Неизвестно, долго ли пролежал бы Манюсь в своем стоге, если бы голод не дал о себе знать. Мальчик выбрался из своей норы, стряхнул с себя солому и, съежившись, побрел по направлению к пристани.

Было холодно. Промокшая рубашка липла к телу, в разорванных тапочках хлюпала вода. В такой день невесело было бродяжничать. Чек уселся под навесом для лодок и бездумно следил за проходившим мимо пароходом…

«Эх, очутиться бы сейчас на таком пароходе и поплыть далеко-далеко, до самого моря!» — думал он, дрожа от холода.

Вдруг Чек заметил, что кто-то крадется под навес. Это был парнишка примерно его роста, худой, сутулый, в такой же поношенной одежде, как и Чек. Поверх рубашки у него была накинута изодранная куртка. Из-под шапки выбивались космы рыжих волос. Увидев Манюся, парнишка остановился и уже собрался было бежать, однако, не обнаружив ничего угрожающего, тоже укрылся под навесом.

— И ты за лодкой?— спросил он, подозрительно поглядывая на Манюся.

— Я?— удивился Манюсь. — Да нет, просто жду изменения атмосферных явлений.

— А-а. — В голосе мальчика прозвучала нотка разочарования. — А я думал, ты за лодкой. Я-то, братец, как только дождь — сразу сюда. Можно стащить ялик на воду и покататься немножко. Весла у меня припрятаны в кустах…

Это было уже любопытно. «Должно быть, мировой парень, раз такое надумал», — решил Манюсь, но вслух заметил небрежно:

— В такую погоду разве интересно на лодке кататься? Ревматизм можно заработать. Ты что, греблей занимаешься? — спросил он рыжего паренька.

— Конечно! — гордо ответил тот. — А ты?

— Я, братец, тоже спортсмен, футболист. По-моему, это самый лучший вид спорта. Как же тебя зовут?

— Милек. А тебя?

— Манек. Только ребята называют меня «Чек»,

Милек прыснул со смеха.

— Чек?!

Манюсь обиженно взглянул на него:

— Ничего смешного нет. Просто в школе учительница как-то спрашивает: «Манюсь, если ты пойдешь в лавку, спросишь две булки по восемьдесят грошей и дашь кассирше два злотых, что она тебе даст?» А я и говорю: «Проше, пани, кассирша даст мне чек». С тех пор меня и прозвали «Чек».

— Здорово! — Милек уже совсем по-приятельски улыбнулся.

— С этими прозвищами по-разному бывает, — серьезно продолжал Манюсь. — Есть у нас в команде такой парень — Богусь Альбиновский, наш вратарь. Все звали его «Богусь». А однажды отец его напился и кричит ему: «Жемчужинка ты моя драгоценная!» С того времени никто иначе его не зовет, как Жемчужинка.

— А у меня кличка «Рыжий Милек», — смущенно ввернул любитель спорта.

— Ну что ж, ничего странного, ведь ты действительно рыжик, братец.

Рыжий Милек кисло усмехнулся. Он, видно, недолюбливал свое прозвище. С минуту он разглядывал Манюся и вдруг сказал:

— Ты, как видно, свой парень. Может, вдвоем отправимся в путешествие?

— Вещь неплохая, — Манюсь свистнул сквозь зубы, — только куда?

— Возьмем ялик и поплывем в море, а потом, может быть, удастся попасть на какой-нибудь корабль. Я читал книжку про двух парней. Они нанялись на английский корабль и поплыли на Мадагаскар.

— Все это хорошо, — с видом знатока сказал Манюсь, — только не сейчас. Сейчас у меня дела посерьезнее: ведь начинается турнир, братец.

— Это турнир «диких»? Ты будешь там играть?

На этот вопрос левому крайнему «Сиренки» было нелегко ответить. Он долго думал и наконец пробормотал:

— Вот то-то, братец, что неизвестно. И могу играть, и не могу.

И Манюсь в ярких словах описал Рыжему Милеку всю свою трагедию.

Милек слушал с разинутым ртом, словно кто-то пересказывал ему полную приключений книжку. Когда Манюсь закончил: «Да, братец, жизнь — это не цветной фильм», он взволнованно сказал:

— Только не унывай. Что-нибудь придумаем.

Но Манюся его слова не очень приободрили.

— Тебе легко говорить. Ведь завтра первый матч, наши ребята будут мучиться, а я? Как подумаю об этом, прямо жить не хочется.

В словах мальчика было столько горечи, что оба замолчали.

Дождь барабанил по навесу, дробился серебристой пылью, сквозь которую еле проглядывала мутная река. На воде у берега собирались пузыри. Где-то вдали маячило рыбацкое суденышко, за ним — неясные контуры левого берега Вислы.

— Что же теперь делать? — спросил Рыжий Милек.

Манюсь безразлично пожал плечами:

— Откуда я знаю…

Милек потянул его за рукав:

— Слушай, пойдем ко мне. Я скажу дедушке, что ты мой товарищ.

— Неплохая идея… — Чек с симпатией поглядел на Милека. — Жилищные трудности, значит, улажены. А как будет с прожиточным минимумом? Я ведь не могу на даровщинку…

— Ну, это ерунда, я тоже, братец, зарабатываю: после обеда продаю «Экспресс».

— О! — удивился Манюсь. — Интересно, сколько же на этом можно заработать?

— Как когда… «Экспресс» стоит пятьдесят грошей. Но порядочные покупатели меньше злотого не дают. А бывает, попадется такой, что и пятерку отвалит.

Это Манюся пока устраивало.

— Ну что ж, братец, — сказал он, — значит, будем работать по линии пропаганды.

— «Экспресс»! «Вечерний Экспресс»!..

Манюсь немедленно уловил мелодию газетчиков. Благодаря природному уму и опыту мальчишки, который привык сам зарабатывать себе на жизнь, он быстро усвоил несложное искусство варшавских продавцов газет. Кричать надо было громко, но мелодично, знать, где на какую газету лучше спрос и кому и как ее преподнести. Для Манюся это не было сопряжено с большими трудностями. Уже после первого рейса по Новому Свету и Краковскому предместью он далеко обогнал Рыжего Милека.

— У нас будет общая касса, — объявил он перед выходом в город. — Когда все продадим, выручку поделим поровну.

Сначала Рыжий Милек беспокоился, что ему это будет невыгодно, однако, увидев, как быстро Манюсь отделывается от газет, понял, что заработки его будут расти. Чек, в свою очередь, сразу понял, что от сотрудничества с мечтательным Милеком он не выиграет. Но нарушать соглашение было не в характере Чека. Тем более что именно Рыжий Милек втянул его в это дело.

— «Вечерний Экспресс», «Экспресс Вечерний»!.. — выкрикивал Чек, размахивая белой кипой газет. — Последние свежейшие новости! Сенсационные новости!

Увидев огромную дверь большого кафе, Манюсь с криком ворвался в вестибюль.

— Тише ты, щенок! — преградил ему дорогу гардеробщик. — А ну давай отсюда!

Но Манюсь, вытащив из пачки газет номер, пахнущий свежей краской, помахал им, как флажком.

— Интереснейшие спортивные новости, — сказал он. — Великая победа Сидлы… Хромик побил рекорд Польши, «Полония» опять проигрывает! Сто тысяч злотых выиграли в лотерею в Катовицах.

Гардеробщик, ошеломленный потоком сенсационных новостей, кивнул мальчику и вытащил из ящика злотый.

— Ну, уж давай, — милостиво сказал он.

— Для пана шефа — бесплатно, показательный экземпляр, — многозначительно подмигнул Чек. Он потерял пятьдесят грошей, но понимал, что это быстро возместится. В самом кафе он с лихвой покроет убыток. А заполучить в друзья швейцара — первое условие солидных оборотов в будущем.

Манюсь вошел в огромный, переполненный посетителями зал кафе и волчком завертелся между столиками, изобретательно и с юмором рекламируя газету. Толстая пачка таяла у него под мышкой.

Неожиданно ему бросилось в глаза знакомое лицо. Мальчик порылся у себя в памяти и вдруг припомнил: да это же редактор «Жиця Варшавы» Худынский!

— Мое почтение, пан редактор, — приветствовал он его. — Не желает ли пан «Экспрессик»? Правда, эта газета ваш конкурент, но…

Увидев Чека, журналист так и вскочил с места.

— Подожди-ка! — закричал он. — Да ведь я тебя знаю: ты из клуба «Сиренка».

— Пожалуй, вы угадали, — отозвался Чек, награждая редактора одной из самых своих очаровательных улыбок.

— Тебя зовут Чек?

— Именно так, пан редактор.