* * *

Доктор Тиханович — моложавый хирург-травматолог с усталым интеллигентным лицом оказался в приемном покое буквально через три минуты. Он просто жил работой — из своей квартирки в двухэтажном доме неподалеку быстрым шагом добирался до больницы как раз за эти сто восемьдесят секунд. А если дело было срочное — то в три раза быстрее.

Одна медсестра подала ему халат, вторая — плеснула на руки спирту. Резиновые перчатки нынче тоже были в дефиците…

— Так, что у нас тут… Ага… Ну это — зашьем. А тут… Ага. Справимся. Так, Лидочка держи ему правую руку, а вы, Валентина Петровна — левую. Как вас?

— Белозор, Гера, — спохватился я, поняв, что кумир моего детства и юности, этот супермен в белом халате, обращается ко мне.

— А вы, Гера Белозор, держите ему ногу… Да, больную ногу. А второй пациент подержит здоровую. Валентина Петровна…

— Да-да, язык не прикусит, меры приняты.

— Ну, три, два… — на счет два что-то хрустнуло, инженер Сережа взвыл и обмяк на кушетке.

А потом спросил:

— Что — всё?

— Чего это — всё? "Всё" будет, когда на вас наденут деревянный макинтош, и будет играть музыка, которую вы не услышите, — улыбнулся Тиханович, — А вывих мы вправили. Наложим тугую повязку, походите с тросточкой, побережете ногу несколько дней. На прием приходите ко мне, скажем, в четверг… Посмотрим вашу ногу. Но думаю — помажете противовоспалительным, и всё пройдет. Я вам выпишу рецепт. Да-да, отпускать его уже можно.

— А я? — спросил кочегар Саша.

— А тобой я щас займусь. Лидочка, будем накладывать швы…

— Доктор, а анестезия? — пропищал заводчанин.

— В качестве анестезии могу попросить этого вашего мощного товарища, как бишь его… Геру Белозора! Стукнуть вас по коленке. Получится у него сильно, я уверен. И болеть будет коленка, а не рана. Хотите?

— Н-нет… — Саша покосился на меня с опаской.

Доктор зашивал, Саша попискивал.

— А скажите, Гера Белозор, почему в последнее время о вас так часто говорят мои пациенты? Сначала — какие-то лесные разбойники, потом — парнишки с Болота, неудачливый велосипедист, и теперь вот…

— Доктор, — сказал я, — Я не виноват. Оно само!

— Ну-ну… Вы ведь в "Маяке" работаете? Статья про Деражню — ваша?

— Моя.

— Заходите ко мне после работы, скажем… В четверг! Или на прием приходите вместе с этим вот… Как бишь его? Сергеем Капинским. Точно! Приходите вместе, я посмотрю ему ногу, а с вами мы побеседуем, и отдам вам кое-какие материалы… Я ведь тоже краевед, знаете?

— Знаю, Михаил Федорович, и мечтаю с вами детально пообщаться, сделать большое интервью…

— Работа, видите? — он кивнул на рассеченный лоб Саши, — Некогда беседовать. Разве что так…

— А отдых? Как же отдых? — спросил я, кажется, зная, каким будет ответ.

— Отдохнем, когда на нас наденут деревянный макинтош… — начал доктор.

— И будет играть музыка, которой мы не услышим, — понятливо кивнул я.

Оуэн был бы в шоке. А мой дед бы одобрил.

* * *

Глава 18, в которой заседают в меру упитанные мужчины в самом расцвете сил

Я стоял в магазине "Хозтовары" и смотрел на вафельницу. Ну такая тяжеленькая, из двух створок, с формочками внутри, которые могут оставлять на вафлях или печенюшках оттиски в виде Буратино и золотого ключика. Прямо на металле была выбита цена — 4 рубля 80 копеек. Не то, чтобы культурный шок, но что-то около того.

Было у меня в прошлой/будущей жизни правило — я не брал кредит больше суммы, которую мог отдать единовременно. Например, двести долларов на смартфон — да. Двадцать тысяч на квартиру — нет! Пользоваться тем, что, по факту тебе не принадлежит — это было очень в духе моих сверстников и тех, кто помладше. Живи здесь и сейчас! Возьми под бешеные проценты гаджет, который расколошматишь даже до того, как выплатишь за него дикие деньги! Приобрети в кредит машину, которая сломается через пять лет — потому что хитрые производители изначально вложили в нее дефект для стимулирования потребления!

Накопить и купить — это было бессмысленное словосочетание в двадцать первом веке, инфляция пожирала практически любые сбережения, а экономическая нестабильность могла просто взять — и спровоцировать заморозку депозитных счетов. Были деньги в банке? Деньги? Какие деньги? Циферки на экране монитора девушки в кабинке за бронестеклом? Ну так всё, DDOS атака произошла, или там технический дефолт, или еще какое умное слово — и нет у вас возможности ваши циферки использовать…

А здесь — народ еще жил в соответствии с банальной логикой. Цены не росли — по крайней мере пока. Нужна тебе вафельница? Отложи по рублю с каждой получки — через четыре месяца купишь себе вафельницу. Если есть в продаже… Ну да, дефицит имел место быть, и новость о том, что где-то что-то выбросили в продажу, тут же провоцировала очереди и ажиотажный спрос. Но, с другой стороны — обилие дорогих штучек-дрючек, шмоток, деликатесов, электроники и косметики на прилавках, при условии, что позволить себе это может не более тридцати процентов населения — это разве намного лучше?

Вафельница мне была не нужна. Мне была нужна большая турка, джезва, кофеварка — назовите как хотите.

— Нет у нас турок… — огорченно развела руками продавщица. — Не завозили. Хотя погодите… Га-а-аля!

Пришла Галя — красивая полная женщина, и они о чем-то пошептались.

— Слушайте, а медные турки вас интересуют? — спросила Галина.

— Медные — это очень хорошо.

— Так знаете, — перешла на шепот продавщица. — Это лучше у цыган брать, они к нам в середине июня приедут…

— Так вроде к Купалью обещали? — сделал знающий вид я.

— Так то не те цыгане, а другие. Знаете на рынке Гаврилицу, молдаванина? Он сапоги починяет… Подойдите, спросите, точно в курсе будет.

Я поблагодарил продавщиц и пошел из магазина в слегка обалдевшем состоянии. Сначала — цены, выбитые прямо на металле, теперь — работники торговли, которые сами рекомендуют обратиться к цыганам…

На крыльце "Хозтоваров" меня задержал дождь. Первые его капли, только касаясь раскаленного асфальта тротуаров, тут же превращались в пар, оставляя после себя тот самый запах, предвещающий скорую прохладу и передышку от надоевшего зноя. Было душно, но под порывами свежего ветра духота отступала, ливень набирал обороты.

Рядом со мной под крышей стоял дядька в кепке и с беломориной в зубах. Он некоторое время смотрел на мощные струи дождя и шевелили губами, то ли молясь, то ли матерясь. В какой-то момент лицо мужчины — этого типичного светловолосого полешука без возраста — приобрело ожесточенно-решительное выражение, он выплюнул окурок прямо в мусорку, сунул руки в карманы брюк и шагнул под дождь.

Шел широко, быстро — и плевать ему было на стихию, и на мокрую рубашку, и на лужи по щиколотку. Эдакий храбрый белорусский пофигизм во всей своей красе. Надо ему идти — он и пошел. Только голубые глаза из-под кепки сверкали. Я-то не пошёл — мялся себе под козырьком.

* * *

— Гера! Где ты ходишь? — накинулась на меня Арина Петровна. — На заседание райкома некому идти!

— На Гидролизном был, интервью брал у молодых специалистов! Геройские, между прочим, парни, новаторы, рационализаторы! Представляешь — только-только с учебной скамьи, а уже предложили новый способ утилизации лигнина! Это такие перспективы для района, для нашего коммунального хозяйства в первую очередь…

— Белозор! Райком партии! Заседание! Рысью! Марш-марш! — сделала грозный вид моя как бы начальница, и мне ничего не оставалось, кроме как взять под козырек.

А еще я вспомнил незабвенный Варкрафт и тамошнего крестьянина, который с очень унылым видом периодически говорил: "Опять работа?"

Что может быть хуже нелюбимой работы? Только нелюбимая работа, которая находится на контроле у начальства. Я понял, что шеф будет там же, на заседании, когда мимо меня по улице Ленина проехала редакционная машина, а Анатольич посигналил мне приветственно. Ну и зачем я там? Неужели главред сам не может написать пару идеологически выверенных строк по итогам супер-дупер важного мероприятия районного масштаба? Зачем ему Гера Белозор, который жутко хочет есть и спать и вообще — беспартийный?