Николай, наконец, смирившись с потерей провианта, сел на стул и начал снова на нем раскачиваться, балансируя на задних ножках. Он спросил:

– Сколько?

– Пять тысяч долларов… хрум-хрум-хрум, – ответил Ваня.

– Много! – решил проявить экономическую осведомленность собеседник.

– Как знаете, – спокойно произнес Комбинатор, выкинув пустой пакет в мусорное ведро, и направился к выходу. Почти у двери он, как бы невзначай, обронил:

– Мое дело было предложить помощь. Сколько стоит новый джип? Сорок или пятьдесят тысяч долларов? Жалко просто, совсем новая была машина.

Коля качался на стуле, обдумывая и вычисляя выгодность сделки. Наконец, он спросил у как бы случайно замешкавшегося на выходе Парамона:

– А как ты это сделаешь?

Парамон, поглядывая по сторонам, приблизился к уху капитана и шепотом ответил:

– У меня все друзья бандиты. Только тихо.

Глаза Коли загорелись:

– Как бригада?! Настоящие? А можно к ним присоединиться?

– Да тихо ты! – закрыл Комбинатор рукой рот восторженного Николы.

Все. Мышеловка захлопнулась. Рыбка проглотила наживку вместе с крючком. Парамона понесло. Он целый час живописно рассказывал о драках, погонях, хождениях на дело, больших деньгах, горах кокаина и золота, красивых дорогих путанах-моделях и бриллиантах. Лапша слой за слоем покрывала Колю, пока не похоронила его под толщей романтической чепухи «парней с большой дороги». Как окончание вышеперечисленного было дано обещание взять его на серьезное дело.

Когда Парамон ушел, капитан, в очередной раз свалившись со стула, принялся обзванивать знакомых с целью занять денег…

Через неделю Комбинатор попросил еще полторы тысячи. Потом еще пятьсот долларов. Каждый раз он называл выдуманные адреса, где стоит машина. Когда Коля не находил ее на месте, Парамон ссылался на несогласованность бандитских группировок и на их плохое знание местности.

– Пойми, многие из Подмосковья приехали. Запутались в питерских дворах-колодцах. Понимаешь, да? Не дрейфь, все будет тип-топ…

Примерно через месяц Коля что-то начал подозревать и захотел деньги вернуть. На что КОМБИНАТОР прямо заявил:

– Братан, какие деньги? Все было потрачено на утряски по поводу твоей машины. Или ты думаешь, что я эти деньги себе забрал? Да как ты смеешь?! Я же не виноват, что человека, с которым я сотрудничал и отдал деньги, убили в перестрелке? Форс-мажор, понимаешь? Если хочешь, могу дать тебе адрес, куда прийти можно на сходку авторитетов. Но тебя только из подозрения, что ты мент-информатор, попытают и убьют. Или сделают вид, что не понимают, о чем ты говоришь. Я не собираюсь рисковать собой ради твоей личной выгоды. Пойми, друг, нас всех подвела судьба… – и так далее.

Вот такой был наш КОМБИНАТОР Бендер, или Остап Парамонович.

Но я хочу рассказать о том, как мы с ним ходили на балет.

Тихо падал снег. Оставалось две недели до Нового года и чуть меньше до нашего отпуска. Все были охвачены предновогодним настроением. Вся страна. И мы не были исключением. В нашей стране такой масштабный праздник, как встреча нового календарного года, подобен стихийному бедствию, о котором люди заранее знают и готовятся. Люди за несколько месяцев до «конца света» начинают все планировать и расписывать на время «Ч». А в последний месяц лихорадочно скупать продукты, чтобы хватило пережить катастрофу под названием «ПРАЗДНИК». В последний месяц, декабрь, многие, чуть тронувшись умом от обилия других праздников, таких как 12 декабря, Ханука, Рамазан и католическое Рождество, начинают пить из солидарности со всем миром. Не выпивать, а именно пить. Безудержное веселье, взрывы петард, драки, масштабные корпоративы, люди, лежащие лицом в сугробах, шатающиеся и еле стоящие на ногах пешеходы, удушливый перегар в вагонах метрополитена по утрам и вечерам, обблеванные подъезды, обоссанные парадные, отравленные некачественным алкоголем люди с желтым оттенком лица. Все это напоминало одну бесконечную пятницу и вносило в и без того экстремальную жизнь адреналин.

Нам очень хотелось куда-нибудь свалить из «системы». И о, чудо! Получилось. У меня и Парамона на руках оказались билеты во «Дворец», на премьеру балетной постановки. Ни во «Дворце», ни в балете мы ни разу не были, и было очень интересно. Придя в сам «Дворец» и сняв шинели, мы принялись осматриваться. Комбинатор сразу заметил большие плитки шоколада в буфете и, радуясь их дешевизне, принялся запасаться, готовясь к просмотру зрелища. Я же свой взор метал по холлу в поисках интересной особи женского пола. И уже начал вести с кем-то светскую беседу, как зазвенели звонки. Пора найти свои места, что мы и сделали. Парамон с охапкой шоколада сел рядом со мной, на галерке, и, не дожидаясь начала выступления, принялся улепетывать сладкое, активно шурша фольгой. Если и существовал прототип знаменитого Карлсона, то он сидел рядом, перепачканный «глазурью».

– Чего? – спрашивает он, ловя мой недовольный взгляд на себе. – Хочешь кусочек?

Я отрицательно качаю головой.

– Ну и правильно, я бы все равно тебе его не дал, – облизывая пальцы, говорит «шоколадный магнат».

В зале погас свет и под увертюру «Лебединого озера» на сцене появились девушки в белых балетных пачках и один мужик в такого же цвета лосинах. В тишине зрительного зала, набитого эстетами под завязку, раздался голос Парамона, забравшего уже у какого-то иностранца бинокль и всмотревшегося в происходящее на сцене более детально: «Мужик-то в колготках! Гей, что ли? Представляешь, видно очертания его «инструмента»!» Возможно, говорил он это достаточно негромко. Но почему-то его слова, попадая в тишину между тактами, услышали все, сидящие в радиусе тридцати-сорока человек от нас. Я видел, как они стихийно оборачивались и смотрели на нас, как на инопланетян. Я с силой вжался в кресло, пытаясь скатиться ниже, но коленки уперлись в спинку впереди стоящего сиденья.

Иностранец, лишившийся по своей наивности бинокля, в это время тщетно пытался отнять его у Парамона. Поначалу его попытки были относительно аккуратны и культурны, но постепенно они стали более настойчивы и грубы. Парамоха, несмотря на свою комплекцию, юрко уворачивался от рук зарубежного гостя, ерзая в ограниченном пространстве кресла, и возмущался:

– Что за отсутствие терпения? Что, подождать не можешь?

А когда тот все-таки вырвал бинокуляры из цепких ручонок Карлсона, громко заявил:

– Хам ты трамвайный!

Все снова повернулись и посмотрели на нас.

– Ш-ш-ш, – зашипели они нам. Но Парамон, поднеся палец к своим губам, зашипел, наклоняясь ко мне. Будто это я шумлю. Шипевшая окружающая реальность на миг замешкалась и с удвоенной силой зашипела теперь на меня одного. ОНИ ВСЕ ПОДУМАЛИ, ЧТО ЭТО Я.

– Ах ты сволочь, – сквозь зубы заявил я ПОДСТАВЕ и стукнул по ноге толстяка кулаком. Но тот тихо засмеялся и, прислушиваясь к звукам на сцене, принялся есть следующую шоколадку, пытаясь шелестеть фольгой под такты музыки. Но получалось в два раза громче прежнего, чем когда он не пытался делать это. Вся галерка смотрела уже не на сцену, а на нас. Мне начинало казаться, что я сейчас расплавлюсь, как шоколад на лице Парамона, и стеку на пол, как по его подбородку.

Этому же экземпляру находчивости не занимать. В доли секунды сообразив, что на нас снова смотрят, он громко сказал, кинув мне в руки недоеденную шоколадку в фольге, которая зашелестела и покатилась по мне на пол:

– Саша! Что ты как свинья какая-то?! С тобой всегда одни проблемы! Пора научиться себя сдерживать!

Блин, этот урод меня снова подставил. Да так, что все снова смотрят на меня. Мысленно я скинул его вниз с нашего балкона. А в жизни схватил его ладошку и, заломив кисть, вывел его за собой из зрительного зала. Идти пришлось долго, так как у нас были центральные места. Испепеляющие взгляды обжигали и без того залитое краской мое лицо. Парамон специально умудрялся наступать всем в ряду на ноги, некоторым на обе и по нескольку раз. К некоторым он наклонялся и просил позвонить в службу спасения. Рядом с некоторыми он пукал или рыгал. А я хотел уже плакать и убить его на месте. Шлейф вони только достиг носов сидящих, и те принялись недоверчиво смотреть друг на друга. Но я-то знал, что это Парамоха. Да и глядя на масштабы поражения газами со стороны, было понятно, что только идущий вдоль всех этих теперь мучающихся людей мог сделать это. То есть либо он, либо я.