– Билл Клинтон?

– Господи, нет. Он стал бы кандидатом от партии в две тысячи четвертом, но умер от сердечного приступа во время партийного съезда. Место Билла заняла его жена. Она президент.

– Справляется?

Гарри помахал рукой.

– Более-менее... но землетрясения законом не запретишь.

Над головой вновь раздался чавкающе-рвущий звук. Я посмотрел на потолок. Гарри – нет.

– Что это? – спросил я.

– Сынок, никто, похоже, не знает, – ответил он. – Ученые спорят, но в этом случае, думаю, ближе всех к истине проповедники. Они говорят, что это Бог готовится стереть с лица земли всю работу Его рук, точно так же, как Самсон стер с лица земли храм филистимлян. – Гарри допил виски. Румянец затеплился на его щеках... на которых я не видел язв, вызванных радиацией. – И в этом они, наверное, правы.

– Святой Боже, – выдохнул я.

Он пристально посмотрел на меня.

– Наслушался истории, сынок?

Я бы мог ответить: «Хватит до конца жизни».

– Я должен идти. – Я повернулся к Гарри. – У вас все будет в порядке?

– Пока не помру. Как и прочие. – Он встретился со мной взглядом. – Джейк, откуда ты взялся? И почему меня не отпускает ощущение, что я тебя знаю?

– Может, потому, что мы всегда знаем наших добрых ангелов?

– Чушь собачья.

Я хотел уйти, в надежде, что моя жизнь после следующего сброса на ноль станет проще. Но сначала, поскольку передо мной сидел хороший человек, которому выпали огромные страдания во всех трех его инкарнациях, вновь подошел к камину и взял одну из фотографий в рамке.

– Только осторожней, пожалуйста, – нервно воскликнул Гарри. – Это моя семья.

– Знаю. – Я сунул рамку в его скрюченные артритом, покрытые старческими пятнами руки. В рамке была черно-белая, немного выцветшая фотография, увеличенная с кодаковского негатива. – Фотографировал ваш отец? Я спрашиваю, потому что его на фотографии нет.

Он с любопытством посмотрел на меня, потом на фотографию.

– Нет. Нас сфотографировала соседка летом тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Мои отец и мать тогда уже жили врозь.

Я задался вопросом, та ли это соседка, которую я однажды видел. Она курила сигарету и попеременно мыла семейный автомобиль и поливала семейную собаку. Почему-то я не сомневался, что та самая. Откуда-то из глубин сознания, словно звук, идущий из колодца, вдруг донеслись голоса девочек со скакалкой: ...И всех вас, конечно, я тоже люблю.

– Он выпивал. Не такое уж большое дело в те годы, многие выпивали и жили под одной крышей с женами, но он, напившись, становился очень уж злобным.

– Готов спорить, становился, – кивнул я.

Он опять посмотрел на меня, более пристально, потом улыбнулся. Большинства зубов уже не было, но улыбка все равно оставалась обаятельной.

– Сомневаюсь, что вы знаете, о чем говорите. Сколько вам лет, Джейк?

– Сорок. – Хотя я не сомневался, что в тот вечер выглядел старше.

– То есть вы родились в семьдесят первом?

На самом деле я родился в 1976, но не мог сказать ему этого, не объяснив, что пять недостающих лет провалились в «кроличью нору», совсем как Алиса – в Страну чудес.

– Примерно. – Я указал на фотографию. – Ее сделали в вашем доме на Коссат-стрит?

Я постучал пальцем по Эллен, стоявшей слева от матери, думая о взрослой Эллен, с которой говорил по телефону, – назовем ее Эллен Два-Ноль. Также думая – а как иначе? – об Эллен Докерти, с которой познакомился в Джоди благодаря гармонии.

– По фотографии этого не скажешь, но волосы у нее были рыжие, верно? Миниатюрная копия Люсиль Болл.

Гарри молчал, сидел с отвисшей челюстью.

– Она стала комической актрисой? Или нашла другую профессию? На радио или телевидении?

– Она диджей радиостанции Си-би-си провинции Мэн, – едва слышно ответил Гарри. – Но как ты...

– Это Трой... и Артур, известный также как Тагга... а это вы, вас обнимает мамина рука. – Я улыбнулся. – Как того и хотел Господь Бог.

Если бы все могло так и остаться. Если бы могло.

– Я... ты...

– Вашего отца убили, верно?

– Да. – Из носа выехала трубочка, и он затолкал ее обратно. Рука чуть дрожала, как у человека, который грезит с открытыми глазами. – Его застрелили на кладбище Лонгвью, когда он клал цветы на могилы своих родителей. Через несколько месяцев после того, как нас сфотографировали. По подозрению в убийстве полиция арестовала одного мужчину, Билла Теркотта...

Ох. Этого я никак не ожидал.

– ...но у него нашлось железное алиби, и им ничего не оставалось, как отпустить его. Убийцу так и не нашли. – Он взял меня за руку. – Мистер... сынок... Джейк... это безумие, но... ты убил моего отца?

– Не говорите глупостей. – Я взял у него фотографию и вернул на каминную доску. – Я родился только в семьдесят первом. Помните?

Я медленно шел по Главной улице к сгоревшей фабрике и разграбленному магазину «Быстро и дешево». Шел, опустив голову, не высматривая ни Безносого, ни Голожопого, ни остальных членов банды. Я полагал, что они обойдут меня стороной, если увидят. Они наверняка подумали, что я чокнутый. Возможно, не ошиблись.

Мы все здесь сумасшедшие, сказал Чеширский кот Алисе. А потом исчез. За исключением улыбки. Насколько я помню, улыбка на какое-то время задержалась.

Теперь я понимал больше, но не все. Сомневаюсь, что даже Люди с карточками понимали все (а проведя какое-то время на посту, они уже практически ничего не понимали), но это никак не помогало мне с решением, которое предстояло принять.

Когда я нырнул под цепь, вдалеке что-то взорвалось. Я не подпрыгнул. Осознавал, что взрывов теперь много. Когда люди начинают терять надежду, без взрывов никак не обойтись.

Я вошел в туалетную комнату за магазином и едва не упал, споткнувшись о дубленку. Отбросил ее в сторону – знал, что она не потребуется мне там, куда я направлялся, – и медленно подошел к коробкам, которые выглядели совсем как снайперское гнездо Ли.

Чертова гармония.

Отодвинул несколько коробок, чтобы расчистить себе путь, потом аккуратно вернул на прежнее место. Пошел дальше маленькими шажками, вновь представляя себе, что нащупываю верхнюю лестничную ступеньку в кромешной тьме. Но на этот раз все обошлось без ступенек, ограничившись странным раздвоением. Я переставлял ноги, наблюдая, как мерцает нижняя половина тела, потом закрыл глаза.

Еще шаг. Еще. Теперь я ощущал ногами тепло. Два новых шага, и солнечный свет превратил темноту под веками в красноту. Еще шаг, и хлопок в голове. Тут я услышал шурш-шурш плоскопрядильных станков.

Открыл глаза. Вонь грязной, заброшенной туалетной комнаты сменилась вонью текстильной фабрики, работающей на полную мощность в тот год, когда агентства по защите окружающей среды еще не существовало. Я стоял на крошащемся бетоне, а не на грязном линолеуме. Слева видел большие металлические контейнеры, наполненные отходами текстильного производства и прикрытые мешковиной. Справа – сушильный сарай. Из «кроличьей норы» я вышел за две минуты до полудня 9 сентября 1958 года. Гарри Даннинг вновь стал маленьким мальчиком. Каролин Пулин была в школе, возможно, слушала учителя, возможно, грезила о каком-нибудь парнишке или о том, как через пару месяцев пойдет с отцом на охоту. Сейди Данхилл еще не вышла замуж за мистера Швабру и жила в Джорджии. Ли Харви Освальд проходил службу в Южно-Китайском море в составе подразделения морской пехоты. И Джон Ф. Кеннеди, второй сенатор от штата Массачусетс, только мечтал о президентстве.

Я вернулся.

Я подошел к цепи, нырнул под нее. Постоял на другой стороне, повторяя про себя последовательность ближайших действий. Потом направился к углу сушильного сарая. За ним, привалившись к стене, стоял Зеленая Карточка. Только карточка Зака Ланга больше не была зеленой. Она потускнела и приобрела какой-то промежуточный, охряный оттенок, застряв на полпути от зеленого к желтому. Его теплое не по погоде пальто запылилось, прежде новенькая шляпа выглядела потрепанной и грязной. Щеки, при нашей первой встрече чисто выбритые, покрывала щетина... кое-где седая. Глаза налились кровью. Пить он еще не начал – запаха я не почувствовал, – но все к этому шло. Зеленый дом, в конце концов, находился в пределах того маленького круга, где он мог свободно перемещаться, а все эти нити реальности, которые приходилось держать в голове, вызывали боль. Множество прошлых – уже не подарок, но прибавьте еще и множество будущих. Любой запьет, если есть возможность добраться до спиртного.