— Зд-десь? — удивился Алех.
— А то! Как Зертак к границе подошел, так они и полезли.
— Зачем? — Иностранцев я принципиально не любил, хотя ни с одним еще не общался.
— Ну дык, у них же черные типа прокаженных. Живут отдельно, еще и следят за ними: то нельзя, это нельзя. Пока надзора не было, бонзы беглецов по-тихому обратно отсылали. А сейчас спецы на границе своих не ловят.
Я почувствовал гордость за державу. Да, Ингерника — самая прогрессивная страна в мире! Мечта всего человечества. Главное, чтобы гостей было не слишком много…
— Бонзы — полицейские? — на всякий случай уточнил я.
Соркар снисходительно ухмыльнулся:
— Нет, это старые семьи, у которых земли немерено. У них здесь все свое было: жратва, законы, армия. Они и НЗАМИПС отсюда выжили, а теперь пятки грызут. — И пояснил: — Я здесь родился, но сбежал, боялся, что папаня в Каштадар продаст.
Вопросов к Арангену у меня больше не оставалось.
Пока мы ели, все было тихо, а потом селяне начали скапливаться за оградой. Не люблю я, когда люди так вот стоят и смотрят. Под навес бочком протиснулись трое мужиков, одетых с претензией — в скрипучих лакированных сапогах, пиджаках и картузах. И это летом, в самую жару. Однако, делегация!
Самый представительный из вошедших отвесил нам натуральный поясной поклон (я даже про пиво забыл на минуту):
— Здравствуйте, господа хорошие! Прощенья просим.
— За что?
Мужик растерянно захлопал глазами. М-да, шутить с ними бесполезно — сам потом будешь как оплеванный.
— Да вы присаживайтесь, уважаемые, в ногах правды нет. Кто вы и какие у вас к нам дела?
Трактирщик молча подтащил к столу еще три стула.
— Староста я, стало быть, тутошний, Агапий.
— Рад знакомству. Тангор.
— Окажите, стало быть, божескую милость! Избавьте общество от чужеземных злодеев.
Кажется, я начал понимать суть проблемы. Очевидно, в глазах этой деревенщины каждый путешествующий в автомобиле был по меньшей мере членом правительства, а уж глядя на мой мотоцикл, они просто не могли подобрать подходящего титула — фантазия отказывала. То есть они взывали к представителям власти, а поскольку двое из нас были сотрудниками НЗАМИПС, мы даже послать их на фиг с чистым сердцем не могли. Вдруг нажалуются?
Я почесал шелушащийся нос (результат извращенного времяпрепровождения на пляже):
— Это тех, что в фургоне? А что с ними не так?
— Ну дык, как они приехали, так человеки пропали!
Люди у них куда-то делись.
— Черные? — для проформы уточнил я.
Староста и присные энергично замотали головами:
— Мельник, стало быть, наш, Пафнуций!
Нет, черного не могли назвать таким именем, черный бы не дался. Пришлось набраться терпения и продолжить разговор (все равно они от нас просто так не отвяжутся):
— Сколько людей пропало?
— Мы ж говорим, Пафнуций!
— Один, стало быть, человек. — Тьфу ты, еще и словечко привязалось!
Селяне заулыбались понятливости начальства.
— Как пропал, опишите подробно.
Где-то через четверть часа выяснилось, что мельник уехал в соседний городок за какой-то мелочевкой на трехосной телеге (жернов ему, что ли, новый нужен был?), а через пару дней, когда селяне уже начали беспокоиться, с той же стороны приехал пестрый каштадарский фургон. И повозка, и кони у приезжих были другие, почему местные решили, что каштадарцы в чем-то виноваты, не разбери поймешь, на мой взгляд, наиболее вероятной причиной исчезновения человека казались нежити.
— А может, ваш мельник просто загулял где-то?
— Не можно, господин хороший, у Пафнуция семья, да и собака его дурно выла.
С точки зрения черного, наличие семьи говорило только в пользу загула, а собака… М-да.
— Оставайтесь здесь, сейчас я все выясню!
Чистильщик увязался следом.
Мне нужно было поговорить с каштадарцами. В то, что им за каким-то Шорохом потребовалось убивать мельника, прятать где-то его лошадей и фургон, а потом являться в деревню покойного, я категорически не верил. Вот только поймут ли они меня?
При моем приближении обитатели фургона приняли боевую стойку, в смысле дети скрылись внутри, а взрослые вышли навстречу. Впереди встала тетка с буйно начесанной шевелюрой (по всем признакам — черная), а за ее правым плечом занял место плечистый мужик весьма специфической наружности. Выглядел каштадарец как заправский телохранитель, только рост (он был на полголовы ниже меня) немного портил впечатление. Наверное, муж, а может, и сын. Кто знает, сколько лет этой кикиморе?
— Какая телка! — восхищенно пробормотал Соркар, из чего я сделал вывод, что он черный по отцовской линии. Я-то в Краухарде вдоволь насмотрелся на этих чернооких красавиц. Вон, староста наш, вроде тихий мужик, а со своей старухой так ругается, что на полдолины слышно. На фиг, на фиг! Идеальная женщина должна быть как хомячок — маленький, пушистый и не разговаривает.
Я остановился за три шага от цели — правильно выбранное расстояние предотвратило множество конфликтов. Кланяться не стал, но и долгих разглядываний себе не позволил — просто чуть прикрыл веки, пряча взгляд.
— Добрый день, мадам! — обращаться всегда следует к старшему. — Вы понимаете по-ингернийски?
— Мы понимаем, — ответил из-за ее спины боец.
— Эти добрые люди, — я мотнул головой в сторону мрачной толпы, исподволь заполнявшей площадь, — беспокоятся о своем соплеменнике. Не попадалась ли вам на пути в последние дни трехосная телега, запряженная парой крупных гнедых лошадей?
Каштадарцы обменялись парой фраз на чирикающем наречии.
— А что, если нет?
— Тогда я развернусь и уеду, а вам придется разбираться с этими добрыми людьми самостоятельно.
За нашим общением наблюдало уже человек сорок.
Они еще немного посовещались.
— Кто вы такой, чтобы спрашивать? — уточнил мужик.
Почти нахальство. Или тетка решила, что сможет завалить полноценного мага?
— Я сотрудник НЗАМИПС! — Пришлось расправить плечи и продемонстрировать мое очередное временное удостоверение, которое я по чистой случайности нигде не потерял, а Сатал — не забыл мне выдать.
Новость вызвала сильное возбуждение и нездоровый интерес черноокой ведьмы.
— Надзора-а? — с сильным акцентом переспросила она, строя мне глазки.
— Он тоже из надзора, — поспешил я переключить ее внимание на Соркара, — только раненый. А мне нужно знать про телегу.
— Нам не нужны неприятности, господин! — Громила едва заметно скрючился (явно привык иметь дело с черными, но сам — не волшебник). — Мы сами ничего не знаем, но один из детей видел большую повозку, рядом с которой ходили люди. Потом что-то ярко вспыхнуло, он испугался и убежал.
— А какого цвета была вспышка? — уточнил я.
— Это важно?
— Важно.
По цвету иногда можно определить тип Источника. Белые заклятия никогда не бывают синими или фиолетовыми, а черные — желтыми или оранжевыми.
Мужчина сходил к фургону и о чем-то поговорил с детьми, каштадарка продолжала подмигивать Соркару. Наверное, он ей отвечал (вот баран!).
— Мальчик у нас еще мал, — виновато пожал плечами вернувшийся каштадарец, — но по его словам выходит — словно солнце зажглось.
— Ждите здесь, никуда не уезжайте!
Это следовало обсудить без посторонних. Велев селянам скрыться с глаз и не раздражать начальство (меня то есть), я вернулся в харчевню и устроил свой собственный военный совет.
— Белые хулиганят.
— Б-белые н-н-н…
— Могут, если это Искусники. Вопрос, на кой им сдался этот мельник. Он даже не черный был!
— Телега, — подал голос Соркар. — Это, наверное, те, что стырить грузовик пытались.
— Гилад отсюда далеко, — не согласился я.
— Дык, пять дней. Если пешком, то как раз.
Я задумался. Если вспомнить Звезду Путешественников, то какие-то белые маги в Гиладе определенно были. Знали ли они про взрывчатку на корабле? Да пофиг теперь, главное — я о ней вовремя узнал. Допустим, они прибыли на побережье пароходом, стали искать транспорт для продолжения пути, пытались спереть грузовик (неудачно) и быстро-быстро пошли сюда. По времени проходит. Тогда как в картинку вписывается убитый на тракте чистильщик (там-то грузовик никто не взял!) и, если уж на то пошло, вспыхнувший как свечка хутор? Обогнать меня пешком или на лошади они не могли. Что, две, а то и три колонны Искусников, марширующие по Арангену? Типа коллективные гуляния, с песнями и костерком. А на фиг? Они, конечно, психи, но не настолько, чтобы устраивать марш-броски в компании нежитей, чисто для моциона.