Манюсь с неохотой разглядывал маленькие голубые лодки.

— А стоит ли? — спросил он Милека. — Льет так, что жабы и те под листьями прячутся, а ты, братец, собрался в синие дали.

Милек вытаращил на него глаза:

— Чудак, да это ведь единственная возможность! Сейчас лодки никто не стережет.

— А если нас поймают?

— Не бойся, уж я-то знаю, что делаю. Не первый раз.

Манюсь пожал плечами:

— Ну что ж, тогда спускаем ялик на воду и поехали. Нечего долго раздумывать.

Убедившись, что. никто за ними не следит, мальчики присмотрели ялик, который стоял поближе к воде, сняли его со стоек и быстро затащили в лозняк.

— Видишь, ничего страшного, — улыбнулся Рыжий Милек. — Весла есть, все в порядке. Я знаю толк в таких вещах.

— А обратно опять придется тащить?

— Можно оставить в кустах — сторож сам его разыщет.

Мутная желтоватая пода лизала лозняк, с плеском подмывая песчаный берег. Кое-где течение образовывало водовороты. На воде вскакивали белые пузыри, лопались, сбивались в грязную пену. Ребята столкнули ялик на воду. Рыжий Милек прыгнул первым. Лицо у него было такое счастливое, точно он ступил на палубу трансатлантического парохода.

— Прыгай, чего дожидаешься? — крикнул он.

— Гопля! — засмеялся Манюсь.

Он прыгнул, но тапочки его скользнули по мокрой глине, и мальчик по колена окунулся в воду.

— Эх ты, недотепа! — обрадовался Милек, довольный, что на этот раз может продемонстрировать свое превосходство.

— Чтоб она провалилась, твоя гребля! — оборвал его Манюсь, — Бесплатная ножная ванна.

Он вскарабкался в ялик, ребята взялись за весла и оттолкнулись от берега. На водовороте лодочку рвануло, но потом ровное течение понесло их, почти не качая.

— Ну как, — обернулся к товарищу Милек, — здорово, правда? Поплывем до моста и обратно. Были бы у нас припасы и палатка — могли бы отправиться дальше…

— На Мадагаскар, — пошутил Манюсь. — У тебя, брат, мечты, как в кино.

— Эх, — вздохнул Милек, — вот это было бы путешествие! Я читал об одних, которые переплыли на плоту Тихий океан. Они плыли без перерыва три месяца!

— И им не надоело?

— Чудак человек! Да ведь это самое настоящее путешествие! Было бы у меня еще с парочку таких, как ты, я тоже построил бы плот.

— Ладно уж, — проворчал Манюсь и еще сильнее налег на весла.

Ялик стремительно помчался вперед, громко шлепая носом по волнам. Было холодно. Холодными горошинами падал дождь. Дрожа от озноба в промокшей рубашке, Манюсь энергично греб, чтобы хоть как-нибудь согреться.

Когда они уже подплывали к быкам моста, позади послышался рокот. Мальчики оглянулись. Вспарывая мутную воду, катя перед носом вал пены, к ним направлялась милицейская моторка.

— Сматываемся, — шепнул Манюсь.

Милек ответил почти спокойно:

— Ничего страшного. Они каждый день патрулируют. Это речная милиция.

— Все равно, какая. Мон совет тебе — сматываться.

Он резким рывком весла повернул ялик и принялся подгребать к берегу. Но моторка, описав широкую дугу, пошла им наперерез.

— Стойте! — свесившись с борта, крикнул молодой милиционер.

У ребят от отчаяния опустились руки. Моторка быстро приближалась. Вскоре борт ее ударился о борт ялика.

— Где вы взяли эту лодку? — спросил милиционер.

Ребята молча обменялись растерянным взглядом.

— Эх, вы! — сказал милиционер. — Воровать им захотелось! Ну погодите, мы вас отучим. — Он привязал ялик к буксирному канату и завел заглохший мотор.

Лодочку сильно дернуло, ребят качнуло, и моторка потащила ялик вверх по реке, к пристани.

— Мы и так его отдали бы, — сказал Милек, стараясь перекричать рокот мотора.

— Как же, как же, — кивнул головой милиционер, — знаем мы вас.

— Честное слово! — жалобно пропищал мальчик.

Но милиционер только рукой махнул.

Манюсь молчал. С отчаяния, что дал подбить себя на это путешествие, он был готов кинуться в воду. Ведь теперь рухнули все его планы. Если его заберут в милицию, он не сможет продавать «Экспресс», а если он не будет продавать газеты, то не соберет деньги и не сможет вернуться в «Сиренку». А узнают обо всем на Гурчевской — и вовсе вышибут его из клуба. От этих мыслей ему стало так тошно, что он с безразличием покорился своей участи.

Когда пристали к берегу, на помосте пристани их уже дожидался сторож, пожилой человек в полосатой трикотажной рубашке и наброшенном на плечи дождевике.

— Поймали птенчиков? — приветствовал он милиционера. — Это чума, просто чума, уверяю вас! Не дают даже в буфете посидеть спокойно.

Манюсь подтолкнул Рыжего Милека:

— Видишь, что ты натворил!

Но тот только поморщился с видом мученика, страдающего за идею.

В помещении водной станции составили короткий протокол.

— Красть ялик я не собирался, — спокойно оправдывался Милек. — Я уже не раз брал лодки у пристани. Ведь сейчас никто на них не катается. Зачем же яликам простаивать зря?

— Не вывертывайся! — грозно прервал его милиционер. — И ты не собирался красть? — повернулся он к Манюсю.

— А мне все равно, уважаемый пан сержант. Я являюсь невинной жертвой. Меня гребля не касается. Вот футбол — другое дело. Я дал себя уговорить ради товарища. А он, — Манюсь кивнул на Рыжего Милека, — он тоже жертва. Вычитал в книжке, что какие-то люди переплыли на плоту океан, вот парню и захотелось немножко потренироваться.

По грозному лицу стража общественного порядка проскользнула легкая улыбка: мальчуган оправдывался довольно забавно. Однако милиционер тут же принял официальный вид и покачал головой:

— Вы никогда не виноваты. Посмотрим, что вы в комиссариате запоете.

— Попались мы с тобой, братец, и совсем по-дурацки, — сказал Манюсь, отжимая свою велосипедную шапочку.

Рыжий Милек поскреб мокрый затылок.

— С путешественниками тоже по-разному бывает. Иногда на них в море нападают пираты и забирают в неволю. Если хочешь плыть со мной на Мадагаскар, ты должен быть готов ко всему.

— Собрался на Мадагаскар, а высадился в комиссариате на Сасской Кемпе, — ухмыльнулся Манюсь. — Ну и чудак же ты, братец! Думаешь, что все получается так, как в книжках или в кино. Выбей ты лучше у себя из головы этот Мадагаскар.

— О нет! — энергично запротестовал Милек. — Вот увидишь, на следующий год я насобираю сухарей, чтобы хватило на целый месяц плавания без захода в порты, и отправлюсь в путь.

Манюсь махнул рукой. «Что с таким толковать! подумал он. — Это ведь одержимый».

Они сидели в маленькой комнате для задержанных, на окнах которой были решетки. Три старых стула, расшатанный столик и полочка с засохшей геранью составляли убранство этого мрачного помещения. Манюсь дрожал, сам не зная отчего: от холода или от страха.

Минуту спустя в дверях показался молодой милиционер, тот самый, который привел их сюда.

— Пройдемте со мной, — кивнул он ребятам.

Прошли извилистый коридор и по узкой лесенке поднялись на второй этаж. Милиционер открыл какую-то дверь и впустил мальчиков внутрь. За столом сидела женщина в милицейской форме.

— Садитесь, ребята, — пригласила женщина.

Голос у нее был мягкий, и смотрела она не так строго,

как милиционер, который их задержал.

— Ты где живешь? — Она подняла на Манюся голубые добрые глаза.

— Я на Гурчевской, — ответил он, не чувствуя страха.

— С родителями?

— Какое там! С тетей Франей, но она сейчас в больнице.

— А на чьем же ты иждивении?

Манюсь пожал плечами:

— Сам на своем… На чьем я могу быть иждивении? Тетя — в больнице, а я…

— Хорошо, — сказала женщина. — А кто мог бы за тебя поручиться?

В первую минуту Манюсь не понял вопроса. Но потом припомнил, как участковый велел родителям Скумбрии и Королевича явиться к нему в комиссариат. Он нерешительно улыбнулся и вдруг брякнул: