– Слава богу, нет! – сказала она. – Я и не хочу. Не всем же быть такими кокетками, как Фрида.

Она умолкла и с таким усердием стала мыть посуду, что брызги летели во все стороны. Но вдруг она о чём-то вспомнила, с тревогой поглядела на Малыша и спросила:

– Послушай, я надеюсь, что тот невоспитанный толстый мальчишка, с которым ты в тот раз играл, теперь сюда больше не ходит?

Фрекен Бок никак не могла взять в толк, что Карлсон, который живёт на крыше, – красивый, умный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Она считала, что он – ровесник Малыша, его школьный товарищ, самый обыкновенный озорник. Что этот озорник почему-то умеет летать, её не удивляло. Она думала, что такой моторчик можно купить в игрушечном магазине, были бы только деньги, и всё ворчала по поводу того, что теперь так балуют детей. «Скоро дело дойдёт до того, что дошкольники станут на Луну летать», – говорила она. И вот теперь она вспомнила Карлсона и назвала его «этот невоспитанный, толстый мальчишка»… Малышу это совсем не понравилось.

– Карлсон вовсе не такой толстый… – начал он, но тут как раз раздался звонок в дверь.

– О, приехал дядя Юлиус! – сказал Малыш и побежал открывать.

Но в дверях стоял вовсе не дядя Юлиус, а Карлсон. Он был мокрый как гусь, под ногами у него уже натекла лужа, а в глазах был немой упрёк.

– Летать бог весть куда только потому, что кто-то не подумал оставить окно открытым! – возмущался Карлсон.

– Да ведь ты же сказал, что тебе пора спать! – защищался Малыш, потому что Карлсон и в самом деле это сказал. – Я, правда, не думал, что тебя ещё можно ждать сегодня.

– А ты мог всё же не терять надежду, – не унимался Карлсон. – Ты мог бы подумать: а вдруг он всё же придёт, милый Карлсончик, ой, как это будет хорошо, да, да, вдруг всё же придёт, потому что захочет встретиться с домомучительницей. Вот что ты мог бы подумать.

– А ты в самом деле захотел с ней встретиться? – испуганно спросил Малыш.

– Гей-гоп! – крикнул Карлсон. – Ещё бы!

Малыш прекрасно понимал, что он не сумеет надолго отсрочить встречу Карлсона с фрекен Бок, но он не был готов к тому, чтобы это произошло прямо в первый же вечер. Он решил, что поговорит сейчас с Карлсоном, но Карлсон, словно охотничья собака, напавшая на след, неудержимо рвался на кухню. Малыш всё же схватил его за рукав.

– Послушай, Карлсон, – сказал он, стараясь придать своему голосу как можно большую убедительность, – она ведь думает, что ты мой товарищ по школе, и, по-моему, хорошо, чтобы она и дальше так думала.

Карлсон вдруг застыл, а потом в нём что-то заклокотало, как всякий раз, когда он приходил в восторг от новой выдумки.

– Она в самом деле верит, что я хожу в школу? – переспросил он, ликуя. И ринулся на кухню.

Фрекен Бок услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она ждала дядю Юлиуса и была немало удивлена, что пожилой господин так стремительно скачет по коридору. Исполненная любопытства, глядела она на дверь: ей казалось, что дядя Юлиус должен быть очень представителен и элегантен. Когда же дверь с шумом распахнулась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрикнула, словно увидела змею.

Карлсон не заметил её ужаса. Двумя прыжками он очутился около неё и с рвением заглянул ей в лицо, выражавшее глубокое неодобрение.

– А ты знаешь, кто у нас в классе первый ученик? – спросил Карлсон. – Угадай, кто лучше всех умеет считать, и писать, и… Кто вообще лучше всех?

– Когда входишь в дом, надо здороваться, – сказала фрекен Бок. – И меня нисколько не интересует, кто у вас первый ученик. Уде во всяком случае, не ты, это ясно.

– Спасибо за эти слова, – сказал Карлсон и надулся, но со стороны могло показаться, что он думает. – Уж в арифметике-то я, во всяком случае, самый сильный, – мрачно сказал он наконец и пожал плечами. – Пустяки, дело житейское, – добавил он и вдруг весело запрыгал по кухне. Он вертелся вокруг фрекен Бок и что-то бормотал, и так постепенно родилось что-то вроде песенки:

Пусть всё кругом
Горит огнём,
А мы с тобой споём.

– Не надо, Карлсон, не надо, – пытался унять его Малыш, но без толку.

Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнём, —

всё увлеченней пел Карлсон. А когда он дошёл до слова «отдохнём», раздался выстрел, а вслед за ним – пронзительный крик. Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрекен Бок. Малыш сперва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча, с закрытыми глазами, но когда Карлсон снова запел:

Ути, боссе, буссе,
Биссе, и отдохнём, —

она открыла глаза и сказала зло:

– Ты у меня сейчас таких боссе и бассе получишь дрянной мальчишка, что век помнить будешь!

Карлсон на это ничего не ответил, он только подцепил своим пухленьким указательным пальцем фрекен Бок за подбородок, а потом ткнул в красивую брошь, приколотую у ворота.

– Красивая вещь, – сказал он. – Где ты её стянула?

– Карлсон, перестань, прошу тебя! – в страхе крикнул Малыш, потому что он видел, в каком бешенстве была фрекен Бок.

– Ты всякий… всякий стыд потерял, – проговорила она, запинаясь, с трудом находя слова, а потом закричала: – Убирайся вон! Слышишь? Я сказала: вон!

– Успокойся! – сказал Карлсон. – Я ведь только спросил, а когда вежливо задаёшь вопрос, то можно надеяться на такой же вежливый ответ.

– Вон! – кричала фрекен Бок.

– Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь, – сказал Карлсон. – Не замечала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело? А если замечала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?

Фрекен Бок обвела кухню диким взглядом в поисках какого-нибудь тяжёлого предмета, чтобы швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо подбежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул её домомучительнице в руки.

– Гей-гоп! – кричал он, снова бегая по кухне. – Гей-гоп, вот теперь наконец всё начнётся!

Но фрекен Бок бросила выбивалку в угол. Она ещё помнила, каково ей пришлось в прошлый раз, когда она гналась за ним с такой вот выбивалкой в руке, и не хотела испытать это снова.

Малыш боялся, что всё это плохо кончится, и гадал, сколько кругов Карлсон успеет сделать прежде, чем фрекен Бок сойдёт с ума. «Не так уж много», – решил Малыш и понял, что главное – как можно быстрее увести Карлсона из кухни. И когда он в одиннадцатый раз промчался с гиканьем мимо него, Малыш схватил его за шиворот.

– Карлсон, – взмолился он, – прошу тебя, пойдём ко мне в комнату!

Карлсон пошёл за ним крайне неохотно.

– Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в неё жлзнь, какая глупость! – ворчал он. – Ещё несколько минут, и она стала бы такой же бодрой, весёлой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!

Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла. Малыш тоже подошёл, чтобы на неё взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, положил ему руку на плечо и только тогда заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки – должно быть, он долго летал под проливным дождём.

– Неужели ты не мёрзнешь, на тебе же сухого места нет? – спросил Малыш.

Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но он тут же спохватился.

– Конечно, мёрзну, – сказал он. – Но разве это кого-нибудь беспокоит? Разве кто-нибудь пальцем шевельнёт, если лучший друг приходит, промокший до нитки, и у него зуб на зуб не попадает от холода? Разве кто-нибудь заставит его снять мокрую одежду и наденет пушистый, красивый купальный халат? Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню, и сварит для него шоколад, и принесёт ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споёт ему красивую, печальную колыбельную песнь, чтобы он скорее заснул?.. Разве кто-нибудь позаботился о друге? – заключил свою тираду Карлсон и с упрёком посмотрел на Малыша.