ЕВДОКИМОВ (хмуро). Ерундой много занимаемся. Работать перестали.

ВЛАДИК. Я сразу понял, что ты в нее влюбишься. Единство противоположностей.

ЕВДОКИМОВ. Спасибо, что объяснил. Никак не мог понять, чего это я в нее влопался.

ВЛАДИК. Ты ужасно разговариваешь. Впрочем, жаргон – это язык шиворот-навыворот.

Это язык молодости. Однажды мы заговорим правильно – и это будет означать, что молодость прошла.

ЕВДОКИМОВ. Нет, как ты умеешь все объяснить! До завтра.

ВЛАДИК. До завтра…

ЕВДОКИМОВ выходит. ВЛАДИК один. За сценой звуки магнитофона, смех, говор.

Затемнение.

На следующий вечер. Квартира ЕВДОКИМОВА.

ЕВДОКИМОВ один. Часы бьют половину одиннадцатого.

Звонок телефона. ЕВДОКИМОВ бросается к трубке.

ГОЛОС ВЛАДИКА (из трубки). Привет.

ЕВДОКИМОВ (разочарованно). Ты…

ГОЛОС ВЛАДИКА. Звонил Семенов: машина за тобой придет к двенадцати.

ЕВДОКИМОВ. Ясно.

ГОЛОС ВЛАДИКА. Ты что сейчас делаешь?

ЕВДОКИМОВ. Читаю.

ГОЛОС ВЛАДИКА. Ждешь ее?

ЕВДОКИМОВ. Не люблю, когда ты разговариваешь на эти темы. Кстати, захвати карты, а то в свободное время мы взбесимся от скуки. (Кладет трубку. Продолжает расхаживать по комнате.) Резкий звонок у входной двери. ЕВДОКИМОВ улыбается, бросается открывать. Шум, голоса. Евдокимов возвращается очень хмурый с МАТЕРЬЮ и ОТЧИМОМ. МАТЬ – моложавая женщина в очках, тип «красивых женщин – научных работников». ОТЧИМ – ее возраста, сухой, кашляющий, очень застенчивый.

МАТЬ. Никогда не предполагала, что ты вечером будешь дома. Сразу открой форточку – здесь отчего-то ужасно пахнет клопами. (Открывает форточку.) Электрон, унеси из передней чемоданы Аникина.

ОТЧИМ. Зачем же. Я сам могу их унести. (Выходит.) МАТЬ (шепотом). Ты понимаешь, такое событие: Аникина выдвинули в членкоры. Мы сразу вылетели. А Генку оставили. Ему там очень хорошо. Я только боюсь, что он сойдет с ума от свободы…

ЕВДОКИМОВ выходит.

Нет, отчего так пахнет клопами? (Вдруг что-то заметила на полу. Подняла.

Разглядывает. Усмехнулась. Положила в карман.) Звонок телефона. ЕВДОКИМОВ бросается к телефону. Из своей комнаты бросается к телефону и ОТЧИМ.

ЕВДОКИМОВ (успевает раньше). Алло… (Хмуро, отчиму.) Вас.

ОТЧИМ (берет трубку). Да, я. Здравствуй, Семен… Невероятно комическое обстоятельство… Сегодня заключительный тур… Ну, если я скажу, что это мне безразлично, ты ведь все равно не поверишь… (Смеется.) Варианты такие:

Федосевич – слишком молод… Попов – вообще никогда не обременял себя наукой. Он деятель больше общественный… Ваш покорный слуга тоже сделал в науке весьма маловато. (Замолчал, выслушивая с улыбкой ответный поток слов, в котором содержалась вся высокая степень оценки его заслуг.) Ну, ну, ну… Может быть, Репин? Но он всем и вся насолил. Так что остается пока гадать… Ну, звони, звони. (Вешает трубку. Матери.) Борисов передает тебе привет.

МАТЬ. Но откуда у нас все-таки пахнет клопами? Может быть, они к нам переползли?

ОТЧИМ. Я, собственно, ничего не чувствую.

МАТЬ. Мужчины никогда ничего не чувствуют. Нет, они определенно переползли из двенадцатой квартиры… Электрон, почему ты не интересуешься братом Геннадием?

ЕВДОКИМОВ. Интересуюсь.

МАТЬ. Он становится до невозможности похож на тебя. Он у всех знакомых девушек спрашивает, не знают ли они Нофелета. Помнишь эту твою шутку, которую ты придумал в седьмом классе?

ЕВДОКИМОВ. Помню.

МАТЬ. Дивный парень! Абсолютно влюблен в математику. И при этом пижон страшнейший. Он читал какие-то стихи и что-то перепутал. А Нинель Борисовна его поправила. И он абсолютно невозмутимо ей сказал: «С точки зрения трехзначной логики это все несущественно». Чем привел своего отца, гуманитария Аникина, в совершенный восторг.

ЕВДОКИМОВ (тихо). Кретин.

МАТЬ. Что с тобой?

ЕВДОКИМОВ. Ничего. Вспоминаю, какой я был кретин. Кстати, что это за записочки валяются на всех столах? (Читает.) Федосевич – шесть, Репин – восемь.

МАТЬ. Тсс… Это Аникин подсчитывает варианты. (Смеется.) А говорит, что ему все равно. Отлично!

ЕВДОКИМОВ хочет уйти.

Электрон, почему на кровати должны лежать мыльницы?

ЕВДОКИМОВ.Я уезжаю сегодня на «Альфу».

МАТЬ. Как – уезжаешь?!

ЕВДОКИМОВ. В двенадцать.

МАТЬ. Ну что же ты молчал? Что у вас там?!

ЕВДОКИМОВ. Да так.

МАТЬ. Любопытное что-нибудь?

ЕВДОКИМОВ. Да нет, обычная ерунда.

МАТЬ. Передавай привет Семенову. Так. Значит, тебе нужно сесть и внимательно продумать, что ты с собой возьмешь, а не бегать все время к телефону, как опаленный таракан. Главное, не забудь зубную щетку.

Звонок. ОТЧИМ и ЕВДОКИМОВ тотчас бросаются ктелефону.

ЕВДОКИМОВ (успев раньше). Алло! Вы не туда попали. (Вешает трубку, выходит.) В комнате МАТЬ и ОТЧИМ.

МАТЬ (вынимая что-то из кармана). Аникин, что это?

ОТЧИМ. По-моему, это шпилька.

МАТЬ. Так. Я нашла ее на полу.

ОТЧИМ. Он вроде не мальчик.

МАТЬ. Не в этом дело. Я удивляюсь, что ты ничего не видишь. Он стал очень странный. Эта беготня к телефону… Он влюблен! Неужели ты не видишь! А я совершенно не знаю, кто она! (Нюхает ветку эвкалипта. Торжествующе.) Так вот! (Выдергивая ее из вазы.) Значит, от этой страшной ветки пахло клопами! Ее нужно немедленно уничтожить. (Выходит.) Звонок телефона. ЕВДОКИМОВ и ОТЧИМ бросаются к телефону.

ЕВДОКИМОВ (успевая раньше). Алло! (Мрачно.) Вас.

ОТЧИМ (берет трубку). Здравствуй, Николай!.. Понимаешь, комическое обстоятельство. (Замолкает, выслушивая поток слов собеседника.) Ну, спасибо, спасибо. (Кладет трубку, уходит.) Возвращается МАТЬ.

МАТЬ. Ты положил в чемодан зубную щетку?

ЕВДОКИМОВ. Положил.

МАТЬ. Боже мой, пятнадцать минут двенадцатого. Нужно что-то тебе сготовить. Куда-то девались все сковородки. После лета все сковородки куда-то исчезают. Ты понимаешь, кажется, Аникина все-таки изберут.

ЕВДОКИМОВ. Меня это мало интересует.

МАТЬ. Тебя сейчас ничего не интересует.

ЕВДОКИМОВ. Здесь стояла ветка. Куда ее дели?

МАТЬ. У нее был клопиный запах. Я ее выбросила.

ЕВДОКИМОВ. Это была моя личная ветка! И я никого не просил!..

МАТЬ. Ну, ладно… Ладно…

Молчание. Он собирает чемодан.

Элик!

ЕВДОКИМОВ. Да?

МАТЬ. Мы с тобой редко разговариваем. Я всегда занята. Я, наверное, неважная мать. Но я бы хотела, чтобы ты мне ее показал.

ЕВДОКИМОВ. Кого?..

МАТЬ. Ее… (Выходит.)

ЕВДОКИМОВ один. Часы бьют половину.

ЕВДОКИМОВ (грустно усмехается). Все…

МАТЬ (входя). Одну сковородку я обнаружила в ванне. Почему?.. Ну, серьезно, Элик, я хоть раз ее видела?

ЕВДОКИМОВ. Кого?

МАТЬ. Ну, ее… которая сюда приходила.

ЕВДОКИМОВ. Не нужно, мамочка. Чушь все это. Приходила, уходила… Одна, другая… все это несерьезная чушь. (Уходит.) МАТЬ. Аникин! Аникин!

Из своей комнаты выходит ОТЧИМ.

Неужели я опять ошиблась?

ОТЧИМ. Нет. Федосевич слишком молод… Они это не любят… (Трагически.) Но Попов?!

МАТЬ (трагически). Он, кажется, ни в кого не влюблен!

ОТЧИМ. Ну вот и хорошо, а ты волновалась.

МАТЬ. Что ж тут хорошего, Аникин? Ну почему он такой? Ну почему он не умеет любить?!

Затемнение.

Парадное дома ЕВДОКИМОВА. В парадном НАТАША, в форме и с чемоданчиком. Стоит, прислонясь к клетке лифта.

Надпись: «Лихта не работает».

По лестнице спускается ЕВДОКИМОВ, тоже с чемоданчиком.

Они стоят и смотрят друг на друга.

ЕВДОКИМОВ. Ясно.

НАТАША. Я просто проходила мимо и решила…

ЕВДОКИМОВ. А позвонить ты не могла?

НАТАША. Понимаешь, я не знала, удобно ли это. Я как раз по лестнице поднималась…

Там к тебе кто-то приехал… Я и решила подождать здесь… немного.

ЕВДОКИМОВ. Значит, ты ждешь два часа?

НАТАША. Два или двадцать два… не помню и не важно.

ЕВДОКИМОВ. Я люблю тебя, Наташа.

НАТАША (почти испуганно). Что ты?

ЕВДОКИМОВ. Я очень люблю тебя.

НАТАША. Ну, тише, тише… А наверное, справедливость все-таки есть. Я загадала, если мы с тобой встретимся сегодня, значит, есть справедливость.