Я почувствовала, что меня бросило в жар, а по телу забегали мурашки. Как он там написал? Самый большой алмаз в мире…

Вот интересно, какой он, самый большой алмаз в мире?

— Вроде бы «Куллиан» весил более трех килограммов[8], — пробормотала Кристина. — Его разрубили на куски.

Я рассеянно взглянула на неё. Ну конечно, опять мы одновременно подумали об одном и том же. Итак, примем, что нечто подобное существует, и попытаемся отыскать? Мысль очень завлекательная, но глупая. Обнаружить в наши дни потрясающий алмаз, завалявшийся в каком-то тайнике? Наверняка, если даже и был когда-то, давно затерялся во мраке истории. Но все-таки подумать следует… А Кристина, помолчав, с раздражением проговорила:

— Интересно, кто писал это письмо и кому? О прадедушке де Нуармоне в нем говорится как о третьем лице. И откуда оно взялось тут, в библиотеке?

На меня снизошло вдруг нечто вроде дара ясновидения.

— Адресатом мог быть поклонник госпожи де Бливе! — вдохновенно вымолвила я. — Явился к нашему прадедушке и швырнул ему в лицо это письмо, требуя сатисфакции. Насчёт поединка ничего не скажу. А вот уверена — в тот момент прадедушка читал как раз Брантома, чтобы немного развлечься, он ещё не оправился от ран, полученных в экзотических битвах. Письмо сунул в книгу в качестве закладки. И привет. Осталось на века.

— Возможно, так оно и было, возражать не стану. А вот прабабушка не даёт мне покоя…

— В каком смысле?

— Мне кажется, она знала больше, чем написала нам. Откуда, интересно? Ведь не из этого же…

И Крыська помахала страничкой старого письма. Я уже открыла рот, собираясь задать глупый вопрос, но не задала. Догадалась, о чем думала сестра. До Брантома прабабушка не добралась, так что письма предка не читала. Ведь не оставила бы в книге столь важного свидетельства, подтверждающего права нашего рода на алмаз.

И я ограничилась замечанием:

— Очень благородно со стороны прадедушки, что он не похитил драгоценность в пылу боя, прикончив раджу.

— Заметила, у наших предков была нехорошая привычка делать закладки в книгах из того, что в данный момент оказывалось под рукой, в том числе и из такой важной корреспонденции. Помнишь, нам ещё попалось приглашение на пикник…

— Точнее, половина приглашения.

— В Мольере, если не ошибаюсь.

— И целая открытка поздравительных глупостей…

И в самом деле, когда мы с сестрой занялись ещё не обследованной прабабушками частью библиотеки, обнаружили в книгах в качестве закладок хранившиеся веками обрывки писем и записок. А в той части, что была до нас обследована, ничего подобного не сохранилось. Правда, это ещё не было прямым доказательством, но давало основания задуматься.

— Вообще-то, многовековой переписки должно бы тут больше сохраниться… — начала было я излагать пришедшее в голову предположение, но сестра не дала закончить.

— Лично меня заинтересовал алмаз, — решительно заявила она. — Как-то лишь сейчас дошли наконец намёки прабабушки. Кто знает, может, он и в самом деле существует и нам удастся его разыскать. Лично я попыталась бы. А ты?

— Сама же перебила меня! — недовольно проворчала я, усаживаясь за стол напротив сестры. — А я только что собиралось сказать — в каждом нормальном доме, даже в наши дни, обязательно найдётся порядочно старых писем. Или их просто не выбросили, позабыли, так и валяются, или сохраняют по разным соображениям. Хотя бы из-за марок…

— Езус-Мария! — страшным голосом вскричала Кристина, срываясь с кресла.

Точнее, хотела сорваться и даже вскочила. Однако кресла в библиотеке, как я уже говорила, были старинные, очень тяжёлые. И вместо того чтобы отъехать назад, как это сделало бы другое обычное кресло, это подрезало Крыське ноги под коленями, так что она со всего маху плюхнулась обратно и ей удалось-таки наконец опрокинуться назад вместе с антиквариатом. Я непроизвольно сорвалась с места, и со мной произошло то же самое. К счастью, мы обе были молодые и достаточно ловкие, так что не рухнули на пол, как колоды, и не разбились насмерть, а на лету перевернулись, самортизировав падение. В результате я сбила локоть, а Кристина сильно ударилась бедром. На ноги мы поднялись самостоятельно, подкрепляя себя соответствующими выражениями.

Стеная и охая, я подняла своё кресло, поставила на место, уселась и вежливо поинтересовалась:

— Можешь сказать, что случилось, идиотка ты этакая?

— Целиком и полностью с тобой согласна. Идиотка, кретинка и вообще ослица! Глупее и не найдёшь.

— Полностью разделяю твоё мнение, но ближе к делу!

Немного успокоившись, Кристина наконец села и принялась массировать ушибленное бедро, предложив:

— Если хочешь, можешь дать мне в морду.

— В настоящее время нет охоты, к тому же локоть болит. Так в чем дело?

— В марках. Когда я их собирала…

В те времена, когда мы с сестрой желали во что бы то ни стало хоть чем-то отличаться одна от другой, я усиленно вышивала крестом, а она с головой погрузилась в филателистику. Было нам в ту пору по тринадцати. Моё увлечение быстро прошло, а её осталось надолго. В глубине души я завидовала Крыське, мне самой бешено хотелось собирать марки, но не могла я подражать сестре! Втайне же продолжала интересоваться марками.

А Крыська в те годы развернула бешеную деятельность. Собирала марки везде, где могла, отбирала конверты с марками у всех родных и знакомых, копалась в старых бумагах. Помню, как-то раскопали филателистические сокровища в Пежанове, где в доме с большим участком, садом и хозяйственными постройками, на которые у нас вроде были какие-то непонятные права, жили наши знакомые. Именно там мы с сестрой обычно проводили летние каникулы. Впрочем, не только мы, прочие родичи тоже, в том числе и бабушка. А хозяин пежановской усадьбы, старый Кацперский, которого все упорно называли Ендрусем, невзирая на его почтённый возраст, даже заявил: если паненки пожелают спалить дом со всей усадьбой, он и слова не скажет против, ибо, если бы не какая-то из наших бабок, его, Ендруся, и на свете бы не было. Наслушалась я тогда разных преданий о давно минувших временах, в которых фигурировали наши предки. Кристина преданиями совершенно не интересовалась. Я со своей склонностью к истории уделяла им больше внимания, но все равно толком не запомнила.

А сейчас дрожащим от волнения голосом Кристина заявила:

— На чердаке у Кацперских. Тогда там стоял сундук, полный старых писем в конвертах. С марками! Понятия не имею, откуда он там взялся, вряд ли в безграмотные времена мужики вели оживлённую переписку…

Теперь я перебила сестру:

— Я знаю. И тебе об этом неоднократно рассказывала, да только ты никогда не слушала. Это не мужицкое, а наше, фамильное. Пшилесским принадлежит.

— А ты откуда знаешь?

— От Ендруся. Когда проводили сельскохозяйственную реформу и у нас отобрали Пшилесье вместе с дворцом… Надеюсь, ты знаешь хотя бы о том, что Пшилесье принадлежало нашим предкам?

— Об этом знаю.

— Ну так вот, отец Ендруся, некий Флорек… Вернее, никакой не отец, скорее дядя, а может, и двоюродный дедушка, точно не скажу, я уже совсем запуталась во всех этих поколениях и родственных связях, во всяком случае, Флорек усыновил Ендруся и стал ему отцом родным. И вот этот самый Флорек перед обобществлением успел забрать из дворца Пшилесских кое-что из вещей. Картины там, портреты, серебро, фарфор, ещё кое-какие предметы меблировки, а главное, бумаги. Все бумаги! Не разбирался, важные или макулатура, просто вывалил все в кучу, набил сундук и перевёз к себе, в свой дом в Пежанове. На чердаке спрятал. Именно его ты и обнаружила. А теперь рассказывай дальше.

Крыська энергично кивнула головой, для убедительности несколько раз.

— Погоди, немного приду в себя. И задница болит. Надеюсь, кость не треснула. Слушай, если позвонить, Петронелла принесёт нам вина?

— А что, требуется что-то отметить? — сразу догадалась я.