... Непроглядный, сырой и холодный саван, окутывавший японские корабли, вдруг расступился, и в разрыве колеблющейся стены тумана Дева Сигенори увидел скалистые берега Порт-Артура. Знакомые желтовато-бурые очертания Золотой горы и Тигрового полуострова словно вырастали из темных вод Желтого моря. И на их фоне, среди разбросанных по рейду силуэтов сторожевых канонерок и миноносцев, выделялся крупный серо-зеленоватый четырехтрубный корабль.

  Такой у русских в Артуре сейчас мог быть только один - 'Баян'. А за ним, у выхода из прохода, виднелось что-то ещё. Судя по всему, более крупное... Но рассмотреть, что же там сейчас выходило на широкую воду из узкого бутылочного горлышка Порт-Артурской гавани, ни японский адмирал, ни более молодые и глазастые офицеры и сигнальщики, не успели. Помешал дым из труб 'Баяна' и то, что разрыв в полосе тумана вновь сомкнулся, закрыв рейд Артура от любопытных глаз....

  'Что ж!' - подумал Сигенори - 'Значит 'Баян' остался в Порт-Артуре. И, скорее всего, остальная эскадра тоже здесь, никуда не ушла. Пора давать радио Того. Хотя... Может, русский адмирал намеренно оставил 'Баян' на виду. Для дезинформации противника. Да и для двух броненосцев, что пока ремонтируются, при их последующем прорыве во Владивосток, быстроходный бронированный разведчик не помешает. А тем временем пятерка неповрежденных русских броненосцев уже может быть где-то у южного входа в Цусимский пролив. Идя навстречу летящему полным ходом на соединение с главными силами Камимуре. И если они встретятся... Пять броненосцев против пяти броненосных, но, все-же, крейсеров... Камимуре не позавидуешь. Нет, нужно ещё раз развернуться и подойти ещё ближе к Артуру. Чтобы рассмотреть всё наверняка. Если что - наша скорость всё равно больше, чем скорость русской эскадры. Оторвемся...'

  И в третий раз за последние полчаса японский отряд изменил курс...

  - Ваше благородие, семафор с 'Баяна'! - крик сигнальщика заставил всех, стоящих на мостике 'Пересвета', повернуть свои головы вправо.

  - 'Баян' передаёт: 'На зюйд наблюдал два японских крейсера, предположительно типа 'Такасаго'. Курс - зюйд-вест'.

  Человек с контр-адмиральскими погонами на плечах повернулся к стоящему рядом с ним высокому статному офицеру в форме капитана первого ранга:

   - Василий Арсеньевич, играйте боевую тревогу! Полный ход. 'Победе' сигнал - 'Изготовиться к бою, следовать за мной!'

  - Есть, Ваше превосходительство! - и командир 'Пересвета' своим раскатистым баритоном начал отдавать команды.

  Вот уже сильнее забурлила вода за кормой корабля, вокруг окованного медью форштевня всё выше стал подниматься пенный гребень, а под реями массивной фок-мачты распустились целые гирлянды сигнальных флагов. Всё пришло в движение. Стальная утроба броненосца наполнилась сотнями различных звуков - к глухому перестуку и вибрациям ускоряющихся машин и гулу котельных вентиляторов добавились лязгающие, стучащие, подвывающие и шипящие звуки лебедок, элеваторов, динамо-машин. И всё это обильно приправлено зычными командами да топотом десятков, если не сотен, матросских ног...

  Развернув орудия на левый крамбол, 'Пересвет', ускоряясь, катился на зюйд-вест по протраленному фарватеру. Следом за ним, вздымая волны острым форштевнем и оставляя за кормой пенные буруны из мутной воды, перемешанной с поднятым винтами илом, из ворот бона уже вышла 'Победа' и теперь, полностью застилая вход в гавань жирным угольным дымом, пыталась нагнать уходящий вперед флагман. Вирен тоже начал доворачивать машинами свой 'Баян' так, чтобы крейсер мог занять место в кильватере 'Победы'. Перспектива оказаться между кораблями Ухтомского и японцами, на линии огня своих же броненосцев, Роберта Николаевича не прельщала совершенно. Но и вклиниться между броненосцами он сейчас не мог, поэтому приходилось ждать, пока 'Победа' не проскочит мимо...

  Ухтомский, Бойсман и все остальные, кто был в эти минуты на мостике 'Пересвета', пристально всматривались вперед и влево, в плотную стену тумана, нависшую над холодными волнами не далее, как в двух-двух с половиной милях на юго-запад. Где-то там сейчас был враг, идущий в плотной пелене вдоль артурских берегов. И упускать возможность одарить дорогих гостей десятидюймовыми подарочками на пригоршней шестидюймовых пряников, ну никак не хотелось. Когда ещё представится такая возможность поквитаться с порядком надоевшими 'собачками' японского адмирала! Тем более, что для Павла Петровича это была прекрасная возможность реабилитироваться и в глазах всей эскадры, да и в своих собственных - тоже. Потому как нагоняй, полученный им по итогам последних маневров, был весьма досадным событием сам по себе, а если учитывать, что нравоучения пришлось выслушивать от какого-то 'юного дарования', по неведомой прихоти императора произведенному в чин вице-адмирала, то досадно и обидно было вдвойне. Хоть, выговор, конечно, был вполне заслужен, но... Его, князя, отпрыска старинной дворянской фамилии, ведущей своё родовое древо аж от самого Рюрика, давшей отечеству множество офицеров, да и адмиралов, отчитал, словно нашкодившего юнгу, какой-то, в сущности, мальчишка, по совершенному недоразумению получивший орлов на плечи! Хорошо, хоть не в присутствии офицеров эскадры происходило сие действо, а уже тет-а-тет, после основного разбора полётов. Вообще, это новое руководство эскадры странное какое-то. Очень странное. И имена, и речь, и манера общаться друг с другом... Словно иноземцы. Но никакого акцента... Да и методы управления - весьма своеобразные... Хотя, воевать они, похоже, действительно умеют. По крайней мере, легкие силы именно при них добились первых успехов. Да и вся эскадра, кажется, воспряла духом. Два потопленных японских истребителя и один захваченный в плен - даже несмотря на то, что в ночном бою очень многое зависит от госпожи фортуны, это был очевидный успех. Как и отражение японской бомбардировки без малого неделю назад... Тут уж на милость фортуны всё не спишешь... А ему, старому служаке, пока что одни нагоняи достаются. Нет, так более продолжаться не может, тем более такой случай сам идет в руки! Что могут две японские 'собачки' против двух русских броненосцев? Пусть даже и таких облегченных, как 'Пересвет'? Осталось только нагнать их, беспечно идущих в тумане!

  - А вот, похоже, и они! - процедил сквозь плотно сжатые зубы адмирал.

  И действительно, на краю туманной стены начало сгущаться темное пятно. Сначала блеклое и размытое, оно становилось всё плотнее...

  - Василий Арсеньевич, самый полный ход, нужно догнать этих беглецов!

  Несколько коротких команд, звяканье машинного телеграфа, приглушенный голос артиллерийского офицера, определяющего направление на противника и отдающего приказы в башни и плутонги...

  Носовая башня броненосца вздрогнула и с глухим гулом начала поворачивать влево, нацеливая длинные стволы своих орудий на размытую тень в тумане.

  Адмирал повернулся в сторону кормы - там, кабельтовых в трех от него, нещадно дымя всеми тремя трубами, пенила воду своим острым форштевнем 'Победа'. 'Баян', судя по всему, собирался вступить ей в кильватер, но пока лишь повернул вправо...

  - Вижу двухтрубный японский крейсер, три румба слева по борту! - крик сигнальщика заставил князя немедленно повернуться вперед.

  Из сплошной стены тумана, там, где за минуту до этого было лишь неясное пятно, на открытую воду вышел серый двухрубный корабль с восходящим солнцем на мачте. Вот только 'Пересвет' сейчас не догонял японскую 'собачку'. Потому что японец шел навстречу, почти параллельным курсом, делая, судя по прикидкам, узлов так под восемнадцать. И он был не один - через минуту, а может, и меньше, из туманного занавеса на сцену явился ещё один 'актер' с таким же изящным серым силуэтом. И, судя по размытому темному пятну по корме второго японца - ему в кильватер шел, как минимум, ещё один мателот...