Партизаны Давыдова разрушали коммуникации противника, уничтожали его мелкие отряды, фуражиров и мародеров, захватывали транспорты, обозы и пленных, включая ценных «языков». В бою Давыдов был беспощаден, но неоправданную жестокость к безоружному врагу пресекал. Пленных он даже удивлял своей гуманностью, следуя правилу своего кумира Суворова: «С пленными поступать человеколюбиво и стыдиться варварства»[985].

Из других партизан 1812 г. ближе всех к Давыдову по характеру действий своего отряда и даже по личным качествам был Александр Никитич Сеславин (1780–1858). Воин исключительной храбрости, он геройски проявил себя еще до 1812 г. (особенно под Фридландом в 1807 г. и под Рущуком в 1811 г.), а в 1812 г. — под Островно и на Бородинском поле, прежде чем стал партизаном. Его могилу, сохранившуюся под Ржевом, украшают строки из «Певца во стане русских воинов» В.А. Жуковского[986]:

Удаль бойца сочеталась в характере Сеславина с благородством гражданина. Денис Давыдов ставил его «несравненно выше Фигнера и как воина, и как человека, ибо к военным качествам Фигнера он соединял строжайшую нравственность… Он Ахилл, тот — Улисс»[987].

Александр Самойлович Фигнер (1787–1813), о котором Наполеон отзывался так: «…Немецкого происхождения, но в деле настоящий татарин» (17. С. 373), по своим нравственным качествам представлял среди партизан 1812 г. исключение, тем более досадное, что как воин он чуть ли не превосходил всех отвагой, предприимчивостью, «сметливостью сверхъестественной»[988]. Его «великостию духа» восхищался М.И. Кутузов (20. Ч. 2. С. 253, 258). Однако современники Фигнера, включая его друзей, сурово осуждали в нем «алчность к смертоубийству», «варварство», «бесчеловечие» (13. С. 360–361)[989], особенно по отношению к пленным, которых он целыми партиями (иногда сотнями) приказывал убивать, собственноручно расстреливали даже пытался выпрашивать у Д.В. Давыдова его пленных, чтобы их «растерзать» (5. Т. 7. С. 322–323; 13. С. 360–361; 25. Т. 4. С. 216–217)[990].

Давыдов, Сеславин и Фигнер, бесспорно, самые выдающиеся из армейских партизан 1812 г., хотя действовали они по-разному: Давыдов предпочитал скрытные рейды по тылам противника, Сеславин — открытый бой, а Фигнер — хитроумные засады и диверсии. Владея французским, немецким, итальянским и польским языками, Фигнер легко проникал под видом наполеоновского офицера в лагерь врага, собирал там для себя нужные сведения, а французам сообщал ложные и затем устраивал либо засаду, либо набег с богатыми трофеями (29. С. 210)[991]. Он попытался даже пробраться в Кремль и убить там Наполеона, испросив разрешение на такую акцию у Кутузова, но не сумел миновать охраняющих императора «ворчунов» Старой гвардии и едва не погиб сам (29. С. 208)[992].

Именно Давыдов, Сеславин и Фигнер вместе осуществили самую крупную за весь 1812 г. партизанскую операцию, окружив 9 ноября под Ляховом целую бригаду генерала Ж.-П. Ожеро[993] из дивизии Л. Барагэ д'Илье[994], который оставил своего бригадного генерала без поддержки. Отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера призвали на помощь казачьи полки генерал-майора В.В. Орлова-Денисова и начали операцию силами 3280 человек с артиллерией (2. С. 537). После искусного маневра они заставили противника сложить оружие. В плен были взяты 2 тыс. рядовых, 60 офицеров и сам генерал Ожеро (13. С 361–365). М.И. Кутузов, верный себе, на радостях преувеличил масштаб этой замечательной операции, доложив Царю: «Победа сия тем более знаменита, что при оной в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус сдался нам» (20. Ч. 2. С. 255. Курсив мой. — H. T.), а наши историки, вместо того, чтобы исправить фельдмаршальский подлог (бригада превращена даже не в дивизию, а в целый корпус!), как правило, сами пользуются им, радостно утверждая, что россияне «наголову разгромили корпус генерала Ожеро» (12. С. 341; 16. С. 305)[995]. О.В. Орлик при этом спутал а генерала с его братом-маршалом, который в России никогда не был.

Наполеон со своей стороны был так раздосадован событиями под Ляховом, что лишил Барагэ д'Илье командования и отдал его под суд, но тот еще до суда «с отчаяния» умер[996].

Другие армейские партизанские отряды тоже проводили наряду с мелкими стычками крупные операции. Самой выдающейся из них надо признать операцию по освобождению Вереи. В ночь на 11 октября отряд генерал-майора И.С. Дорохова пошел на штурм города, занятого вестфальцами. Авангардом отряда командовал поручик М.Ф. Орлов, который первым ворвался в город. Верея была освобождена, а около 400 пленных и знамя Вестфальского полка стали трофеями этой русской победы[997].

Кроме будущих декабристов (М.Ф. Орлова, М. А. Фонвизина, С.Г. Волконского, А.Ф. Астафьева), обращают на себя внимание из бойцов партизанских отрядов 1812 г. два корнета — А.А. Алябьев (будущий композитор, автор знаменитого «Соловья») и граф М.Ю. Виельгорский (впоследствии прославленный виолончелист)[998].

Урон, который нанесли захватчикам войсковые партизаны, трудно определить в точных цифрах. По подсчетам советских историков, только за время пребывания в Москве французы потеряли от ударов партизан до 30 тыс. человек[999]. Но в это число, по-видимому, входят потери французов и от крестьянских партизан.

Партизанских отрядов из крестьян было во много раз больше, чем армейских: только на Смоленщине — до 40 общей численностью около 16 тыс. человек[1000]. А ведь они действовали по всему театру войны, и иные из них насчитывали тысячи бойцов: отряд Герасима Курина, например, — почти 6 тыс., Ермолая Четвертакова — 4 тыс., Федора Потапова — 3 тыс.[1001]. По существу, едва ли не все крестьяне, причем обоего пола, способные носить оружие, становились тогда в зоне военных действий партизанами. Семнадцатилетняя крепостная Васена в драме Я.В. Апушкина «Двенадцатый год» говорит: «У нас одни старухи не воюют, а прочих не удержишь — все бойцы»[1002]. Именно так и было. По рассказам очевидцев, еще в Тарутине крестьянки, «толпами ежедневно» приходившие к солдатам «с гостинцами», говорили: «Только дай нам, батюшко, пики, то и мы пойдем на француза» (29. С. 197). Говорили так, брали если не пики, то вилы и шли «на француза».

Ф. Энгельс определял партизанскую войну как «неуловимое, то прекращающееся, то снова возникающее, но всегда создающее препятствия неприятелю, восстание народа»[1003]. Именно такое восстание подняли против французов в России 1812 г. партизанские отряды крестьян. Еще до начала контрнаступления русской армии пожар народной войны разгорелся вокруг захватчиков повсеместно, обрекая их на верную гибель.