успел увидеть свежую воронку перед все-таки устоявшим на колесах автомобилем, его погасшие фары и поваливший из-под капота густой пар. Как рыба в садке, забилась внутри фигура водителя, отчаянно пытавшегося распахнуть заклинившую дверцу. Спустя мгновение сержант легко смахнул машину в кювет и придавил ее многотонной махиной танка. Под бортом завизжало искореженное железо. «Тридцатьчетверка» чуть наклонилась на правый бок – Ветлугин притерся к откосу кювета.

– За мной! – крикнул Цаплину капитан, выскакивая через башенный люк наружу.

Едва они спрыгнули на землю, заглушая шум работающего танкового двигателя, по ушам хлестанул леденящий кровь нечеловеческий, дикий вой. Цапа отшатнулся в сторону. Терцев хлопнул себя по боку в поисках кобуры. Ни ремня, ни пистолета на нем не было. Быстро обежал вокруг придавленного автомобиля, заставил себя заглянуть внутрь. Кровавое месиво среди смятых деталей кузова, забрызганные кровью несколько уцелевших боковых стекол. Совершенно нетронутая лакированная крышка багажника с закрепленным на нем новеньким запасным колесом. Водитель и все пассажиры в немецкой военной форме были мертвы, кроме одного. Из перекошенного проема распахнувшейся дверцы, зажатый ногами на заднем сиденье, по грудь свесился на землю немец и страшно, надрывно орал. Одна рука и половина его вывернутого туловища были под правой гусеницей танка – несчастного почти разорвало пополам. Терцев бросил взгляд на вываливающиеся внутренности и ручьем лившуюся в пыль обочины кровь, поспешил к люку Ветлугина. Прокричал, поморщившись:

– Сдай полметра назад и глуши.

Танк чуть дернулся и застыл. Крик оборвал короткий лязг гусениц. На какие-то мгновения наступила абсолютная, звенящая тишина. А потом капитан обернулся на тихие булькающие звуки. На другой обочине напротив них, согнувшись, стоял на коленях Цапа и блевал, содрогаясь всей своей худенькой фигуркой. Терцев перевел глаза на Ветлугина и кивнул в сторону танковой кормы:

– Вылезай – пошли с тобой…

Осмотр места столкновения занял несколько минут. С окровавленных трупов германских офицеров забрали пистолеты и обоймы к ним. Автомат на сиденье рядом с водителем оказался придавлен и согнут. Ветлугин с сожалением отбросил его в сторону на обочину. Тем не менее забрал завалившиеся на коврик пассажирского сиденья снаряженные рожки к нему в двух брезентовых трехсекционных чехлах. Терцев осмотрел заднее сиденье легковушки. Нашел целый электрический фонарик, проверил тумблер выключателя – работает. Сунул находку в карман. Продолжая осмотр, достал добротную кожаную папку, рукавом комбинезона стер с нее пятна крови. Бегло пролистал – внутри были какие-то бумаги. Только отпечатанный на пишущей машинке текст – ни карт, ни схем. Скомкав верхние листы, остальные веером выбросил на дорогу. Папку откинул в другую сторону. Заскрежетала по металлу монтировка – это сержант поддел лакированную крышку багажника.

– Ого! – вытащил две запечатанные бутылки коньяка. Обшарил солдатский ранец с крышкой из рыжей коровьей шкуры. Ранец, видимо, принадлежал водителю. Там обнаружились пакеты с добротным солдатским немецким пайком, фляга в суконном чехле с пристегнутым к ней бакелитовым стаканчиком и сухарная сумка. В сухарке были консервы, перочинный нож и двухсторонняя складная ложка-вилка. Сунув все обратно, Ветлугин деловито закинул ранец за плечо. Ничуть не смущаясь, снял поясной ремень с убитого водителя, подпоясался поверх комбинезона. Брать окровавленное снаряжение с офицеров Терцев побрезговал.

– Все? – коротко осведомился капитан.

– Да вроде того.

Они уже обходили исковерканную легковушку слева, когда Терцев бросил взгляд на вдавленный гусеницами в землю четвертый труп. Из-под полы разорванного мундира заметил краешек полевой сумки, закатанной в песок обочины вместе с владельцем. Нагнулся, попытался вытащить – ничего не получилось. Сумка была нужна. Поднял глаза на Ветлугина:

– Теперь сдавай вперед.

На этот раз поморщился сержант.

– Ну а что делать… – развел руками капитан.

Стрекотнул стартер, заработал двигатель. Ветлугин отогнал «тридцатьчетверку» на десяток метров вперед. Из кровавого месива Терцев вытянул планшет, обтер его о галифе убитого. Поднявшийся было на ноги с соседней обочины Цапа снова зашелся обильной рвотой. Утерся рукавом, стоя на четвереньках. Попытался отшутиться, глядя на Терцева:

– И не жрал ведь вроде ничего…

Быстро осматривая содержимое сумки, Терцев ободряюще бросил: