— Может, стоило позвонить ей? — спросила меня Марина, выбравшись из машины у дома, где жила Света.

— Ты ей сообщение с просьбой о встрече отправила? — спросил в ответ, закрывая дверь и морщась от боли в ноге, которая за последний час стала только сильнее.

— Отправила.

— Ну вот и всё. Просто поверь мне. Это нужно даже не столько ей, сколько тебе самой.

На лице Скворцовой появилось странное и недоумевающее выражение. Так и видел, что она хочет что-то спросить, так что махнул ей рукой в сторону дома, чтобы не отвечать на лишние вопросы.

Мы поднялись на нужный этаж и дошли до квартиры. Всё такой же запах сырости, грязные пятна на плохо покрашенных стенах и кусочки осыпающейся без должного присмотра штукатурки. Гнетущая и обещающая мало хорошего реальность для женщины и трех её детей.

У меня на губах появилась улыбка от осознания простого факта. Это изменится. Изменится прямо сейчас. Марина просто этого ещё не поняла.

Позвонили в дверь. Ждать пришлось недолго. Света открыла всего через десяток секунд и встретила нас с тревожным выражением на лице. Но где-то там, за тревогой, скрывалась крошечная искра надежды, и я её чувствовал.

— Света, простите, что мы приехали к вам вечером, — первой заговорила Марина. — Можно мы войдём?

— Да. Да, конечно. Заходите. Признаюсь, когда получила ваше сообщение, даже не знала, что и думать. — Женщина закрыла за нами дверь и проводила на кухню. — Может, хотите чаю? Или есть кофе, я недавно купила…

— Чаю. С удовольствием, — улыбнулась Марина, а Светлана подошла к старому шкафчику, чтобы достать кружки.

В этот момент Марина и не утерпела. Вывалила хорошие новости.

— Света, мы выиграли.

Женщина вздрогнула, словно её током ударили. Одна из кружек выпала из её рук и разбилась, разлетевшись на осколки.

Я сидел и молча наблюдал за происходящим. За тем, как Марина успокаивала плачущую от счастья женщину. Затем пришлось успокаивать снова, когда мы сказали ей, каких размеров компенсацию выбили в придачу к новому жилью.

Это… это было сильно. Чистая и ничем не замутненная радость. Искреннее счастье. И даже не за себя, а за троих детей. Игравшие в соседней комнате малыши ворвались на кухню. Видимо, услышали звук разбившейся чашки и, увидев плачущую маму, сами едва не принялись реветь, не понимая до конца, что происходит. Как так⁈ Мама плачет и улыбается одновременно. Марина и сама не выдержала наплыва чужих эмоций, практически расплакалась. Видел, как блестят слёзы у неё в глазах. Признаюсь, даже мне было сложно удержаться. Всё же слишком искренние и чистые были эмоции.

— Я… я даже не знаю, как вас благодарить, — сказала Света, обнимая дрожащими пальцами чашку с чаем.

Мы сидели всё на той же кухне. Потребовалось почти двадцать минут на то, чтобы Светлана приняла случившееся и действительно в него поверила.

— Не нужно, — мягко произнесла сидящая рядом с ней Марина. — Мы и сами рады, что смогли вам помочь.

— Просто пообещайте, что не потратите этот шанс впустую, — добавил я. — Это большие деньги. Они могут вскружить голову кому угодно в вашем положении. Поэтому будьте аккуратны.

— Конечно! — Света не выглядела оскорбленной моим советом. Даже наоборот, кажется приняла его со всей серьезностью. — Но… простите, я не могу не спросить. Вы уверены, что барон не сможет…

— Отказаться от сделки? — уточнил я и, когда Света кивнула, отрицательно покачал головой. — Нет. У нас подписанный им документ. Там не только его собственная подпись, но и родовая печать. Эти документы имеют абсолютную юридическую силу. И даже если он и подумает о том, чтобы неожиданно дать заднюю, это будет значить, что и мы не обязаны выполнять условия.

— Условия? — Светлана удивлённо посмотрела на меня. — Я не понимаю. Я что-то должна…

— Нет, ничего такого, — поспешила успокоить женщину Марина. — Скорее, это договоренность между… ну, скажем, что это сделка между нашей фирмой и бароном Штайнбергом. Вас она не касается ничем, за исключением обещанной компенсации.

Эти слова удивительным образом успокоили Светлану. Мы ещё немного посидели, разговаривая. Допили чай. Заодно Марина пообещала лично решить все проблемы, связанные с переводом денег и оформлением нового жилья.

Уже несколько позже, когда мы ехали в машине, я решился задать интересующий меня вопрос.

— Кто это был?

— О чём ты? — спросила Марина, явно погруженная в свои мысли, и не сразу сообразила, о ком я говорил.

— Оливия.

Стоило произнести имя, как сидящая рядом со мной девушка изменилась в лице. Будто кто-то плеснул тёмных красок на яркое цветное полотно.

— Слушай, если не хочешь отвечать, то не нужно, — добавил после того, как её молчание затянулось почти на полминуты.

— Да нет. Всё норм, — выдавила она, прикусив губу. — Она училась со мной на одном курсе. Та ещё стерва.

— Да это я уже понял. Аристократка?

— Нет. Поначалу я тоже так думала. Она простолюдинка. Такая же, как я. Просто из довольно-таки богатой семьи. Знаешь, мы сперва даже подругами были. Хорошими подругами.

— Чего? С ней? — Я даже удивился, вспомнив, как эта дрянь разговаривала с Мариной. — Классическая же злая сука, как по мне.

— Это сейчас, — с какой-то грустью сказала Марина, глядя в окно. — Вначале она такой не была. Нет, ты не думай, будто она была супер-пупер добрая и отзывчивая. Но… она действительно была моей подругой.

— Так что же случилось?

— Я точно не знаю. Слышала лишь, что у её отца появились серьезные проблемы. Они потеряли очень много денег. И с тех пор Оливия начала меняться. Стала более холодной. Настоящей злой сукой. Тут ты правильно сказал. И чем дальше, тем хуже.

Ясно-понятно. Я это прекрасно понимал. Из-за проблем в семье и резкой потери богатства, к которому она привыкла, Оливия стала самоутверждаться за счёт других. По крайней мере, я так думал. Расспрашивать дальше особо не хотелось, да и сам устал.

Это был длинный, но отличный день.

Молодой человек вошел в зал ресторана. Учтивый и великолепно выдрессированный метрдотель моментально оказался рядом с ним, уточнив, пришёл ли господин один или же кто-то его ждёт?

Стоило только молодому человеку назвать имя, как метрдотель сразу же кивнул, пригласив его следовать за собой. Они прошли через главный зал ресторана к отдельным кабинетам, которые держались для самых престижных гостей заведения.

— Ты опоздал, — недовольно произнёс Алексей Леонидович Вольский, отложив в сторону нож и вилку и вытерев губы белоснежной салфеткой.

— Прошу прощения, — извинился Евгений Розен, отодвигая второй стул и садясь за стол. — Задержался на работе…

— Да мне плевать, что там тебя задержало, — недовольно скривился Вольский. — Если я сказал тебе быть здесь ровно в восемь, значит ты приходишь сюда ровно в восемь. Не в восемь десять. Не в восемь пятнадцать. И уж точно не в восемь двадцать. Ровно в восемь! Ты понял меня?

Евгений кивнул, внутренне сдерживаясь от того, чтобы не поморщится.

— Да. Я понял. Ещё раз прошу прощения.

Один из самых известных адвокатов столицы несколько секунд смотрел на своего «протеже», после чего вздохнул, взял нож и вилку и продолжил трапезу. Стоит лежащему на тарелке перед ним идеальному стейку остыть и вкус будет уже совсем не тот. Хоть на помойку выкидывай.

— И так, чего ты добился за эти две недели?

Евгений ждал подобного вопроса. И у него даже готов был ответ.

Вот только едва он открыл рот, как Вольский замахал рукой не дал ему сказать ни слова.

— Можешь не говорить, — с явным недовольством в голосе произнёс тот. — Я и сам могу ответить. Ты не добился ни-хре-на!

— Я…

— Я разрешал тебе говорить? — перебил его Вольский с таким взглядом, что Евгений моментально проглотил все слова, которые собирался сказать. — Вот и молчи. Я рассчитывал, что ты будешь лезть вверх. По головам, если придётся. Но, похоже, что я ошибся. Скажи мне, Евгений. Я ошибся?