Эх, вот что хорошо — так это то, что она не аристократка. Ну или не потомственная. Не знаю. До сих пор не смог разобраться, как именно это работает. Главное, что я мог спокойно читать её эмоции. И сейчас чувствовалось, что она говорит искренне.

Вообще, каждое её слово о муже отдавало тоской и любовью. Такой очень глубокой привязанностью, какая только может возникнуть между мужчиной и женщиной, решившими связать свои судьбы узами брака.

Тем не менее я хотел знать больше. Я всегда хочу знать больше.

— Здесь сказано, что причина смерти — сердечный приступ, — указал на бумаги. — Были ли какие-нибудь…

Изабелла замотала головой.

— Нет-нет, что вы! Какой приступ⁈ Ему было всего тридцать шесть и железное здоровье.

— Но медицинское заключение…

— Саша, давай чуть позже, — перебил меня Лазарев. — Изабелла, ты сказала, что его сестра обвинила тебя в его смерти.

— Да, — кивнула она.

— Почему?

— Если бы я знала, Рома. У нас с ней никогда… наши с ней отношения нельзя назвать тёплыми. Даже дружескими. Но мы не были врагами. Я не знаю, с чего она могла так подумать…

Опаньки. Я даже вскинулся, едва только услышал её ответ. И нет, дело не в нём, а в том, что я почувствовал.

— Вы врёте, — уверенно сказал я, глядя ей в глаза.

— Саша! — уже резче попробовал одернуть меня Лазарев. — Изабелла не станет врать. Ей нет смысла…

— Слушай, я понятия не имею, какие у вас с ней отношения, — перебил его, — но сейчас она соврала. Изабелла, в чём причина?

Да, жёстко. Но, как я уже сказал Лазареву, защищать убийцу я не стану. И лучше прояснить все скользкие моменты именно сейчас, чем потом очертя голову пытаться вылезти из этого дьявольского котла.

— Мы поругались, — наконец произнесла девушка. — С Анатолием, я имею в виду. И Елизавета об этом узнала.

— Что? Ты не говорила этого. — Кажется, Лазарев был удивлён. — В каком смысле поругались? Из-за чего именно?

Изабелла замялась. Мне даже читать её эмоции не надо было, чтобы понять. Вспоминать это ей тяжело и больно. И так по глазам всё видно.

— Я предлагала продать несколько артефактов из его коллекции, — наконец произнесла она, а затем продолжила, но уже куда тише: — У нас были долги. Крупные.

Быстрый взгляд на Лазарева. Тот лишь пожал плечами. Видимо, он и об этом ничего не знал.

— Что за долги? — спросил он.

— Карточные, — тяжело произнесла Изабелла, обхватив пальцами чашку с кофе. — Его отец… в общем, он был очень и очень азартным человеком. И очень много играл. Я сама об этом узнала уже после свадьбы. Анатолий… то есть его род должен были деньги. Довольно много денег.

— Сколько? — требовательно спросил Лазарев.

— Восемнадцать с половиной миллионов.

Я едва собственным чаем не поперхнулся. Это каким надо быть идиотом, чтобы проиграть такие деньги⁈

— И когда отец умер, то вместе с титулом все долги перешли Анатолию, так? — спросил Роман, и Изабелла кивнула.

— Верно.

— И? Кому именно вы были должны?

Ответила она не сразу. Прошло почти пятнадцать или двадцать секунд, прежде чем Изабелла наконец назвала имя.

— Графу Браницкому.

Лазарев тихо выругался. Я же недоумевающе посмотрел на него.

— В чём дело?

— Браницкий… тот ещё фрукт, — отделался он коротким ответом и скривился. — Этот умеет стребовать то, что сочтёт своим.

— Всё настолько плохо?

— Даже хуже, — вздохнул Лазарев и посмотрел на Изабеллу. — Ты говорила, что вы с Анатолием поругались. В чём именно была причина ссоры?

— Браницкий предлагал в качестве оплаты долга продать ему часть коллекции артефактов, которая была у Анатолия и его семьи. Сказал, что готов закрыть долг и даже доплатить сверху, если мы согласимся.

— Но Анатолий был против, так? — спросил Лазарев, и Изабелла кивнула.

— Да. Говорил, что это наследие его семьи. И отказывался. Я же пыталась убедить его, что это шанс покончить с долгами и наконец жить спокойно. Мы с ним оба были упертые. Слово за слово, и вот мы уже стоим в его кабинете и ругаемся. Один из слуг, наверно, слышал нас и рассказал всё его сестре.

— Я так понимаю, что первой в списке наследования идете именно вы? — решил уточнить на всякий случай.

— Да. Всё имущество, как и титул, перейдет ко мне. Так указано в завещании Анатолия…

— Он завещал тебе всё? — уточнил Лазарев, на что получил еще один кивок.

— Да. В прошлом месяце он рассказал, что написал это завещание ещё несколько недель назад. Он не говорил, почему решил так сделать. Просто в один из вечеров сказал мне, что сделал это. И теперь его сестра заявляет, что я избавилась от мужа, чтобы продать коллекцию и заполучить себе всё имущество семьи и титул…

На последних словах у неё выступили слёзы. А я почувствовал себя придурком за то, что собирался сделать дальше. Понимаю, что это жестоко, но я должен был убедится.

— Изабелла, простите мне мой вопрос, но я не могу не спросить, — произнёс как можно более мягче. — Скажите, зачем вы убили вашего мужа?

В машине стояла тишина. О, а ещё у меня лицо болело.

Мы ехали обратно в фирму и молчали. Правда, недолго. Лазарева хватило где-то минут на пять.

— Какого дьявола ты там устроил⁈

— А, по-твоему, я не должен был задать этот вопрос?

— Она потеряла любимого мужа, а ты её в глаза спросил, не она ли его убила, — почти сквозь зубы процедил Лазарев. — Это… нет, знаешь что? Даже спрашивать не буду. Я взял тебя с собой не для того, чтобы ты причинял боль Изабелле своими тупыми вопросами.

— Ага, — отозвался я. — Знаешь что? Ты прав. Потому, что спросить это должен был ты.

— Что?

— Что слышал…

— Не зарывайся, Рахманов, — пригрозил он мне.

— А ты не тупи, — не стал отступать. — Слушай, я понятия не имею, какие именно отношения вас с ней связывали, но даже ежу понятно, что там всё сложно. Сложно настолько, что ты не сделал того, что должен был сделать сразу же, как только её увидел. Любой адвокат на твоём месте задал бы этот вопрос. Должен был задать!

— Я не «любой адвокат»! — практически рявкнул Лазарев, и пусть я не мог чувствовать его эмоции, одного вида было достаточно, чтобы понять: он взбешен. Реально взбешён.

И? Что мне на это ответить? Я не мог не спросить. Тем более в ситуации, когда способен был почувствовать, солжёт ли она. Особенно после того как Изабелла один раз уже соврала.

И вот что странно. Когда я спросил её, эмоциональной фон… нет, он не исчез. Она влепила мне пощёчину, что называется, от всего сердца. Но вот её эмоции… что-то странное. Я ощущал её злость от услышанного, но не ощутил обиды. Любой человек на её месте вспыхнул бы от подобного обвинения, но не она. Не было возмущения или чувства оскорблённости, как отреагировал бы другой человек на её месте. И в то же самое время я не ощутил фальши.

Странно, короче.

— Так что?

— Что «что»? — переспросил Лазарев.

— Я возвращаюсь к себе в отдел ждать следующее бесплатное дело?

Ох, я прямо по глазам вижу, что ему, вероятно, хотелось бы поступить именно так.

— Нет, — наконец сказал он. — Не возвращаешься. Продолжаешь работать со мной над этим.

Хм, а вот это уже любопытно. Я буквально в душу плюнул, очевидно, дорогой для него женщине, а он это проглотил… или нет, не проглотил? Может быть, из-за его спора с дружками у него нет выхода. Но Лазарев же сам говорил, что там все завязано на деньгах. А учитывая этого щёголя, я ни за что не поверю, что дело в какой-то безумной сумме, которую не сможет поднять один из очень и очень богатых графских родов.

Тогда что?

— Дело ведь не только в деньгах? — спросил я его через несколько минут прошедшей в тишине поездки.

— Ты о чём?

— О вашем веселом развлечении насчет стажеров.

Лазарев бросил взгляд вперед. Щиток между пассажирским салоном и водителем был поднят, и мы находились с ним буквально наедине.