В это время Берцелиус изучал соединения фтора, кремния, бора. Вёлер освоил много новых методов анализа и получения элементов; параллельно с этим он продолжал изучать циановую кислоту. Противоречия с результатами Либиха не давали ему покоя. Эта проблема заинтересовала и самого Берцелиуса, но быстро пролетело время, и Вёлер не сумел закончить исследования: ему пришлось возвращаться на родину.

Выделенный ему годичный срок прошел незаметно. 17 сентября 1824 года Вёлер, распрощавшись с Берцелиусом, выехал во Франкфурт. Утомленный напряженной работой в Стокгольме, он нуждался теперь в отдыхе. Мать окружила его нежными заботами, но вскоре бездействие стало мучить молодого Вёлера больше, чем самая изнурительная работа в лаборатории. На следующий же день после своего приезда он зашел к доктору Буху, и, как в старые времена, друзья, ежедневно встречаясь, обсуждали химические проблемы.

Комната Вёлера опять превратилась в лабораторию, но теперь она совсем не походила на его прежнюю ученическую лабораторию. Хотя приборов было мало, но каждый имел свое назначение.

Вёлер продолжил исследование циановой кислоты, пытаясь получить ее аммонийную соль и изучить ее свойства. Самый простой способ получения цианата аммония состоял в смешении растворов аммиака и циановой кислоты с последующим выпариванием; при этом образовавшаяся соль кристаллизовалась. Над большим фарфоровым блюдом, куда Вёлер налил водные растворы аммиака и циановой кислоты, выделялись легкие пары. Блюдо стояло на водяной бане. Время от времени Вёлер размешивал прозрачный раствор и снова возвращался к столу, где лежала стопка мелко исписанных листов бумаги. Он принял предложение Гмелина переводить на немецкий язык «Ежегодные обзоры» Берцелиуса и теперь использовал для этого каждую свободную минуту[398].

Испарение раствора шло медленно, так что не было смысла сидеть без дела и терять на это драгоценное время. Под вечер на поверхности жидкости появилась тонкая корочка, свидетельствовавшая о том, что раствор достаточно сконцентрировался. Вёлер снял блюдо и поставил его остывать на ночь. Утром он нашел в нем хорошие прозрачные бесцветные кристаллы, отделил их от оставшегося раствора, высушил и тут же приступил к анализу. Прежде всего водный раствор нового вещества должен был проявлять характерные реакции аммония и циановой кислоты. К его удивлению, однако, кристаллы не давали реакции ни на аммиак, ни на циановую кислоту. Сколько исследователь ни нагревал раствор с едким кали, запаха аммиака не обнаруживалось. Несмотря на многократные пробы, ему не удалось наблюдать и характерные реакции циановой кислоты.

— Что же получилось? — думал он, склонившись над столом.

Конечно, в домашней лаборатории трудно было получить ответ на возникавшие сложные вопросы. Требовалась настоящая лаборатория, но ее он мог получить только работая в качестве преподавателя химии. Однако в Гейдельберге преподавал Леопольд Гмелин, в Геттингене — Фридрих Штромейер, в Берлине — Эйльгард Митчерлих. Значит, надо попробовать искать место в какой-нибудь специальной школе…

И Вёлер поехал в Берлин. Он принял предложение директора школы ремесел и искусств: 400 талеров в год, небольшая квартира и, самое главное, лаборатория. Для Вёлера в то время это был предел мечтаний.

Он добросовестно справлялся со своими обязанностями учителя, согласился даже читать лекции вечером для взрослых ремесленников и промышленников, интересовавшихся некоторыми вопросами химии, связанными с их повседневной практикой. Однако как только заканчивались лекции, он сразу направлялся в лабораторию. Его ждала там любимая работа.

Начав с получения трехокиси вольфрама еще у Берцелиуса, Вёлер применил тот же метод к соединениям хрома и получил трехокись хрома. Используя восстановительный метод Берцелиуса, он получил ряд новых элементов. Смешав хлорид алюминия и металлический калий, Вёлер получил необычайно легкий, серебристо-белый металл — алюминий[399]. В 1828 году он выделил в свободном состоянии еще два элемента — бериллий[400] и иттрий[401].

К тому же году относится одно из самых значительных открытий Вёлера: кристаллы «цианата аммония», которые он получил еще четыре года назад во Франкфурте и которые обнаружили весьма необычные свойства, оказались мочевиной. Анализы, проведенные самыми современными средствами, доказали это. Вновь Вёлер столкнулся с казавшимся необъяснимым явлением — изомерией. Согласно теоретическим вычислениям, состав цианата аммония и мочевины в процентном отношении одинаков. Опыт подтвердил это обстоятельство, но исходные продукты — аммиак и циановая кислота — тем не менее образовывали вместо цианата аммония мочевину.

Вёлер исследовал мочевину еще в студенческие годы под руководством профессора Тидемана, но тогда она была продуктом жизнедеятельности человека и животных, а здесь он получил ее в своей лаборатории из неорганических веществ.

«Если одно органическое вещество можно синтезировать в лаборатории, почему нельзя получить и другие? Вовсе нет необходимости в наличии «жизненной силы». Ученые-виталисты неправы: за понятием «жизненная сила» они скрывают лишь неспособность ученых вникнуть в сложные процессы синтеза органических веществ», — размышлял ученый.

Вёлер чувствовал себя безгранично счастливым. Его опыт нанес первый удар по господствовавшей долгие годы теории. «Жизненной силы» не существует! Органические вещества могут быть синтезированы в лаборатории, надо только найти для этого необходимые условия.

Статья Вёлера вызвала бурю протеста. Ученые не могли одним махом отказаться от своей прежней теории. Однако смелый новатор постепенно обретал все больше приверженцев. Его взгляды способствовали многочисленным синтезам Марселена Бертло и разработке теории химического строения Александром Михайловичем Бутлеровым, впоследствии полностью отвергнувшим витализм и открывшим новую эру — эру органической химии.

Вёлер решил встретить новый, 1829 год с родными во Франкфурте, а заодно и провести там зимние каникулы. Старые друзья встретили его с распростертыми объятиями. Кроме доктора Буха, Вёлер навестил своего коллегу по Гейдельбергскому университету доктора Шпийса, давнего друга Фридмана и многих, многих других.

Однажды вечером в конце декабря, когда они сидели у камина в доме Шпийса, увлеченные беседой, неожиданно в комнату вошел высокий мужчина лет двадцати пяти. Шпийс поднялся ему навстречу.

— Юстус?! Что тебя привело сюда? — Они сердечно поздоровались. — Потом Шпийс сказал: — Я хочу представить тебя моему другу Вёлеру, учителю химии в Берлине. Фридрих, познакомься, это Юстус Либих, профессор университета в Гиссене.

— Какой приятный сюрприз, — сказал Либих и слегка улыбнулся. — С вами-то мы и поспорим сегодня вечером.

— Да, профессор Либих, быть может, спор о вашей гремучей кислоте и моей циановой кислоте разрешится именно здесь, — сказал Вёлер, приветливо кивнув ему.

— Вопрос весьма интересен. Или один из нас ошибается, или есть нечто другое, что ускользнуло от нашего внимания. Итак, коллега Вёлер, расскажите мне во всех деталях о том, как вы получаете вещество, называемое вами цианатом серебра?..

Ученые завязали оживленную беседу, забыв даже о хозяине дома. Выяснилось, что они работали с двумя различными по свойствам соединениями, у которых, однако, одинаковый качественный и количественный состав. Ученые поняли, что могут быть полезны друг другу и даже нуждаются в этом. Та памятная ночь стала началом большой и плодотворной дружбы, которая длилась до конца жизни Либиха[402]. Вёлер и Либих решили немедленно приступить к совместным исследованиям, хотя один из ученых работал в то время в лаборатории в Берлине, другой — в Гиссене. Между Вёлером и Либихом завязалась оживленная переписка. Каждый результат, который получал один из них, тут же становился достоянием другого. Они начали с циановой кислоты, но скоро направили свое внимание на изучение амигдалина. Это вещество содержится в семенах горького миндаля и придает им характерный запах. Первые же исследования показали, что амигдалин содержит некоторое количество цианистоводородной кислоты.