- Старший берёт на себя ответственность и отвечает за всё! - эмоционально произносит СанХён, - СокГю поступит, как подобает поступать в подобной ситуации. Если его вина будет признана, он подаст в отставку…

Странное здесь «взятие ответственности» думаю я, смотря на опять замолчавшего СанХёна. Написал заявление на увольнение и свалил на «раз-два». А кто расхлёбывать оставленное будет? Я понимаю, если бы он сказал – «Да, был не прав. Погорячился. Вспылил. Но, сделаю то-то и то-то, чтобы всё исправить. И срок мне – полгода на это. Через полгода всё будет «чик-чики». А нет – рубите голову мою!». Вот это я понимаю – «взять ответственность». А то, покидал вещички в коробку, прижал её к груди, да и ушлёпал в закат с ней в обнимку …

- Мне очень жаль, господин президент, - говорю я и кланяюсь в положении сидя, - господин СокГю пострадал незаслуженно...

СанХён согласно кивает.

- Рад, что ты на его стороне, - говорит он и добавляет, - а ещё, мне нравится, что ты понимаешь, что в этой ситуации есть доля и твоей вины...

СанХён внимательно смотрит на меня, видимо, ожидая раскаянья. Я увожу свой взгляд в сторону, чтобы не встретиться с его глазами и пытаюсь сделать выражение на лице – «я не я и лошадь не моя». Пусть СокГю ваш друг, господин президент, но, тормоз он, скажем прямо - изрядный. И посыпать себе голову пеплом, потому, что он не успевал соображать, мне не хочется…

- Хотя мне кажется, что ты на него обижена, - констатирует СанХён, не дождавшись от меня хоть каких-нибудь слов, - так?

- Сабоним, - отвечаю я, - не стану отрицать очевидное. С господином директором у нас были разногласия. Но, эти разногласия, как я считаю, были чисто технического плана, вызванные взаимодействием людей, занятых в одном процессе. Они были чисто деловыми и не породили ненависти и желания убивать. С господином СокГю мы всегда находили взаимовыгодный компромисс после обсуждения проблемы. Господин СокГю абсолютно договороспособный человек, умеющий выслушать и найти решение, устраивающее всех. Поэтому, у меня нет никаких обид к господину СокГю.

СанХён хмыкает на мои слова и крутит головой.

- «Желания убивать» - повторяет он мои слова, - надо же так сказать…

- Ну, может, слова несколько не те, - соглашаюсь с ним я, - но, смысл у них правильный, сабоним.

- Что ж, - говорит в ответ сабоним, - разумные слова, разумный взгляд на ситуацию. Тогда, ты ведь не откажешься поддержать директора СокГю и школу «Кирин»?

Я задумываюсь, смотря на президента. Тот – смотрит на меня.

- Понимаете, господин президент, - медленно говорю я, - я понимаю смысл выражения «корпоративная солидарность» и сама я - из «Кирин». Но…

- Что – «но»? – требовательно смотрит на меня президент.

- Понимаете, - повторяю я, тщательно подбирая слова, чтобы яснее выразить вою мысль, - здесь возникает моральная дилемма. Сейчас я занимаюсь подготовкой к концерту, направленного против суицидов у подростков. Но, согласно статистике самоубийств, одной из основных причин, которая толкнула детей на этот отчаянный шаг, было давление, оказываемое на них окружающими. В том числе в школе, и в том числе, учителями. Я знаю, что в «Кирин» с этим не всё хорошо. На меня там тоже оказывали давление. Поэтому, ситуация, когда я борюсь против суицидов и одновременно хвалю учебное заведение, обстановка в котором как раз этим суицидам способствует, ставит меня в затруднительное положение. Что-то из этих двух действий становится ложью. Или, лицемерием…

Смотрю на президента, высказав своё виденье ситуации. Но, я действительно так думаю. Тут, как говорится, нужно «либо трусы одеть, либо крестик снять».

СанХён задумывается, смотря в потолок, потом опускает взгляд на меня.

- Не ожидал, что ты настолько… щепетильна, – говорит он, обежав меня глазами.

Наверное, вначале он хотел сказать – «порядочна», - думаю я, заметив заминку.

- Если я иногда говорю именно то, что думаю, сабоним, - говорю я, - это не делает меня неприличным человеком.

- Наверное, это так, - отвечает президент, - но это совершенно точно приносит много проблем окружающим.

- Ты знаешь, что министерство образования заявило о проверке школы «Кирин»? – спрашивает он меня.

- Нет, - кручу я головой в ответ.

- «… Будут подвергнуты тщательному расследованию появившиеся в средствах массовой информации слухи об издевательствах в школе и мошенничестве во время вступительных экзаменов…» - по памяти цитирует мне СанХён где-то прочитанное им заявление министерства.

- А разве оно было, мошенничество? – интересуюсь я, поняв, что речь идёт обо мне.

- Нет, - отрицательно качает головой президент, - совет попечителей ничего не нарушил. Но, проверять будут.

Понятно, - думаю я, - к нам приехал ревизор...                

- Так что, тебе, так или иначе, всё равно, придётся давать объяснения, - говорит об очевидном развитии событий СанХён, - а после твоих слов про «двуличие» уже интересно, что ты собираешься делать. Может прямо сейчас, вместо пресс-конференции, мне стоит всем сообщить, что я тебя – не знаю?

- Я говорила про лицемерие, - поправляю я шефа, и вздыхаю, - но ведь это же правда, господин президент?

- Что именно – правда?

- Давление в школе.

- И в чём оно заключалось? – прищуривается на меня президент.

- Физические наказания, - сразу отвечаю я, - и подавление индивидуальности. Хоть и говорят, что приветствуют индивидуальность, а на самом деле, шаг влево, шаг вправо от принятых норм – расстрел. Пассивность администрации, созерцательно наблюдающей, как одни учащиеся кидают другим в шкафчики мусор!

- И какой выход ты из этого видишь? – помолчав, спрашивает президент и уточняет вопрос, - Для улучшения состояния в школе?

- Нужно полностью менять стиль образования, - высказываю я своё виденье решения проблемы.

- То есть, - делает заключение из моих слов президент, - полностью заменить педагогический состав новым, который будет не отягощён сложившейся практикой и сможет вести образование по-иному? Так?

- Ну, можно не всех менять, - говорю я, - возможно, будет достаточно заменить только тех, кто разрабатывает методики обучения.

- Министерство образования? – удивляется СанХён.

Я задумываюсь над его вопросом. А кто, собственно, их разрабатывает? Наверное, министерство. Хм. Так высоко я не метил…

- «Кирин» - частная школа, - говорю я, - думаю, что директор может многое сделать для изменения эмоциональной обстановки в школе. Даже, если школа будет следовать рекомендациям министерства в плане обучения.

СанХён вздыхает.

- Ну, хорошо, - говорит он, - представим, что такой директор появился. И он сделал фон в школе такой, как ты хочешь. Ученик отучился положенное время и вышел в большую жизнь. Но ведь в фон в жизни – не изменился! Он каким был, таким и остался! И что же? Теперь вместо школы я должен буду делать «выбраковку» тратя на это время и деньги?

Сабоним с возмущением смотрит на меня.

Ну да, - думаю я, - как-то нехорошо для него выходит…

- Ты просто не представляешь, какими скотами порой могут быть хейтеры и даже фанаты, - с презрением в голосе говорит мне СанХён, - даже закалённые люди, порою срываются, а человек без моральной подготовки на сцене, это стопроцентный провал.

 СанХён смотрит на меня, ожидая от меня понимания и признания его слов. Я смотрю на него, не спеша признавать, что он прав.

- Но, господин президент, - возражаю я, - не слишком ли высокую цену платят учащиеся, чтобы агентствам потом жилось без проблем?

СанХён выпрямляет спину и несколько секунд смотрит на меня.

- Не понимаю твоего сильного желания настоять на своём, - сердясь, говорит он, - ты родилась без серебряной ложки во рту и уже должна знать, что мир после школы – говно различной степени концентрации и сорта. Все это знают. Чтобы понять, сможет ли человек в нём плавать, ему дают понюхать этой субстанции ещё в школе. Ну да, бывает, кому-то сразу достаётся больше, кому-то меньше, это, как сложится. Однако, ты меня убеждаешь, что так делать – не нужно, хотя у тебя есть хорошие мозги и ты знаешь, что это – правильно…