Франсуа Робьон отстегнул ремень. Это был его пер­вый полет. Когда загрохотали реакторы и огромный лайнер вдруг рванулся вперед, Франсуа даже сжал зубы. А потом он увидел, как за окном постепенно тают здания аэровокзала и внизу, словно на географической карте, появляются автомобильные дороги, железнодорожные пути и разноцветные пейзажи. А потом в иллюминаторе появилось первое облако ярко-белого цвета. Оно медлен­но проплывало мимо, а за ним плыли другие облака, бе­лые, как айсберги. Это было начало путешествия. Пасса­жиры устраивались поудобнее, разворачивали газеты. Над средним проходом, таким же широким, как в вагоне поезда, появились первые дымки сигарет.

Над спинками кресел виднелись головы — одни с воло­сами, другие лысые. Две стюардессы, одетые как билетер­ши, разносили еду и напитки. Франсуа приготовился к разного рода испытаниям, потому что ему рассказывали о воздушных ямах и вихревых потоках, но, к своему боль­шому удивлению, ничего не почувствовал, даже вибрации корпуса. Салон самолета походил на кинозал в момент перерыва между сеансами. Мальчик был даже немного разочарован. Правда, ему достаточно было только накло­ниться к иллюминатору, как там, будто на волшебном эк­ране, появлялись чудесные картины. Тому, что он видел, даже невозможно было подобрать названия. В глубине све­тящегося тумана проплывали цветовые пятна! Светло-зе­леное, желтоватое, голубое… Горизонта не было. Не было и неба. Только одна ошеломляющая необъятность.

Сосед Франсуа спал. Неужели так можно? Немного дальше одна дама вязала. Похоже, что на борту самолета только Франсуа понимал, что он летит! Ему хотелось ска­зать соседям: «Отложите свои мелкие дела, раскройте глаза, ведь с нами происходит нечто необыкновенное!» Однако он и сам не заметил, как постепенно тоже начал привыкать к этой новой обстановке. Он отрегулировал спинку кресла и поставил ее в удобное положение. А по­том подумал, что самолет — это прекрасное место, что­бы мечтать и размышлять. Ты никак не связан конкрет­ным местом нахождения, у тебя свободное время, и мыс­ли твои могут растекаться так широко, как будто они уплывают в безбрежное небесное пространство.

И Франсуа отдался мыслям. Он вспомнил огромный зал аэропорта Орли[1], где мать все время повторяла ему: «Напиши нам хоть одно слово. Мы не просим подробно­го письма. Только открыточку, чтобы мы знали, как про­ходит твое путешествие». А отец снова рассказывал ему о Джонатане Скиннере. «Это очень любопытный чело­век и на редкость талантливый инженер. Он живет как будто в другом мире. Кроме своих изобретений, он инте­ресуется только сыном. Надо признать, что на него сва­лилось немало несчастий. Он потерял жену. И, кроме того, у него очень трудная профессия. Он прекрасный человек, он тебе понравится. А еще у него оксфордский акцент! Так что открывай пошире уши!»

Франсуа был совсем не против такой системы изучения языка. Ты не ходишь на уроки, тебе не дают никаких до­машних заданий. Просто путем разговора с людьми, обсуж­дая с ними самые повседневные вещи, ты постепенно пре­вращаешь свой книжный английский в живой разговорный язык. Интересно, а у Боба, сына господина Скиннера, тоже оксфордский акцент? В прошлом году, когда Боб приезжал на месяц к Робьонам, он так стеснялся, что вообще почти не разговаривал. Ему было велено все время разговаривать по-французски, а он не очень был уверен в своих знаниях. По­этому в разговоре он ограничивался только выражениями вроде «да… нет… спасибо… пожалуйста… конечно». И по всякому поводу краснел. Это был толстый, неспортивный мальчик, отличавшийся завидным аппетитом, что приво­дило в восторг семью Робьонов. Может быть, он был не очень умный, но такой милый и сердечный, что его все сра­зу полюбили. Франсуа, конечно втихую, научил его жарго­ну, которым пользуются все французские школьники, и к концу своего пребывания Боб уже умел к месту сказать с забавным акцентом в стиле Лоурела и Харди[2]: «Чертовски здорово!», «Это классно!», «Порядок!»

Взгляд в иллюминатор — уже Ла-Манш! Французский берег остался голубой полосой вдоль серого моря, и Франсуа поразился, насколько точно это воспроизводят атласы и карты. Он мог бы даже назвать порт, который сверкал далеко внизу стеклами заводов, нефтяными резервуарами и рельсами сортировочных станций. Но вот землю закрыл слой облаков. Это было потрясающее зрелище! Во все стороны простиралась подернутая дымкой равнина, а на ней — мягкие, сверкающие белизной поля, так похожие на французскую область Бос[3]. То там, то здесь облака разрывались и через них, ниже уровнем, были видны другие облака, связанные между собой как бы белыми нитями. А потом начался туман, и «Каравелла»[4]  ощупью, издалека начала снижение. Франсуа снова погрузился в свои мысли.

Конечно, он был рад съездить в Лондон, но не начнет ли он скучать, когда пройдут первые неожиданности и радости? Господин Скиннер вдов и весь день проводит в своей мастерской. Прожить целый месяц в обществе Боба и гувернантки, старенькой госпожи Хамфри, — не черес­чур ли это? Памятники, музеи, все это, конечно, хорошо, но он уже прочитал путеводители и считал, что узнал достаточно… Вот если бы Скиннеры жили в Шотландии! Франсуа так хотелось побегать по песчаной равнине и погоняться за форелью! А потом, в деревне всегда что-нибудь случается. После своих предыдущих приключе­ний[5] мальчик мечтал раскрыть еще какую-нибудь тайну! Но, увы, тайны существуют в основном в книгах. Может быть, помогут автоматы господина Скиннера?

Франсуа узнал от отца, что инженер Скиннер изобрел способ управлять механизмами с помощью голоса. Вернее, он довел до полного завершения ранее открытый спо­соб и создал миниатюрные модели, на основе которых он намеревался наладить производство «умных вещей». Он был уверен, что они будут иметь огромный успех. Но недоверчивый господин Робьон, не вникая в подробнос­ти дела, считал, что вряд ли инженеру так повезет и что, скорее всего, ему не удастся покрыть продажей этих иг­рушек своих расходов по производству. Франсуа решил поинтересоваться, как управляются эти игрушки. Он сам был очень изобретателен и уже сумел собрать несколько маленьких моделей, получивших высокую оценку. Мо­жет быть, он даже сможет оказать инженеру посильную помощь?

Ему пришлось прервать свои мечты, так как надо было снова пристегивать ремень. Женский голос объявил, что самолет прибывает в аэропорт Хитроу[6]. Зажглось табло, пассажиров просили не курить. «Каравелла» вышла из облаков, и по иллюминатору застучали капли дождя. Со­всем рядом с посадочной полосой Франсуа разглядел про­мелькнувшие на большой скорости поля и деревни, очень напомнившие ему Нормандию. Это была уже Англия!

«Да, это Англия», — думал Франсуа. Самолет шел на посадку. При прикосновении к земле его тряхнуло. Те­перь все. Вот и завершилось так радовавшее Франсуа путешествие.

Самолет тяжело полз по неровному бетону. «Как са­мый обычный автобус»,—разочарованно подумал Фран­суа. Потом самолет подрулил к проходу с навесом, похо­жему на коридор метро. В общем, это было почти как продолжение Парижа. Хотя были и различия. Например, толпа, собравшаяся внутри аэровокзала, казалась более пестрой, чем в Орли. Пассажиры вели себя тихо и дис­циплинированно. Все они спокойно ехали по эскалатору под равнодушным присмотром персонала.

Франсуа прошел все необходимые формальности, все время напрягая слух, чтобы уяснить себе, понимает ли он английскую речь. Он учил язык по системе «Ассимил» и мог читать уже довольно хорошо. Но все же его беспоко­ило, сможет ли он понимать фразы, брошенные на лету. И еще он боялся, какую оценку даст его знаниям госпо­дин Скиннер.