Тогда Хоффман предложил использовать палубные пушки, рассчитывая, что их разрывные пули все-таки сделают свое дело. Экк отклонил предложение, посчитав орудия слишком громоздкими для стрельбы с такого малого расстояния, и приказал Хоффману попробовать «флак» - 20-миллиметровый зенитный автомат.
Но и эта попытка не удалась. Кто-то предложил заложить фугасных заряды на каждом из плотов. Но Экк отказался, запретив покидать лодку. Вместо этого он приказал поднять наверх ручные гранаты и подвез U-852 на расстояние около 30 метров к ближайшему плоту.
Гранаты бросал все тот же Хоффман. Сколько он их бросил - неизвестно. Свидетели утверждали, что не больше трех. Но и гранаты оказались бесполезными.
На суде Экк скажет, что был уверен: когда начнется стрельба, люди сами быстро покинут плоты. Даже если он и в самом деле так считал, все вышло по-иному. Спасаясь от пуль, первый офицер Антониос Лиоссис распластался на плоту и прижался к нему всем телом. Позже он расскажет, как слышал позади себя предсмертные крики Димитриоса Константинидиса, прошитого пулеметной очередью. Когда в ход пошли гранаты, Лиоссис был ранен в спину и плечо. Из находившихся на другом плоту третьего офицера Кефаласа и двух матросов оба последних погибли, а Кефалас получил тяжелое ранение в руку. Несмотря на рану, последний сумел скатиться в воду и вплавь добраться до плота Лиоссиса. Под пулями погибло еще несколько человек.
А экипаж немецкой субмарины до некоторого момента и понятия не имел о том, что творится наверху. Лодка долгое время практически не двигалась, и это не могло не вызвать у матросов недоумения. Кое-кто, видел, как наверх доставляли пулеметы и гранаты. Ясно, что там что-то происходило. Внизу с моряками находился главный инженер Ленц, составлявший рапорт о беседе с греческими офицерами. Вероятно, он был единственным из находившихся внутри «стальной трубы», кто хорошо знал о значении приглушенных звуков, доносившихся сверху.
Наступила полночь - время смены вахты. Хоффман занял место Кольдитца, спустившегося вниз. А Экк приказал подняться на мостик старшему матросу Вольфгангу Швендеру, одному из рядового состава смены. Теперь по крупным обломкам на воде должен был стрелять он. Швендер подчинился и открыл огонь с левого палубного пулемета по плоту, который покачивался на воде метрах в сорока от лодки.
Едва прогремела очередь, пулемет заклинило. В этот момент на мостике появился старший инженер Ленц. Окинув взглядом океан, он резко отпихнул Швендера в сторону, взял оружие в свои руки и после некоторой заминки снова открыл огонь по плоту. Старший матрос больше не стрелял, приступив к выполнению своих обязанностей впередсмотрящего.
Сколько выстрелов сделал капитан-лейтенант Ленц, опять же неизвестно. Вероятно, его мишенью был только один плот. Более интересен другой вопрос: почему стрелял именно он? Командир приказал стрелять Швендеру, а не Ленцу. Ответ на него дал сам Ленц, только уже на суде. Ответ весьма интересный и, наверное, не каждому понятный.
Ленц пояснил, что забрал оружие из рук старшего матроса, полагая, что на плоту может находиться допрашиваемый им греческий офицер. Он, то есть Ленц, очень не хотел бы, чтобы грек оказался «убит пулями, выпущенными весьма посредственным солдатом», каковым в его глазах являлся Швендер. Для Ленца, по его словам, это был вопрос чести, и если уж вражескому офицеру и предстояло погибнуть, то от руки военного того же ранга. Вот так! Ни больше, ни меньше…
Примерно к часу ночи 14 марта Экк, наконец, осознал, что все его попытки уничтожить следы парохода напрасны. Методичный расстрел, продолжавшийся с перерывами около пяти часов (!) ничего не дал, а только погубил людей. Экку оставалось только развернуться и на максимальной скорости убраться прочь от места бойни, оставив на двух искромсанных плотах четырех еще живых потерпевших.
На рассвете уцелевшие начали собираться поближе друг к другу. Пробковые плоты даже полуразбитыми продолжали держаться на воде. С них и собрали аварийные запасы воды и сухарей.
Через шесть дней повстречался еще один плот с первым и третьим офицерами, раненными осколками гранат. Этот плот оказался в наилучшем состоянии, и все перебрались туда. Потом горстка уцелевших моряков смогла продержаться на нем более месяца! Сколько всего им пришлось вытерпеть - описать просто невозможно. Только 20 апреля их подобрал португальский сухогруз «Алешандру Сильва». В живых остались: Лиоссис, Сайд и Аргиррос. Кефалас к тому моменту умер от гангрены и лихорадки…
После происшедшего настроение немецкого экипажа было близко к унынию. На суде Экк признается: «Я чувствовал, что настроение на борту подавленное. Я и сам себя ощущал не лучше». Капитан посчитал себя обязанным объяснить экипажу, почему он принял такое жестокое решение. Через громкоговоритель он обратился к подчиненным и сообщил, что «сделал это с тяжелым сердцем» и что сожалеет, если кто-то из оставшиеся в живых погиб во время обстрела. Он подчеркнул, что, в любом случае, без плотов даже те, кто остался, обречены на смерть. И все же команде не стоит так сильно переживать - «мы должны думать о наших женах и детях, которые дома умирают под бомбежками».
Капитан-лейтенант Экк сумел ускользнуть от преследования, продолжал оставаться в море и успел справить свое двадцатидевятилетие. 1 апреля в Индийском океане у берега Южной Африки U-852 потопила еще один английский транспорт, «Дахомиан» (5277 тонн). Далее последовало безуспешное крейсерство вдоль побережья.
Но плавать U-852 оставалось недолго. Сообщение Экка о потоплении «Пелеуса» англичане перехватили еще 15 марта. Началась охота. Последняя радиограмма была перехвачена 30 апреля.
Возмездие настигло немцев 2 мая. Когда на субмарину со стороны солнца неожиданно обрушились два английских «Веллингтона», на мостике находился лейтенант Хоффман. Градом посыпались бомбы. U-852 едва успела погрузиться, получив серьезные повреждения. Выяснилось, что не только вода хлестала через пробоину, а еще и смертельно опасный хлор стал заполнять отсеки. Через 15 минут лодка вырвалась на поверхность, предприняв отчаянную попытку отбиться от самолетов зенитным огнем. Развернув «флак», немцы стали стрелять по бомбардировщикам, которые на пикировании снова атаковали субмарину, обрушив на расчет шквал огня. Обер-лейтенант Кольдитц и старший матрос Хофер были убиты на месте.
И все же лодке чудом удалось проскочить: она срочно пошла к берегу. На следующий день нос субмарины уткнулся в побережье Южного Сомали. Экк приказал взорвать корабль и идти вглубь территории, зная, что за лодкой давно следят англичане. Последние высадили десантную группу с эсминца «Фелмут». После короткой схватки, в которой погибли еще четыре немца, все остальные подводники, 53 человека, попали в плен.
Англичанам не понадобилось много времени на установление того, что экипаж именно этой субмарины повинен в мартовском расстреле беззащитных людей. После опроса выживших моряков с «Пелеуса» и осмотра вахтенного журнала U-852 пленные немцы были взяты под усиленную охрану.
Суд над теми из них, кто вел огонь с палубы, начался 17 октября 1945 года в Гамбурге - почти через месяц после начала Нюрнбергского процесса. В качестве свидетеля был вызван даже Адальберт Шнее, напутствовавший Экка перед дальним походом. Когда опытного «серого волка» Шнее спросили, что бы он сделал на месте Экка, тот сначала сказал: «Я недостаточно хорошо знаю этот случай, чтобы дать какой-либо ответ». Такая фраза суд не удовлетворила, и вопрос во время слушания задавался неоднократно, пока Шнее не ответил: «Я бы этого не сделал».
Хейнц-Вильгельм Экк заявил, что уничтожал обломки только ради безопасности своей лодки от возможного обнаружения с воздуха. Остальные бывшие офицеры и старший матрос утверждали, что просто выполняли приказ командира.
Англо-греческий военный трибунал отклонил все аргументы обвиняемых и квалифицировал их варварский поступок как военное преступление. Командира лодки Экка, второго вахтенного офицера Хоффмана и корабельного врача Вейспфеннига приговорили к расстрелу. Старший инженер Ленц получил пожизненное заключение, а старший матрос Швендер - 15 лет. По свидетельствам присутствовавших, лица приговоренных к смерти оставались такими же бесстрастными, как и лица тех, кто избежал ее.
