– Кому было известно, что ты собираешься с ней встретиться?

– Точно не скажу. Но если полагаешь, что прикончивший ее неизвестный хотел помешать нашей встрече, думаю, ты ошибаешься, хотя поклясться в этом и не могу.

По моим данным, она многим наступила на мозоли. И не спрашивай, кому конкретно, поскольку это мне не известно. Говорят, она совала нос не в свои дела.

Он сидел, внимательно уставившись на меня, и мне показалось, что я все-таки угодила в цель. Сведения моего приятеля должны неплохо состыковаться с информацией, переданной из полицейского управления Лас-Вегаса.

Сама я действительно была убеждена: Шарон пришили, чтобы заткнуть ей рот; убийца следовал за мной по пятам и поспел как раз вовремя, но совершенно незачем, чтобы в меня тыкали пальцем. Ни к чему хорошему это бы не привело, а в результате меня запросто могли отстранить от дела Лоренса Файфа. Я до сих пор не могла избавиться от мысли, что кто-то еще, кроме меня, сообщил в полицию Лас-Вегаса о выстреле в квартире Шарон Нэпьер.

Провозись я там еще минуту, и меня бы точно застукали, а уж тогда прощай расследование до лучших времен. Свою вину за косвенную причастность к ее гибели мне вовсе не улыбалось искупать собственным арестом на месте преступления.

– А что еще удалось узнать насчет Либби Гласс? – спросил он, слегка сместив акцент нашей беседы.

– Немного. Я все пытаюсь найти в общей картине событий место для вновь обнаруженных фрагментов, но пока мне это плохо удается. Если это письмо и вправду написано рукой Лоренса Файфа, то по крайней мере здесь кое-что проясняется. Честно говоря, я надеялась, что это подделка, однако Никки узнала его почерк. Это не слишком укладывается в мою схему. Ты сообщишь, когда получишь данные по отпечаткам?

Кон раздраженно кивнул на кипу бумаг, лежавших перед ним на столе.

– Хорошо, я подумаю, – ответил он. – Только не хочу, чтобы нас из-за этого считали близкими приятелями.

– Будь уверен, мы с тобой никогда не станем добрыми друзьями, – подтвердила я. Не знаю почему, но он сразу как-то оттаял, и мне даже показалось, что он может улыбаться.

– Ладно, убирайся отсюда, – буркнул он сердито.

И я послушно убралась.

Сев в машину, я проскочила через центр, оставив слева квартал Анаконда, спускающийся к самому пляжу. День был ослепительно яркий – солнечный и прохладный, на горизонте клубились пухлые облачка. Тут и там по заливу скользили яхты, вероятно, специально поставляемые министерством торговли, чтобы создать особо живописную картину для привлечения туристов, которые стайками бродили по набережной и фотографировали своих собратьев, сидевших на траве.

Около Людлов-Бич я двинулась вверх по холму, а затем свернула на крутую боковую улицу, где проживала моя любимица Марсия Треджилл. Припарковавшись, достала бинокль и стала наблюдать за ее террасой. Все растения в этот раз были на месте и выглядели совсем неплохо, что мне не понравилось. Не было видно ни самой Марсии, ни соседки, с которой она враждовала. Мне очень хотелось сфотографировать, как она, например, затаскивает в пикап пятидесятифунтовые коробки с книгами. Я даже была согласна на снимок, где она выходит из гастронома с огромной сумкой, набитой выпирающими сквозь нее консервными банками. Я снова сосредоточилась на ее террасе и впервые обратила внимание, что в деревянную банку наверху ввернуто в общей сложности четыре больших крюка для горшков с растениями. На ближнем висел тот самый ботанический монстр, которого я видела раньше, а вот три других пока пустовали. Отложив бинокль, я вошла в здание, остановилась на площадке между вторым и третьим этажами и заглянула в лестничный пролет. Если встать правильно, то вполне можно ухватить в кадр прекрасный вид входной двери в квартиру Марсии Треджилл. Убедившись в этом еще раз, я снова спустилась к машине и направилась к супермаркету "Гейтуэй". Я прикинула на глаз вес нескольких домашних растений в пластмассовых горшках и обнаружила один экземпляр, весьма подходящий для моих целей, – фунтов двадцать пять, с мощным стволом, утыканным чудовищными саблеобразными листьями. Для оформления подарка я приобрела упаковку алых, как огнетушитель, лент и приличествующую случаю открытку с сентиментальными стишками. Конечно, на это ушло время, которое можно было бы потратить на расследование дела Никки Файф, но мне хотелось все-таки отработать свой гонорар, и я чувствовала себя так, словно по крайней мере на полмесяца стала совладельцем "Калифорния фиделити".

Снова вернувшись к дому Марсии Треджилл, я оставила машину перед входом. Потом проверила фотоаппарат, разорвала упаковку с лентами и обмотала ими пластмассовый горшок с растением, развесив концы лент в веселом беспорядке, а в заключение сунула между листьями открытку, нацарапав неразборчивую подпись, которую и сама не смогла бы расшифровать. Напрягаясь и пыхтя, я затащила растение, фотоаппарат и саму себя по крутым бетонным ступенькам подъезда на второй этаж.

Установив горшок у дверей квартиры Марсии, я поднялась на лестничную площадку этажом выше, проверила экспонометр, взвела затор и установила расстояние. Мне подумалось, что угол для съемки выбран просто идеально. Должно получиться настоящее произведение искусства. Осторожно спустившись к дверям квартиры мисс Треджилл, я нажала кнопку звонка и молнией отскочила назад в укрытие. Достав фотоаппарат, еще раз проверила фокусировку. Все было рассчитано идеально.

Марсия Треджилл открыла входную дверь и изумленно уставилась себе под ноги. На ней были шорты и вышитая маечка на узких лямках, а позади надрывалась Оливия Ньютон-Джонсон, пользующаяся последние месяцы массовым успехом у слушателей, словно настоящий звуковой леденец. Подождав секунду, я глянула через перила. Марсия наклонилась, чтобы достать открытку, прочитала ее, перевернула и опять взглянула на лицевую сторону, пожав в недоумении плечами. Оглядевшись по сторонам, она сделала несколько шагов вперед и заглянула в лестничный пролет, надеясь еще захватить доставившего подарок. Я начала делать снимки; жужжание тридцатипятимиллиметровой автоматической камеры при перемотке кадров показалось гораздо громче, чем я рассчитывала. Марсия вернулась к двери своей квартиры и, слегка наклонившись, подхватила все двадцать пять фунтов ботаники, даже не согнув при этом коленей, как обычно рекомендуют инструкторы по физподготовке. Пока она затаскивала растение в квартиру, я выскочила на улицу и навела камеру уже с тротуара на ее балкон как раз в тот момент, когда она там появилась и поставила горшок на перила. На несколько секунд Марсия исчезла из виду.

Отойдя немного назад, я установила телеобъектив и стала ждать, затаив дыхание.

Назад она вернулась с чем-то похожим на кухонный стул. Я сделала несколько выдающихся снимков, зафиксировавших ее восхождение. Уверенным движением она взяла горшок с растением за проволочную ручку, подняла его на уровень плеча и зацепила проволочную петлю за вбитый рядом с ней крюк. При этом все мускулы у нее мощно напряглись. Ей приходилось прилагать столь титанические усилия, что ее маечка задралась, и я получила великолепный снимок Марсии Треджилл с вывалившейся наружу довольно мясистой грудью. Похоже, закончила я как раз вовремя, поскольку успела заметить ее быстрый подозрительный взгляд, зафиксировавший неизвестную, которая с интересом наблюдала за ее физическими упражнениями. Когда я оглянулась на балкон, Марсии там уже не было.

По дороге я сдала пленку на проявку и печать, особо позаботившись, чтобы были проставлены дата и имя снимавшей. Хотя фотографии в таких случаях и не решают окончательно исход дела – особенно при отсутствии свидетеля, который мог бы подтвердить объективность моих показаний, включая дату, время и обстоятельства съемки, – но по крайней мере эти снимки хотя бы заставят руководителя отдела исков "Калифорния фиделити" внимательнее рассмотреть этот случай. И это самое большее, на что я могла рассчитывать. А если он даст добро, то я могла бы вернуться туда уже с видеокамерой и профессиональным оператором, чтобы отснять документальный ролик, который вполне можно продемонстрировать в суде.