– Будет — по правде. Или — играйтесь без меня.
Дословно: «Если зовете меня вправду с любовию, то я пойду в Киев на свою волю, чтоб вы имели меня отцом себе вправду и в моем послушаньи ходили».
И добавляет: «и Клима не хочу».
Все шесть южных и западных епархий, ушедших 12 лет назад в раскол, для которых Климент Смолятич — легальный митрополит и источник «благодати божьей», начинают подпрыгивать как на горяченьком. Потому что, если Клим — незаконный, то и их должности, суды, решения, обряды… за 12 лет!
Ростик и Клим — давно знакомы, дружны. Ростик и вытаскивал Клима из кельи монашеской на голгофу Киевской метрополии.
Но Ростик понимает необходимость завершения раскола. И, как в скором будущем государь всей Руси, сразу расчищает пространство для будущих переговоров с Патриархатом. Только он, Великий Князь, будет решать и дела светские, и дела церковные. Потому что он не — «на стол лезет», а — «крест принимает».
А иначе — «идите вы все на…!».
На «Святой Руси» полно «добрых молодцев», которые хотели бы на киевском столе посидеть. В самом Киеве — толпы «мужей добрых», которые про себя думают, что они «мать городов русских» и уверены, что смогут продаться подороже. И тут — облом. Тут вдруг выясняется, что кроме Ростика — некому. А он согласен — только на его условиях.
Тридцать лет спокойного, нудного княжения в Смоленске, участие, на вторых ролях, в русских замятнях, создали, как оказалось, непрошибаемый авторитет.
«Велика Россия, а выбирать не из кого». Хочется… но — не из кого! И развернуть его — невозможно. Упёртый он, «дятел».
До последнего это дошло до волынского князя. Именно он, племянник Ростика, привёл волынские полки, выбил Изю, освободил Киев… Это же его победа! Он же был самый главный!
Племянничек, после личной беседы с упёртым дядюшкой при закрытых дверях, выскочил из Киева галопом. Как уточняет летописец: «говоря многие громкие слова».
Ростик получил всю полноту реальной власти. Потому что для смоленцев и новгородцев — самовластие, реальное влияние Ростика на дела Киевские — необходимость, надежда на функционирование пути «Из Варяг в Греки». Явное их участие в переговорах в Киеве показало: Русь — за Ростика. Показало всем: и киевлянам, и волынцам, и суздальцам.
Ход удался: народная любовь смоленцев и новгородцев остаются с Ростиком до конца его жизни. Когда после 8 лет княжения в Киеве Ростик снова проезжал через Смоленск, то «едва смоляне узнали, что к ним едет любимый князь их, мало не весь город выехал к нему навстречу за 300 вёрст».
Сам Ростик сел на юге, в Киев, в Смоленске оставил старшего сына — Романа. А следующего, Святослава-Ропака — послал в Новгород.
– Ты ж у нас Ропак? Льдина вмёрзшая? Вот и давай на север.
Ростик своими сыновьями решил главную проблему — обеспечил прочность «станового хребта» «Святой Руси», целостность оси Киев-Смоленск-Новгород.
А молодая мамашка с сыночком так и остались в тайне жить-поживать в лесах Черниговских.
После той, первой и единственной их встречи прошло шесть лет.
Жизнь идёт, Ропак сидит князем в Новгороде. Второй сын Великого Князя, не урод, не дурак. Завидный жених. Ропака пытались оженить, но он упорно отказывался.
Даже усилия его отца, «главноуговаривающего князя на Руси» пропадали втуне. Неженатый князь — это плохо. Это куча всяких сумасбродов, которые собираются к княжьему двору. Это всякие непотребства, которые там творятся, и на которые епископ Новогородский не замедлит указать в своей проповеди. Это быт — более походный, чем семейный, что серьёзным мужам-вечевикам весьма не по нутру. Это потеря каналов сбора и распространения информации — в женских компаниях иногда такое можно узнать… Это ощущение временности, ненадёжности данного князя.
Отец — настаивал, сын — отмалчивался. Изображал из себя глыбу ледяную. По прозвищу своему. Доизображался. Вышибли.
В Новгороде на вече — сотня человек. То, что в кино показывают — это не вече. Это общенародное гуляние. В форме митинга. Либо — «одобрямс», либо — мордобой.
А реальное новгородское вече — небольшое. По типу сенатов или советов итальянских или германских городов. Представители 30–40 боярских родов. Выборные лица, которые опять же из этих бояр, главы гильдий, которые опять же они. Игумены и настоятели из самых уважаемых. Из тех же родов.
Особенность новгородской демократии в том и состоит, что её не было. «Социальные лифты» в Новгородской республике блокировались намертво. Ни храбрость в бою, ни богатство или брачные узы не вводили человека в круг власть предержащих.
И поэтому им самим приходилось прислушиваться к народным чаяниям.
Среди новгородских «вятших» всегда было несколько группировок. Одних более всего волновала погода в Финском заливе, других — уровень Каспийского моря, третьих — разбойники на днепровских порогах. Но была вещь, которая мало волновала «вятших», и очень волновала остальных, «чёрных», людей. Этим-то было плевать на дела в устьях Невы, Днепра или Волги. А вот цена на хлеб…
«Новгород висит на привозном хлебе». Неважно где он выращен — в Суздальском Ополье или над Рязанской Окой — хлеб идёт через Верхнюю Волгу. До максимума эта система будет развита уже в имперские времена. Когда Астраханская пшеница будет торговаться на рынках Санкт-Петербурга. Будут установлены традиционные «плечи»-перегоны для найма бурлаков, отработаны особые типы судов для разных участков реки, сформируется целое профессиональное сообщество — «бурлаки». Средневековое сообщество, отчасти схожее с упоминаемыми мною двумя другими: казаки и чумаки.
Есть знаменитая картина «Бурлаки на Волге», есть прекрасное стихотворение «На Волге» Некрасова:
Это — транспортная система глазами чистого, романтического дворянского мальчика. В реале столетиями бурлаки — одна из наиболее высокооплачиваемых и почётных специальностей.
Понятно, что ни о каком «ярме» речи быть не может — в бурлаках только добровольцы. Причём, конкурс довольно высок: когда Рахметов из «Что делать?» пытается наняться в бурлацкую артель — ему приходиться доказывать, что он может «перетащить» двух-трёх мужиков.
И то, что эти «постылые слова», подобно армейским командам, задают синхронность движения, без которой труд этот был бы ещё более тяжёл, невозможен — очевидно.
Не менее очевидно, что Северо-Запад Руси-России без этого труда существовать не может. Разного рода картинки по теме — «Заморские гости» — ситуацию не иллюстрируют. Таскать товарные объёмы зерна вёслами против течения… Можно. Если за зерно платят серебром по весу. Или это — политическая благотворительность.
Во всех остальных случаях хлеб идёт «ножками по бережку».
Когда князья Северо-Восточной Руси, как бы их не называли: Ростовский, Суздальский, Владимирский, Московский — останавливают эти плоскодонные хлебовозки — на своей земле, на своих берегах — в Новгороде начинается свара. А уж кто из «вятших» её возглавит, сколько при этом будет разбито дворов и носов, порвано рубах и хрипов — чисто вопрос техники.
