Вышел в это время старик Байбури во двор, — видит — они уже отправляются. Стал он впереди их, — говорит:
— Мой язык, пока я жив, правдивым будь!
Хоть не во-время вы сели на коней,
Беки-храбрецы, ваш путь счастливым будь!
Я сказал: «Останься, вражий край забудь!»
Я сказал: «Мою ты насмерть ранишь грудь!» —
Послушанья ты не проявил ничуть.
Беки-гордецы, ваш путь счастливым будь!
Золотой кушак надеть ты поспешил,
Бог тебя прости, мой сын, ты грех свершил, —
Старого отца покоя ты лишил!
Не в урочный час поход затеял ты.
Мало видевшие — горячи, быстры,
Много видевшие — холодны, мудры.
Мать-отца покинув ради Байсары,
Воевать идешь, нас не жалея, ты!
С калмыком тягаться не пришла пора.
Сокол горд своим венцом из серебра.
Сколько у меня имущества-добра!
Мой наследник, шах Конграта, возвратись!
Сокола душа возвышенно храбра.
Тайно улетая с отчего двора,
Не лети в тот край проклятый, возвратись!..
Сколько ни упрашивал их Байбурибий, никто ему в ответ слова не сказал. Так и уехали они.
Вернулся опечаленный Байбури в дом, подумал: «Э, плохо, что уехали они, просьбе моей не вняв, чувствую — не вернуться им из калмыцкой страны…»
В боевом задоре лихом,
Сорок беков скачут верхом,
Мчатся на просторе степном
В темной непроглядной ночи.
Свищут по тулпарам камчи!
То степным, то горным путем
Едут они ночью и днем.
Кони расскакались в степях,
Пышет пламя в конских ноздрях.
Пена, накипая в пахах,
Падает, как хлопок, во прах, —
Конникам их резвость не в страх.
Так при свете дня и впотьмах
Сорок храбрецов-седоков
Скачут в дальний край калмыков.
«Нам туда прибыть, — говорят, —
Калмыков разбить, — говорят, —
Выродку их, шаху Тайче,
Голову б срубить! — говорят. —
Байсары спасем, — говорят. —
Скот ему вернем, — говорят, —
Увезем в Конграт!» — говорят.
Храбрецы-тюри каковы,
Витязи, смотри, каковы!
С ними ты, калмык, не шути!..
Много разных стран по пути,
Разный по пути разговор.
Едут мертвой степью — куда
Ворон не летал никогда.
Мимо камышовых озер.
Мимо бирюзовых озер
Едут — утешается взор.
Каменными кряжами шли,
По ущельям-скважинам шли, —
Мало ль было, много ли гор, —
Девяносто гор перешли!
Выйдя на зеленый простор,
По земле, по вражьей пошли…
Идут они так по калмыцкой земле, — о том, какая западня им готова, ничего не знают…
А теперь послушайте об этой коварной старухе, о Сурхаиль. Сказали мы уже раньше, что в привычку она себе взяла ежедневно на холм подниматься, в подзорную трубу на дорогу поглядывать. И вот — смотрит она однажды в эту трубу и видит: едут сорок сардаров конных, грозней драконов разъяренных. Увидала их коварная старуха;— и на такую хитрость пустилась: разметала космы свои, лицо ногтями исцарапала, — пошла к ним навстречу.
Увидали беки старуху, придержали поводья — коней остановили, спрашивает у нее Алпамыш:
— Что ты бродишь здесь одна в пустыне, мать?
Горько плачешь по какой причине, мать?
Космы растрепав и разодрав лицо,
Ты скорбишь о муже иль о сыне, мать?
Иль тебе обиду кто-нибудь нанес,
Или потерпеть ущерб тебе пришлось?
Близкого кого ль утратить довелось?
Что, скажи, причина этих горьких слез?
Далеко ль отсюда, близко ли живешь?
Слезы проливая, ты куда бредешь?
Что ты так вопишь, лицо ногтями рвешь?
Убиваясь так, с ума себя сведешь!
Если спросишь нас — издалека идем,
Натерпелись мук, идя таким путем!
Сами мы — конгратцы. Ты-то кто сама?
Едем — видим, ты сокрушена весьма, —
Отвечай, старуха, не сходи с ума!
Может быть, помочь тебе сумеем в чем?..
Выслушав эти слова, Сурхаиль сказала так:
— Я тебе доверюсь, добрый байбача:
Знай, обидчик мой — калмыцкий хан Тайча.
Осенью цветам не расцветать в садах.
Благосклонность в ваших да найду сердцах,
Да издохнет он, калмыцкий этот шах!
Я имела семь могучих сыновей,
Не бывало в мире лучших сыновей, —
Он, проклятый этот, подлый шах Тайча,
Семерых моих замучил сыновей,
На меня обрушив ужас черных дней!
Хоть бы он издох, калмыцкий шах, злодей!..
Пляшет под тобою конь на всякий лад,
На боку твоем сверкающий булат,
Счастлив твой народ и край родной, Конграт,
Если у него такой, как ты, есть клад!
Коль меня заметил твой соколий взгляд,
Верю я, сынок, что ты помочь мне рад,
Но вернуть моих не сможешь ты сынков.
Вот что претерпела я от калмыков!..
Шахское злодейство можно ли простить?
Как-нибудь должна я шаху отомстить!
У тебя, сынок, осмелюсь ли спросить,
По какому делу прибыл ты сюда,
Долго ли у нас намерен ты гостить?
Алпамыш на эти слова ответил:
— Если хочешь знать, моим словам внемли:
Из Байсун-Конгратской еду я земли.
Я — кочкар могучий у себя в стране.
С шахом калмыков расчесться надо мне,
А с врагами счет свожу я на войне.
Шаху этому я враг теперь вдвойне…
Есть один тут одинокий человек,
Близкий родич мой, высокий человек.
Он калмыцким шахом очень угнетен,
Беззаконно им всего скота лишен, —
При своих стадах пастушить принужден.
Имя — Байсары. Мой тесть и дядя он!
Вот зачем в страну калмыцкую скачу.
Кровного коня дорогой горячу.
Я его найду, коварного Тайчу,
На него, как сокол грозный, налечу, —
И за Байсары сполна с него взыщу,
И за сыновей твоих я отомщу!..
