Он достал простыню из коробки и вдохнул ее аромат. Она пахла нафталином, запах духов девушки давным-давно выветрился. Исчезли и напоминания от их ноющих тел и переплетенных конечностей. Юношу теперь смущало еще и то, как странно складывались для него обстоятельства. Ведь еще год назад он не был даже знаком с ней, а еще через год может получиться так, как будто они и вовсе никогда не встречались. Ярость, охватившая его в чайной у малайца, затихла, и ее место занял самый настоящий ступор. Сколько времени она планировала это формальное свидание? В какой-то из дней, когда он сидел перед своим компьютером и ни о чем не подозревал, она, оказывается, успела с кем-то обручиться! Что уже успело произойти между ней и этим незнакомцем? Успел ли он прикоснуться к ней или пока нет? От одной этой мысли Алифу становилось тяжело. Он тихо взвыл и согнулся, словно свернувшись в комок вокруг простыни. В висках застучала кровь.

В дверь спальни кто-то громко постучал. Прежде чем Алиф успел отреагировать, в комнату вошла мать, прижимая к груди длинный конец своего шарфа.

– Боже всемогущий, сынок, что это за звуки раздавались из твоей комнаты? Что-то случилось?

Алиф одним быстрым движением швырнул простыню в коробку.

– Все в порядке, – неуверенно произнес он. – У меня что-то в боку закололо.

– Может, тебе стоит принять парацетамол? Или просто попить содовой?

– Нет-нет, ничего не нужно. – Он попытался улыбнуться, давая матери понять, что с ним ничего плохого не произошло.

– Ну хорошо. – Мама еще раз критически осмотрела его, поджав губы, потом повернулась и ушла. Алиф выпрямился и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Затем он снова вынул из коробки простыню и аккуратно сложил ее, постаравшись при этом запрятать пятно в самую ее середину. Затем в ящике своего стола он отыскал клочок бумаги, на котором вывел: «Это принадлежит тебе. Может, оно тебе нужно».

Подписываться он не стал, а просто сунул записку вместе с простыней в коробку, которую тут же тщательно обмотал липкой лентой. Сверху обернул газетой «Аль Хали», которую нашел у себя на полке, и сразу же постучал в стену, выбивая для Дины условный сигнал.

* * *

Прошло десять минут, прежде чем Дина появилась на крыше. Алиф пристроил коробку у ног. Сам он сейчас покачивал ногой в кроссовке с развязанными шнурками, чем сразу заинтересовал черную с рыжим кошку. Это создание появилось здесь между кадками с растениями как по волшебству, словно кошке для этого даже не пришлось пользоваться лестницей. Вот он снова резко дернул ногой, невольно наблюдая за тем, как кошка метнулась вверх за взлетевшими в воздух грязными шнурками. Алифа раздражало сейчас все, в том числе и опоздание Дины, ведь он подал ей условный сигнал, означавший, что ему срочно требовалась ее помощь. И когда она появилась на крыше возле лестницы, он был готов наговорить ей много неприятного.

– Ты будь с ней поосторожней, – предупредила Дина, нагибаясь к кошке и таким образом приветствуя ее. – Все кошки наполовину джинны, а вот эта – на три четверти, как мне кажется.

– Ты где была так долго? – потребовал Алиф ответа, перекладывая коробку под мышку.

– Молилась на Магриб, – фыркнула девушка.

– Бог велик. Мне нужна твоя помощь.

Дина подошла к самому краю крыши и присела на корточки, чтобы стряхнуть пыль с карликового бананового деревца, растущего в одной из кадок. Кошка послушно следовала за ней, успевая прижиматься к ногам девушки и громко урча от удовольствия.

– Ты довольно грубо со мной обошелся, – заявила Дина, даже не глядя в сторону юноши, – а я всего лишь хотела поговорить с тобой о книге.

Алиф присел рядом с девушкой.

– Извини. Я самый настоящий осел, – начал он. – Прости меня. Мне надо сделать одну важную вещь, и я не знаю, кого еще я мог бы попросить об этой услуге. Пожалуйста, Дина, помоги мне. Если бы у меня была сестра, я бы, конечно, доверился ей, но ведь ты…

– У тебя есть сестра. Я сама танцевала на ее свадьбе.

Алиф грустно рассмеялся.

– Она мне сестра только наполовину, да и видел я ее раза четыре в жизни. Ты прекрасно знаешь, что та, другая семья моего отца меня попросту ненавидит. Что же касается Фатимы, я для нее темнокожий дальний родственник, а никакой не брат.

Взгляд у Дины заметно потеплел.

– Да, пожалуй, я привела плохой пример. Пусть Бог простит их за все, что они успели нагрешить в отношении тебя и твоей матери.

– Грехи, – негромко произнес Алиф, легонько шлепнув ладонью по банановому листу. В воздух взлетело небольшое облачко пыли. – Но ведь ты сама совсем недавно назвала мою маму индуской.

Дина вскрикнула и закрыла лицо руками:

– Как я могла забыть! Я сердилась тогда и…

– Не надо, перестань. Ты святая. Не мучайся так.

Она положила ладонь на землю рядом с коленом юноши.

– Ты же сам знаешь, что моя семья никогда не осуждала ее за веру, – напомнила Дина. – Мы любим ее. Она для меня как родная тетя.

– У тебя есть настоящая тетя. Она меня даже как-то раз угощала своей стряпней.

Дина от досады прищелкнула языком:

– Ты всегда найдешь что ответить. – Она обхватила руками колени и теперь совсем перестала походить на женщину. Сейчас со стороны она больше напоминала какое-то ее абстрактное изображение при помощи чернил на мятой бумаге. Алифу вспомнилось, как однажды, в возрасте двенадцати лет, Дина вдруг объявила, что с этого дня будет носить никаб. Тоненькая стенка между квартирами не скрыла от ушей Алифа ни слез ее матери, ни грозных упреков отца. В Старом Квартале аристократки вроде Интисар, разумеется, носили никаб, но так было принято издавна. И этот шелковый, усыпанный дорогими бусинами кокон символизировал не религиозные убеждения, а лишь подчеркивал ее общественное положение. Что же касается Дины – она была девушкой совсем другого ранга. Это просто рабочая сила, приезжие из Александрии. В будущем Дина должна была бы стать украшением офиса какого-нибудь бизнесмена или нянькой для его детей. Она никогда бы не носила никаб, а время от времени становилась бы доступной и для своего благодетеля, который платил бы ей за работу гораздо меньше, чем она того заслуживала. Для нее объявить себя посвященной и начать носить никаб не из-за денег, а ради Господа Бога было не то что странным – это означало попросту «выпендриваться» среди равных себе. Алифу тогда исполнилось четырнадцать, но даже он – прыщавый подросток – сразу понял, почему так сильно расстроились родители Дины. Быть святым в наше время совсем не выгодно.

– И что же это за услуга? – наконец поинтересовалась Дина.

Алиф поставил коробку перед ней.

– Мне нужно, чтобы ты отнесла вот это на одну виллу в Старом Квартале и передала девушке, которая там живет.

Когда Алиф произносил эти слова, он почувствовал что-то вроде сожаления, но отступать было уже нельзя. Когда Интисар увидит, что он решил передать ей, она будет считать его мерзавцем. Может быть, именно этого он и добивался: чтобы окончательная сцена в их отношениях стала куда более отвратительной, чем та, которую срежиссировала в чайной сама Интисар. Да, он напомнит ей, кем они были друг для друга раньше, он накажет ее по-настоящему.

– Это в Старом Квартале? Но откуда у тебя знакомые в Старом Квартале? Там ведь одни аристократы живут.

– Ее зовут Интисар. Не важно, откуда я ее знаю. Адрес такой: улица Малика Фарука, дом семнадцать. Это напротив небольшого майдана с фонтаном из черепицы в самом центре. Очень важно, чтобы ты передала ей это из рук в руки. Именно ей, а не ее слуге или брату. Договорились?

Дина подняла коробку и внимательно осмотрела ее.

– Я даже не знакома с этой Интисар, – пробормотала девушка. – Она не возьмет у меня вот это из рук без разумного объяснения. Может, там бомба лежит внутри.

Алиф горько усмехнулся. Что ж, она не так уж и далека от истины.

– Интисар знает, кто ты такая, – спокойно ответил он.

Дина изучала выражение его лица из-под бахромы своих ресниц.