Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибли 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе.
В городе погибли более трех тысяч человек, большей частью люди из низшего сословия. Но и те, которые уцелели, немногим отличались от мертвых – так они были измучены борьбой с волнами.
Наступающая зима грозила стужей. Там, где в зданиях вода доходила до печей, они приходили в совершеннейшую негодность, и топить их было невозможно. Мало-помалу разрушались не только кирпичи, но и сами изразцы. Вода подняла полы, а под полами повредила кирпичную выстилку, которую надо было обязательно переделывать.
Очевидцем наводнения был и А.С. Грибоедов, который впоследствии писал: «Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… Хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города, а в соседних домах, примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину… Сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери?»
Образную картину петербургского наводнения 7 ноября 1824 года дал в своей поэме «Медный всадник» А.С. Пушкин, хотя замысел и идея произведения, конечно же, намного глубже.
Как напоминание об этом страшном бедствии долгое время на стенах петербургских домов сохранялись пометки в виде жестяных, а кое-где и мраморных дощечек с надписью: «7 ноября 1824 г.».
Наводнения, большие и малые, угрожали Петербургу постоянно. В 1890 году случилось новое наводнение, которое от всех предшествующих отличалось необычайной стремительностью. И еще тем, что для всех явилось совершенной неожиданностью. Уровень воды едва не достигал лишь фута на два злополучной черты наводнения седьмого ноября 1824 года. И только благодаря тому, что после 1824 года был прорыт Обводный канал.
К вечеру шестнадцатого августа уровень воды в Неве и на всем побережье Финского залива вдруг сильно снизился. Один из ораниебаумских кораблей так основательно сел на мель, что его пришлось снимать посторонними средствами. Но спад этот продолжался очень недолго. Около восьми часов вечера вода стала быстро прибывать, а уже в одиннадцать часов Петербург был затоплен.
Наибольшие размеры наводнение приняло в районе Васильевского острова, в особенности на его окраине – в Галерной гавани и на острове Голодай. Здесь вода из берегов Невской губы выступила еще 15 августа, но до домов пока не дошла. 16-го же числа ветер усилился до степени шторма, поднял воду в гавани и к 10 часам вечера залил улицы, дома и огороды. Но местные жители настолько были уверены в своей безопасности, что спокойно улеглись спать. Однако уже через пятнадцать минут были разбужены водой, проникшей в нижние этажи. Только тогда глухая ночная пора и стремительность наводнения вызвали страшный переполох.
Собаки, свиньи, коровы подняли неимоверный рев и вой, к которым вскоре присоединились истошные вопли людей. Полы в нижних этажах домов размыло, они перегородили выход, и спросонья народ с трудом выбирался из своих жилищ. А выбравшись, увидели, что по гавани разнесло целые штабеля дров, по улицам плавает смытая с огородов капуста. Потом было подсчитано, что погибло около 1500 капустных грядок и унесено более 400 саженей сложенных дров. В довершение несчастья на углу Канареечной улицы и Среднего проспекта начался пожар, и пожарные добирались туда, по спицы утопая в воде.
Вода не убывала, и к трем часам ночи дошла до небывалого уровня – выше десяти футов. При неярком свете наступившего утра петербургские обыватели увидели, насколько велико было бедствие. Мостовые во многих местах обвалились, небольшие мостики смыло вообще. Рабочие Балтийского завода не могли попасть в свои цеха и мастерские, так как конки отходили только от Покровской общины. Да и они пробивались через большие препятствия, так как по улицам плавали вынесенные из сараев бочки, домашняя утварь и всевозможная мебель.
Во многих конюшнях водой подняло деревянные полы, так что лошади стояли в своих стойлах по брюхо в воде, а вывернутые доски плавали рядом с ними. Испуганные животные взбесились, и только после долгих усилий рабочие вывели их из конюшен на возвышенное место.
Те из петербуржцев, кто смог, уходили на более высокие места. Кому это не удалось, проводили ночь на крышах.
Жуткую картину представляло собой Смоленское кладбище. Поступавшая сюда с Галерной гавани вода разломала забор и нанесла целые груды капусты, которая потом так и осталась лежать среди могил. Было размыто сорок могил, а некоторые, недавно вырытые, еще не успели осесть и были очень сильно повреждены. После спада воды картина представлялась мистическая. Кресты на многих могилах, которые были посолиднее, покосились. А деревянные почти все были смыты да так и плавали по кладбищу вместе со столами, скамейками, венками и намогильными ящиками. Во многих могилах открылись зарытые в них гробы. Могильщики рассказывали потом, что на кладбище приплыли и несколько коров.
Водой было потревожено и немало прахов, особенно в задних рядах кладбища. Почва там еще долгое время представляла собой настоящий кисель, а запах напоминал о последствиях бедствия.
Более всех пострадал Васильевский остров, как самый низменный. Здесь почти все дачи были затоплены водой, на поверхности которой плавали доски, бревна и всякий хлам. Наводнение страшно перепугало дачников, которые из нижних этажей перебрались в верхние и даже на крышу.
Страшный переполох наделала нагнанная бурей вода среди гуляющей публики в Крестовском саду. Своей кульминации грозная стихия достигла на Елагином острове. В ночь на 17 августа здесь все одним разом очутилось под водой: дворец со всеми своими службами, дача министра финансов, Императорское садоводство, дачи придворного духовенства. Сообщение с ними поддерживалось на лодках. Всюду на острове видны были плавающие тумбы, сорванные мостики и пристани, опрокинутые киоски.
Вода застала дачных жителей настолько врасплох, что никто из них ничего не мог спасти из своего скарба. Даже куры, бывшие у администрации Императорского садоводства, и те все погибли. Убытки в елагинских садах составили более 300 000 рублей.
В эту ночь плавал в воде и ресторан «Славянка». Все его террасы, билльярдные и кегельбанные помещения были затоплены водой. Выбегавшая публика и на улицах заставала такую же картину. За места в дилижансах дрались, извозчиков не было вовсе.
Публика из «Аквариума», где в тот роковой вечер был бенефис его директора, спасалась от воды весьма оригинальным образом. Поздним пешеходам приходилось долго бродить по глухим закоулкам, отыскивая сухие места. Но их нигде не было! Тогда более храбрые снимали обувь и панталоны, закидывали их за спину и предпринимали путешествие по морю, «аки по суху».
В то время, когда вода затопляла аллеи Александровского сада, в Зоологическом саду еще даже и не подозревали, что вскоре будут врасплох застигнуты наводнением. В начале одиннадцатого часа вечера закончилось представление на открытой площадке, и публика направилась к веранде, наперебой занимая столики. Правда, администрация, не желая пока пугать народ, тем не менее приступила к спасению зверей – сначала мелких животных, так как они помещались в нижних местах сада.
Вскоре полиции все же пришлось предупредить публику об опасности, но та не придала большого значения этому сообщению и продолжала развлекаться. Только когда вода показалась из-за эстрады, где играют музыканты, – все, как один, повскакали со своих мест. Некоторые бросились к воротам, но оказались отрезанными бушующей уже водой. Так многим и пришлось опять вернуться на веранды.
Спасенных зверей размещали на сцене, в буфете, на террасах – словом, везде, куда вода не могла добраться. Когда слона вывели из стойла, он, почувствовав себя на свободе, стал метаться по саду, разыскивая сушу.
