- После того как мы вдоволь накувыркались, в порывах страсти, удовольствий и борьбе противоположностей - она хотела получить то, что хотела, а я давал то, то хочу я, мы долго, расслабленно лежали наслаждаясь обществом друг друга. Катя положа голову мне на грудь, что то щебетала я слушал, рассеяно поддакивал, да не забывал нежно поглаживать то тут, то там… И осторожно, ненавязчиво убирал чрезмерную агрессивность и адреналиновую зависимость, переводя ее в реальный профессионализм. Встали мы довольные и сделанным и полученным – в общем друг другом ! Я уж было собрался прыгнуть на базу, но кое что вспомнил. Ну не могу я быть равнодушным и пройти мимо такого.

…В село, в невидимости, мы входили внимательно и не спеша – все-таки нас всего двое… Вот и площадь перед сельсоветом. Уже знакомая до боли картина – освободители приехали собрать дары благодарного населения, освобожденного от большевизма. Ну там яйко, млеко, курка… Самогон они выговаривать еще не умели, даже горилка, но что такое уже знали и тоже требовали. А тех, кто не разделял их мнение по поводу экспроприации - немножко стреляли. Вешать начнут позднее… У грузового Опеля стоял водила, винтовка прислонена к колесу, в пределах досягаемости. Почти не боится – он же не грабит - чего в него стрелять… Нависшую над селом вязкую тишину прорезал недалекий пронзительный девичий крик. И оборвался… Морозова рванулась на крик – еле успел поймать. Сунул под нос кулак и ласково сказал:

– Ляжешь здесь – показал на кусты – и будешь ждать. Как выйдет пара немцев и подойдет к водиле – вали всех. Но только когда подойдут ! Поняла ? Она кивнула. – И жди других… Уложил ее (она невидима пока я рядом) и прыгнул на крик, прямо в хату. А там… дас ист фантастиш… Здоровенный немец завалил на стол молодую девчонку; несмотря на ее бешеное сопротивление протиснулся меж ее ног, сверкая белой задницей с рыжими волосами; левой рукой прихватил ее за горло, а правой старается направить, куда надо, временами отвешивая ей звонкую пощечину. Но не торопится, успевает еще по ходу и за грудь полапать – играется в общем… Девчонка несмотря на весомые оплеухи не сдается, вертится под ним. Вот умудрилась как то вцепиться зубами в его руку. Видимо больно - немец зло вскрикнул и ударил ладонью со всей силы. Голова девчонки мотнулась и она вся обмякла. Интересно конечно смотреть на это в первом ряду (неудачная, впрочем, шутка), но пора вмешаться. Несколько скользящих шагов: левая на лоб, а правой удар костяшками под затылок, в шею. Хруст ломающихся позвонков и туша рыжего ганса рухнула к моим ногам. ВИДИМОСТЬ ! Девчонка уже пришла в себя, насколько это возможно и увидела перед собой мужчину в незнакомой форме. – Юбку одерни – негромко посоветовал девчонке военный, возникший из ниоткуда…

- Юбку одерни – негромко, но внушительно – успокаивающе сказал я и услышал негромкое завывание – Что ж ты так, как же я теперь без тебя… У стены лежал пожилой мужчина, с одной ногой и протезом на другой – с такой неестественно выгнутой шеей, что сразу было понятно – не жилец… Возле стены, ближе ко мне на полу лежал старый потертый наган. Женщина, не замечая изменившейся обстановки, продолжала голосить:

- И на кого ты меня покинул любимый мой, зачем ушел от меня… Финская пуля тебя миновала, а эта видишь не пожалела… Надо спасать, пока можно, а то уйдет в тот мир разумом – не вытащишь… Я шагнул к ней, положил руку на голову. Она непряглась, застыла. – Не уходи, останься. Внучка у тебя – как она без тебя… Что поделаешь – война проклятая… Она повернула голову и взглянула на меня.

– Ты прости нас, что не успели, не смогли защитить, уберечь… Женщина встала – Не проси прощения воин – внучку мою от позора спас… Спасибо тебе за это и поклон низкий… Она поклонилась до пола. – А с любым моим (ей же лет под пятьдесят, а она до сих пор любит !) – значит судьба его такая, значит там он нужнее… Комок подкатил к горлу, слезы выступили на глазах, ярость всколыхнулась и полезла из глубин.

– Сидите в хате, не выходите – прошептал я отвернувшись. – А я пойду, пройдусь ! Нагнулся, поднял наган, сунул его за пояс. Вышел в сени и прыгнул на улицу, к новой паре грабителей. И снова не успел… Выход из прыжка встретил меня гулким хлопком винтовочного выстрела. Один ганс азартно гоняется в курятнике за квохочащими курами, а другой держит винтовку, из ствола которой еще вытекает сизый пороховой дымок. А недалеко, у крыльца, лежит на земле в растекающейся крови селянин с топором в руке. Мертвый селянин… Уже второй – мелькнула мысль. – я ведь написал – за каждого убитого мирного жителя – тридцать немцев, или полицаев, кто виноват… А этих всего двенадцать… Заелись мы у себя на базе ! Из хаты выскочила женщина, подхватила вилы и бросилась к немцу в курятнике. Не успеет – снова мелькнула мысль: немец бросил пойманных кур и схватил винтовку, передернул затвор. На, получи ! Девятимиллиметровая пуля толкнула немца назад в курятник, а женщина и не заметила - подскочила и вонзила в него вилы. И еще и еще… А я прыгнул к другой паре. В этом дворе ее встречали хлебом и солью, вернее хлебом, салом и самогонкой. Хозяин, вместе с хозяйкой, стояли напротив немцев и что то лопотали на смеси белорусско – польско - немецком. Довольные немцы, уже опрокинули по стаканчику, заедали салом. Один, помоложе, приглядывался к хозяйке. Та потупив взгляд искоса бросала на него лукавые взгляды. Мир, дружба,горилка значит ?! Ладно… Я шагнул к мужичку за спину… Неведомая сила вскинула откуда то взявшийся в руке мужика наган и дважды нажала на курок. Контрольных не требуется – злорадно подумал я. Мужик с недоумением, а жена с ужасом смотрели на наган в егр руке. Пятеро есть, да ЗИМА положит еще, как минимум, троих. Значит восемь. Осталось четыре. Надо спешить – выстрелы из нагана не спутаешь с немецкими. Выпрыгнув на улицу увидел невдалеке очередную спешащую пару: один тащит по паре курей, со свернутыми головами, в каждой руке, второй в левой бутыль с самогоном, а в правой – винтовку. Дважды кашлянул ВСК и куры, вместе с носильщиком упали в пыль. А бутыль не разбилась – крепкое в те времена делали стекло… Я вслушался, включил ощущения. Немцы кончились: живых немцев больше не осталось ! Ай да ЗИМА, ай да КАТЯ ! Прыгнул к сельсовету. Точно ! Лежат пятеро, как один – все покойнички. Я послал мысленный приказ – все немцы уничтожены и продублировал – ЗИМА – никого больше нет ! Она поднялась из под кустиков. –

- Я только пятерых убила – расстроено протянула она. – Молодец – похвалил я – целых пять – поправил ее. – А сколько они… Я помрачнел – двоих… - А мы ? – Двенадцать – произнес я. – Значит осталось сорок восемь – она глянула мне в глаза. – Они не доживут до рассвета – твердо заверил ее я.

Решили, по привычке, зачистить деревню от немцев, чтобы не подвергать жителей опасности. Рассказал, о гостеприимных хозяевах. Катя было рванулась разобраться, но я остановил. – Оставим немцев у них – пусть все знают, что они убили двоих… Морозовой это понравилось. – Никогда не буду против вас – вы такое придумаете !... Заехали к девчонке забрать рыжего. Вчетвером вынесли – тяжелый зараза, забросили в кузов.

– Товарищ командир – возьмите меня с собой – раздался голос за спиной. Я переглянулся с Морозовой и повернулся – Тебя как звать ? – Маша, Мария – поправилась она. – А лет тебе сколько ? – Шестнадцать… и поправилась покраснев – скоро будет. – Маша – у нас не партизанский отряд… - Она насупилась и глядя в глаза твердо заявила – Я вам обузой не буду, воевать буду не хуже, чем она – Маша кивнула на Катерину. – Я клянусь ! Глянул на Морозову – как среагирует. Та только чуть усмехнулась – Еще одна головная боль на вас сердешного – негромко произнесла она. – Возьмите ее товарищ командир – подошла женщина. – Девка она здоровая, видная, да ладная. Не эти, так другие снасильничают а она не простит… Вот и пропадет ни за грош… А вы ее научите, она способная, она сумеет ! Этой я не смог отказать. А поселю ка я их вдвоем – тем более обе Львицы по гороскопу. И Наталью – она Дева… Пусть их мирит. – Но только учти – все мои указания, просьбы и приказы выполнять беспрекословно. Если что – верну обратно! – Я не подведу! Проехали, собрали немцев в кузов. – Надо бы помочь похоронить ваших – предложил я. – Они сами все сделают – возразила Маша. И то верно, зачем привлекать к себе и Машиной родне внимание. А гостеприимным хозяевам мы немчиков оставили и Машиной бабушке рассказали о них. Выехали из деревни, отьехали подальше, да и сбросили трупы в овраг. Пока ехали Мария на ходу навела красоту – заплела косу ,расправила волосы, приободрилась, заулыбалась… А когда я убрал синяки, Морозова даже глянула на меня как то ревниво.