Через день маркиз, как и обещал, приехал и хорошенько расспросил меня обо всем, но на сей раз я была готова. Отвечала расплывчато и туманно: «Нет, не видела. Не помню. Было темно. Да, высокий. Выше меня, ниже вас. Волосы… Темные. Или, может, это был капюшон. Голос? Нет, я не смогла бы описать его голос, он был странным, искаженным…»

Лгать почти не приходилось, тем не менее, я все сильнее ощущала чувство вины. Дядя Рэйвен ведь хотел для меня только добра — а получал в ответ лукавство. Ситуация осложнялась тем, что мужчину в маске с пауком найти так и не удалось. Многие из опрошенных видели его на балу; в зал он прошел по личному приглашению из тех, что рассылались по одному обедневшим, но древним аристократическим семействам. Выяснять сейчас, до кого из адресатов не дошел золоченый бумажный прямоугольник, было почти наверняка бесполезно.

А еще меня мучал вопрос: почему тот, в паучьей маске, доброжелательно улыбнулся, прежде чем толкнуть меня к убийце-заговорщику? Издевка? Шутка? Или… безумие?

При мысли о том, что у меня может оказаться сумасшедший преследователь, по спине пробегали мурашки.

Рассказывать о «Детях Красной Земли» маркиз отказался — то ли и впрямь блюл государственную тайну, то ли просто чувствовал, что я далеко не все рассказала о загадочном своем спасителе, и, как выражались дипломаты, решил дать асимметричный ответ на действия «враждебной стороны» — проще говоря, ничего не говорить о расследовании, если уж я умолчала о Крысолове. Дядя Рэйвен только упомянул вскользь о том, что вопрос с марсовийским посольством удалось решить самым удачным образом, единственный серьезно пострадавший гость — Фаулер — получил компенсацию за простреленное плечо и пообещал молчать, а газеты, после некоторого внушения со стороны Особой Службы, представили происшествие на балу досадным недоразумением и куда больше внимания уделили злосчастному Иву Сэнку и его пассии Мими. Что же касалось остального, то маркиз сослался на «государственную тайну». Спорить мне не хотелось совершенно, хотя судьба Саймона и прочих заговорщиков вызывала изрядное беспокойство. Я поразмыслила немного — и положилась на Эллиса.

И оказалась права.

Детектив с величайшим удовольствием выложил мне государственные тайны — на прогулке в заснеженном саду камней, напротив никконского посольства, в западной части Боунского парка.

— Мальчишку, пойманного в розовом платье, зовут Саймон Чейз. Он младший брат покойного Даррелла Чейза и младший сын в добропорядочной, верной короне семье Чейзов, потомственных врачей, — со вздохом начал Эллис, запрокинув голову к сумрачному небу. С самого утра шел снег; все вокруг было укрыто толстым слоем белого холодного пуха, и оттого звуки были приглушенными, а краски — мягкими. — И как отпрыска из такой замечательной семьи угораздило связаться с революционерами — ума не приложу… Всего переодетых девицами мальчишек было пятеро. Большую часть бала они крутились около марсовийских дипломатов, одному заговорщику даже удалось отвести «жертву» подальше от остальных и подсыпать яду в бокал. К счастью, прелестное дитя напутало с дозировкой, и яд сработал слишком рано; жертву замутило, ну, и… мне продолжать? — Эллис невинно ковырнул мыском притоптанный снег на дорожке.

Я усмехнулась.

— Нет уж, увольте. Кстати, бомбы, о которых говорил Даррелл Чейз, нашли?

— Ой, не было никаких бомб, — Эллис скривился. — Все оказалось враньем. Чейз блефовал, чтобы дать возможность уйти остальным членам группы. Но просчитался немного. Вообще если б не происшествие с Фаулером, честь и хвала его страсти к несговорчивым леди в розовых платьях, все могло закончиться куда как менее весело. Заговорщики были разоблачены благодаря случайности. Эх, как же я не люблю полагаться на чистую удачу! — проворчал Эллис себе под нос.

А я вспомнила искаженное от испуга и ярости лицо Саймона Чейза и спросила:

— Разоблачение заговора — это хорошо конечно. Но что стало потом с мальчишками? И кому вообще пришла в голову идея отправить на убийство детей?

Детектив помрачнел и зябко стянул ворот потрепанного пальто.

— Одному мерзавцу по кличке Кронус. Он был в числе основателей «Детей Красной Земли». После того случая, когда мои люди накрыли почти всю их гнилую организацию, людей «деткам» стало отчаянно не хватать, вот Кронус и решил привлечь к революционной борьбе малолеток. Но хуже всего знаете, что, Виржиния? — сердито уставился он на меня, словно я была воплощением этого самого Кронуса. — Не то, что детям хладнокровно внушили всякую гадость. Не то, что их отправили на провальное задание, накачав наркотиками для храбрости… Хуже всего то, что все эти мальчишки — братья старших членов организации. Эти идиоты-революционеры потащили своих собственных братьев, свою кровь, фактически на смерть. Это не предательство, это даже хуже. Если бы не Даррелл Чейз, который заставил Саймона скомандовать экстренный сигнал к отступлению… Возможно, при попытке задержать этих горячих мальчишек бы поубивали. А так — мы сцапали Саймона Чейза, и уже через него аккуратно достали остальных. Арестовали тихо и мирно, когда они не ждали.

— И что теперь будет с ними? С мальчишками? — сердце у меня кольнуло.

— Ничего, — Эллис пожал плечами. — Всех, кто младше семнадцати, отправят по разным военным колледжам. Это личное решение маркиза Рокпорта. Остальных, в зависимости от тяжести совершенных преступлений — либо в тюрьму, либо на Новый Материк, либо… — и он выразительно провел большим пальцем по шее. — Жаль, что Кронус опять ушел, вместе со всей верхушкой. Впрочем, эти твари всегда были вертлявыми и живучими до неприличия. Подозреваю, что он сбежал куда-то за границу, возможно, в Алманию, к тем, кто подпитывал деньгами бедных «деток»… Кстати, Виржиния, вуаль вам идет.

— Чтоб у вас язык отсох, Эллис! — вспыхнула я. — Совести у вас нет! «Вуаль идет»… Вы хоть представляете, какой у меня синяк?

— Нет, — искренне заинтересовался Эллис и заступил мне дорогу, жалобно глядя снизу вверх. — А покажите! Тут никого нет, никто не увидит.

— Эллис, не говорите глупостей, — возмутилась я до глубины души, на всякий случай придерживая шляпку вместе с вуалью. — В конце концов, это просто неприлично… Ох!

— Ну, пустите, я только на секунду загляну и сразу… Ого! — Эллис выпустил с боем отобранную вуаль и едва ли не пополам от смеха согнулся. — Ну ничего себе! Не синяк — синячище! Честно, даже у меня такого не было!

— Не сомневаюсь, — пытаясь сохранить достоинство, ответила я. — Что вы наделали, Эллис — все шпильки попадали в снег. Ищите теперь, без вуали я никуда не поеду. Стыд какой!

Я думала, что детектив по обыкновению начнет отшучиваться и отнекиваться, но он без всяких возражений уселся на корточки и принялся двумя пальцами выбирать из снега черные металлические шпильки. Одну за другой, осторожно, стараясь не зарыть случайно остальные.

— А теперь, коли уж я утолил ваше любопытство, расскажите мне о вашем Крысолове. Что это за типус такой?

— Честно говоря — не знаю, — вздохнула я. Стало как-то грустно; после бала мне несколько раз снился тот вальс и странный разговор в галерее, под ледяными звездами… А Крысолов никак не давал о себе знать. — Он был… странным. Говорил так, будто хорошо знает меня. Однако я не могу вспомнить ни одного знакомого человека с таким голосом или манерами. Акцент у него был то алманский, то альбийский, а временами и вовсе что-то марсовийское прорезалось.

— Гм… — Эллис задумался. — Знаете, такое бывает, когда не знаешь родного языка собеседника. Тогда принимаешь незнакомый акцент за вариации уже известных.

— Возможно, — я пожала плечами и отвернулась в сторону. Снег начал идти сильнее; наверное, завтра тут не будет видно уже ни одного камня, и никконский сад превратится в скучную белую пустыню. — Честно говоря, мне не хочется раздумывать об этом. Мы с Крысоловом всего лишь потанцевали немного, а потом поговорили, и вдруг он спасает мне жизнь! — я покачала головой, стараясь прогнать романтические мысли. Щеки наверняка уже полыхали румянцем. — Такое чувство, Эллис, будто мне по ошибке прислали чужое письмо, а я взяла и вскрыла его. И теперь читаю волшебные слова, согревающие сердце — но, увы, предназначенные не мне. И однажды придет настоящий адресат и — и заберет то, что ему принадлежит по праву. А я останусь наедине с воспоминаниями. И все.