Четвёртый сын барона Розена с жаром замотал головой.

— Нет. Не ошиблись.

— Так объясни мне, почему из всех вас четверых, делом занят лишь этот безродный щенок, Рахманов! Какого дьявола ты стоишь на месте⁈

— Я хорошо выполняю свою работу, — Розен толком не нашёл, что сказать, кроме этого, за что получил ещё один уничижительный взгляд.

— Да плевать мне на твою работу, Евгений! — рявкнул в ответ раздражённый Вольский. — Ты, видимо, не понимаешь всей серьезности ситуации. По истечению вашего стажёрского срока из вас четверых останется только один. Один, Евгений. Остальные трое будут отбракованы. И пока ты «хорошо выполняешь свою работу», Рахманов закрывает сделку с полумиллионной компенсацией!

Заметив ошарашенное и сбитое с толку выражение на лице Евгения, Вольский усмехнулся и отправил в рот ещё один кусочек стейка.

— Что? Не знал? Хотя откуда тебе. Ты больше занят тем, что подкатываешь к секретаршам и другим младшим помощницам. Или, что? Думал, что я не в курсе твоих похождений? Ты, тупоголовый идиот, перекладываешь бумажки, а Рахманов зарабатывает очки!

— Он же занимается бесплатными делами! Да всем плевать на них… — попытался хоть как-то оправдаться Розен, но даже на его вкус оправдание вышло жалким.

— Всем на них плевать, Евгений, ровно до тех пор, пока жалкая замарашка и её помощник без нормального образования не уделывают барона и его адвоката одной из лучших фирм в городе, — вкрадчиво проговорил Вольский. — Одного из наших конкурентов, между прочим. Как, по-твоему, на кого посмотрит Гаранова, когда дойдёт дело до окончательного решения?

Вспомнив жуткую и злобную мымру на месте начальницы отдела кадров, Евгений поморщился. Светлана Сергеевна, как её вежливо называли все вокруг, по какой-то, непонятной для Евгения причине, имела решающее слово в решении того, кто из стажёров останется на своём месте. Не Григорий Игнатов, не начальники их отделов, не даже старшие адвокаты, с чей подачи они попали на эту работу. Нет. Окончательное и бесповоротное решение, по какой-то неведомой ему причине, оставалось за этой злобной старой сукой. Почему так получилось, Евгений понятия не имел.

— Почему просто не надавить на неё? — предложил он. — Чтобы оставили меня, а остальных вышвырнули на улицу?

При этих словах Вольский едва не подавился кусочком стейка. Даже закашлялся.

— Никогда, — прошипел он. — Слышишь меня? Никогда не смей даже заикаться о подобном!

— Да она просто злобная старая сука! — едва не воскликнул Розен, но один только взгляд его «патрона» моментально заставил его вжаться в кресло.

— Светлана Сергеевна очень и очень опасная женщина, — медленно, так, чтобы до его протеже дошло каждое слово, сказал Вольский. — Запомни это раз и навсегда. Только в твою тупую голову придёт мысль о том, чтобы как-то хитрить с ней, и она тебя сожрёт. Ты вылетишь на улицу раньше, чем успеешь это понять. В лучшем случае.

Последние свои слова Вольский пояснять не стал, оставив Розена в недоумении. С какого перепуга сын одного из уважаемых баронских родов с таким трепетом отзывается о какой-то старой кошёлке? Ответа на этот вопрос Евгений, разумеется, не получил.

— Тогда что мне делать⁈

— Работать, Женя. Работать, а не заниматься перекладыванием бумажек с одного лотка на другой. Возвращайся сейчас в офис, найди дело, и вцепись в него зубами. Тебе нужны победы. Такие, чтобы, когда настанет момент выбора, эта стерва даже не задумалась о том, кого именно нужно оставить. Ты понял меня⁈

Евгений кивнул. С полной серьезностью.

— Отлично. Пройдёшь это испытание и дальше проблем уже не будет. Будешь работать исключительно со мной, и я подниму тебя вверх так быстро, что ты и заметить не успеешь.

Евгений это знал. Более того, он рассчитывал на это. Это не означало, будто он ждал, что за него сделают всю работу. Нет. Он готов был пахать на износ. Вольскому он тоже не соврал. Просто начальник его отдела не допускал его до хоть сколько-то серьезных дел. У него и так имелось кому поручить самые важные задачи, что, в конечном итоге, оставляло Розену лишь банальную возню с бумажками. И эту работу Евгений выполнял великолепно. Всегда точно вовремя и без ошибок.

Но ничего более серьёзного ему просто не давали, хотя он и просил.

А он хотел. Многие посмотрели бы на него с удивлением. Зачем четвёртый сын барона Розена пошел работать обычным младшим помощником? Да всё, что ему нужно было сделать — спокойно закончить учёбу, даже не напрягаясь с практикой. При деньгах его семьи подобные траты никто даже и не заметил. А после, одно лишь слово его отца и Евгений получил бы место в любой фирме. Ладно, практически в любой. Да, что там. Он мог бы занять место руководителя в одной из компаний своего отца. Конечно же, четвёртое место в линии наследования означало, что Евгений вряд ли когда-нибудь получит титул своего отца. Но, всё-таки…

Проблема заключалась в том, что отец ради него пальцем о палец не ударит.

На самом деле всё было даже ещё смешнее. Евгений понятия не имел о том, кто его настоящий отец. Он был бастардом. После очередной ссоры со своим мужем, его дура мамаша нагуляла ублюдочка на стороне. И не с каким-нибудь аристократом, нет. С поганым простолюдином!

Как же был зол барон, когда узнал обо всём. Зная его горячий и вспыльчивый характер, Евгений вообще удивлялся, что остался жив до сих пор. Скорее всего дело в том, что мамаша скрывала беременность до последнего, а когда стало уже слишком поздно, окружающие начали считать, что ребёнок от её законного супруга.

Хотя, всё равно, барон мог заставить её и аборт сделать, а остальным заявить, что, мол, произошёл выкидыш. Вот такая вот оказия. Но, каким-то чудом, Евгению повезло. Ему позволили родится. И даже наградили аристократической фамилией. Да только, что толку? «Семья» всё равно всё знала. И относились к нему, как к ущербному. Как… как к поганому безродному простолюдину!

Одна только мысль об этом заставляла Евгения дрожать от злости.

Предложение Алексея Вольского, с которым он познакомился на одном из приёмов своего отца, показалось ему достаточно хорошей идеей. Если он сможет попасть, а затем и подняться в одной из самых престижных фирм столицы, да и всей Империи, то, может быть, его названный отец начнёт хоть чуть-чуть его уважать. Хотя бы немного. И перестанет считать каким-то неполноценным уродцем.

Единственное, что просил в ответ за эту возможность Вольский — была преданность. Полная, бескомпромиссная и абсолютная. И Евгений готов был дать её ему.

Оставалось лишь выполнить то, что нужно. Избавиться от других «конкурентов» и стать единственным, кто получит место.

Две недели с момента закрытия нашего с Мариной дела пронеслись чертовски быстро. Настолько, что пролетающие дни буквально сплелись для меня в одно сплошное полотно.

Хотелось бы сказать, что после этого на нас обрушились лавры и всеобщее восхваление… но нет. Всё, что на меня обрушилось — килотонны бумажной работы. Видимо, тот факт, что активного дела у нас не было, сподвиг остальных на то, чтобы завалить несчастных младших помощников работой. И, нет. Я не жалуюсь. Это было ожидаемо. Кому ещё, как не нам заниматься обычной бюрократической рутиной? И не важно, что из-за нагромождений папок с документами я дальше стола ничего не видел.

Короче, я почти на две недели прописался в общей зоне за своим столом, в ожидании того, что Марина получит новое дело. К сожалению, особо надеяться на это смысла не было. Подобные бесплатные дела попадали в фирму, в среднем, раз в месяц. Дадут и дадут. А до тех пор я занимался тем, что подтягивал собственные образовательные пробелы, засиживаясь ночами и в свободное время за учебниками. Заодно накладывал полученную информацию на уже имеющиеся навыки.

А ещё задумался о том, чтобы позаботится об улучшении кое-каких других навыков.

То нападение, каким-бы странным и непонятным для меня образом оно не закончилось, натолкнуло на кое-какие не самые веселые мысли. Если ребята Даумова снова придут по мою душу, то хотелось бы уметь лучше защитить себя. А-то тактика «дать по яйцам и дёру», которая очень хорошо работала и частенько спасала меня в этом мире, слишком уж… ситуативна.