— Ага. Только понять не могу зачем. Нет, понятно, что хотел позубоскалить. Только по какой причине?

Марина лишь пожала плечами и отпила из своего бокала, а я не мог перестать об этом думать. Это гадёныш явно собирался насрать мне под дверь. Но как?

— Ну, в любом случае, желаю вам удачи. Надеюсь, что вы это дело выиграете, — пожелала она мне, чем вызвала приступ смеха. — Ты чего?

— Да так, вспомнил старого друга. Он всегда говорил, что выиграть процесс не главное. Главное — его не проиграть.

Услышав эту фразу, Маринка заулыбалась.

— Ага. Мой папа говорил что-то вроде этого.

— Он был адвокатом? — удивился я.

— Ага. Государственным юристом, — с улыбкой произнесла она. — Папка был идеалистом. У него даже любимая присказка была. Всегда шутил, что, мол, жюри присяжных — это сборище людей, которые пришли в суд не для того, чтобы отыскать правду, а для того, чтобы выбрать у какой стороны лучше адвокат.

Я задумался. Для людей, понимающих в адвокатском деле, это была истинная правда. Потому что порой обвиняемый может даже слова не сказать в свою защиту. Всё работу делал именно адвокат. И именно его старания и будут оценивать присяжные…

Пораженный этой мыслью, я не донёс до рта бокал с пивом. Неожиданно причина, по которой Штайнберг приехал ко мне, стала настолько очевидной, что меня будто током ударило.

«Curia parium».

Суд равных.

Твою мать… идиот! Как я мог об этом забыть⁈

Резко достал телефон, собираясь позвонить Лазареву, но тихо выругался. Связь здесь ловила паршиво.

— Мне надо выйти позвонить, — сказал Марине, поднимаясь из-за стола.

— Что случилось?

— До меня дошло, зачем приезжал Штайнберг.

— Пошли, я с тобой выйду. Покурить хочу.

Мы поднялись и стали протискиваться через толпу к выходу. Несмотря на то что выступление уже закончилось, людей внутри всё равно было полным-полно. Маринка протискивалась предо мной, так что я успел заметить, как один из парней у барной стойки, мимо которой мы шли, протянул руку и схватил её за задницу. И, видать, сделал это с такой силой, что Скворцова аж дёрнулась от боли.

— Эй⁈ Ты совсем охренел⁈ — вспыхнула она.

— А чё ты возникаешь, соска? — захохотал молодой парень вместе с сидящим на барном табурете другом. — Лучше иди к нам. Обещаю, через час ты будешь кричать совсем по-другому…

Он был дорого одет. Слишком дорого. Но об этом я подумал уже с большим опозданием. Уж не знаю, что меня дернуло. Небольшой градус от выпитого? То, что оскорбили мою подругу? Или бурлящий после тренировки тестостерон? А может быть всё вместе, плюс тот факт, что кто-то посмел тронуть девушку, которую я в определённом смысле считал своей.

А трогать своё я никому не позволяю!

Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью молнии. Но всё равно медленнее, чем врезавшийся в рыло этого мудака кулак. Это произошло так быстро, что никто вокруг даже понять толком не успел, что именно произошло. Пацан захлебнулся собственным смехом и повалился на стойку. Его дружок тут же попытался вскочить со стула и броситься ко мне, но в переполненном ресторане, особенно когда вокруг тебя со всех сторон куча народа, сделать это не так-то и просто.

Да и я оказался быстрее. Пинком выбил из-под него стул, отчего мой противник с глупым выражением на лице провалился вниз, под стойку. И тут же получил коленом в лицо, приложившись затылком о твердую стенку барной стойки.

— Саша⁈ Ты что…

— Пошли, — перебил я Марину и, схватив её за руку, потащил через охреневшую вокруг нас толпу. Попутно посмотрел на телефон в другой руке.

Связь появилась в тот момент, когда мы выбрались на улицу. Не теряя времени, я тут же набрал Лазарева, мысленно готовясь к тому, чтобы услышать его ворчание в трубке.

К моему удивлению, голос оказался бодр и весел.

— Что случилось?

— Я знаю, почему Штайнберг приезжал ко мне, — без предисловий сказал ему. — Суд равных! Он…

— Твою мать, — выругался Лазарев, едва только понял, что именно я имел в виду.

— Что будем делать? — сразу же спросил я.

— Ты тут ничего не сделаешь, — отрезал он.

— Тогда…

— Завтра приезжай с утра в офис. И запомни, Рахманов, — жёстко сказал Лазарев, — есть два типа юристов: те, кто знают законы, и те, кто знают судью.

Пффф… я закатил глаза. То же мне, открыл истину. Будто я и сам этого не знал. Только вот, в отличие от меня прошлого, тут у меня связей нет.

А вот у Лазарева они отличные.

— Саша!

Раздавшийся у меня за спиной вопль Марины всего на пару мгновений опередил попавшую мне в голову стеклянную бутылку.

За обе свои жизни я часто видел, как людей отоваривают бутылкой по голове. В кино. Как правило, там упомянутый предмет разлетался вдребезги красивым ворохом осколков, что, впрочем, нисколько не мешало главному герою продолжать делать то… ну, чтобы он там ни делал.

В реальной жизни всё оказалось иначе. Куда более драматично.

Чёртова стекляшка даже и не подумала разбиться, влетев мне в голову с такой силой, что в глазах потемнело. Сбоку кто-то закричал, и я узнал голос Марины, пока падал на асфальт. Тоже, кстати, вышло больно.

— Что вы творите⁈ Оставьте его!

От истошного крика едва уши не заложило. Перед глазами всё плыло, будто в тёмном тумане. Проморгался в надежде, что смогу увидеть, что происходит. Помогло, но как-то слабо. Разве что тьма немного развеялась, превратив мир в царство мутных силуэтов.

— Рот закрой, сука! — рявкнул стоящий надо мной парень с бутылкой в руке. С трудом, но узнал. Это именно он первым получил от меня по морде в ресторане.

— Я сказала, отойди от него! — не унималась Маринка. В её голосе слышался страх, но, судя по всему, отступать она не собиралась. — Я сейчас полицию выз…

Резкая пощёчина заставила её голову дернуться в сторону. Удар оказался такой силы, что уронил девушку на землю, разбив ей губу. Что показательно, окружающее нас люди даже не подумали вмешаться.

— Вызывай, сука тупорылая, — рявкнул он, когда Скворцова упала на асфальт. — Давай, тварь, звони! Ты хоть знаешь, кто я такой? Да мои охранники трахнут тебя прямо тут, а потом я вас обоих прямо при копах закопаю, а они мне и слова поперёк не скаж…

Договорить он не успел. У меня перед глазами всё ещё стояла картина того, как он её ударил.

Адреналин выплеснулся в кровь в таком количестве, что окружающий мир стал кристально чётким. Даже слишком. Время словно замедлилось, и я увидел слёзы на глазах Марины и след от удара.

В этот момент мне было уже глубоко плевать на всё. На то, кто этот ублюдок. На его угрозы. На стоящих за его спиной парней, орущих и отгоняющих от места потасовки редких людей, хотя бы сделавших попытку помочь.

Плевать абсолютно на всё.

Сам не знаю, как у меня это вышло. Практически прыгнул на него, одним движением вскочив с асфальта. Кровь в венах кипела, стуча яростными барабанами в ушах. Всё, чего мне хотелось в тот момент, — размазать его лицо. Буквально смешать с грязью и превратить в кашу!

Ярость была такой, что я впервые в своей жизни задумался о том, чтобы убить человека.

Кулак врезался парню в лицо. Боль пронзила костяшки пальцев, когда зубы этого ублюдка сдирали с них кожу перед тем, как покинуть ротовую полость и разлететься по земле. Я повалил его на землю и врезал ещё раз, чувствуя, как от моего удара сломался его нос.

В тот же миг его охрана, а в том, что это именно она, у меня уже сомнений не было, бросилась к нам.

— Стоять! — заорал я, и мой голос больше походил на рычание разъяренного зверя.

Удивительно, но в этот момент я даже не сомневался, что они выполнят приказ. Четверо здоровенных мужиков застыли на месте, в ужасе глядя на меня, даже и не думая пошевелиться. Прямо как в тот раз…

И я не стал растрачивать полученный шанс. Забравшись на этого ублюдка, отмахнулся от вялого взмаха бутылкой и от души врезал ему по лицу. А затем ещё раз. И ещё раз. Плевать на боль в руке. На окровавленные пальцы. Мой кулак врезался в его лицо, разбивая губы в кровь и выбивая остатки передних зубов. А затем ещё раз.