— А если не удастся? — деловито поинтересовался сын, отдававший себе отчет в том, что даже при самом хорошем раскладе вероятность начала Великой Отечественной в 1941 году остается многократно выше статистической погрешности, так что относиться к ней следует предельно серьезно.

— Два варианта, в зависимости от решения Сталина — ответил разведчик — либо нанесение превентивного удара по изготавливающимся к удару немецким соединениям, либо стратегическая оборона. Тогда он правильно делал, что всеми силами старался оттянуть начало войны — если бы удалось оттянуть "Барбароссу" до 1943 года, Вермахту бы точно мало не показалось; даже если бы удалось отсрочить начало войны на год, расклад был бы заметно лучшим для нас. Другой вопрос, что тогда Сталин понимал, насколько плохи дела в армии — после Зимней войны была проведена ревизия РККА, ну, ты читал "Акт передачи", когда снятый с должности наркома Ворошилов передавал дела Тимошенко. Фактически это была комплексная ревизия.

— Не в деталях, но помню — согласился наследник — все рода войск, кроме кавалерии, получили оценку "неудовлетворительно"; хотя, кавалеристы не сильно ушли от остальных, схлопотав "тройку" (соответствует РеИ В.Т.). Называя вещи своими именами, тогда, в 1940 году, армия была не готова к войне. Насколько я понимаю, Тимошенко сделал все, что мог — но за год добиться качественных изменений было невозможно. Судя по тому, что в старости Молотов рассказывал Чуеву (книга Ф. Чуева "Сто сорок бесед с Молотовым" В.Т.), Сталин все прекрасно понимал, коль скоро в Политбюро в начале сорок первого обсуждали "Придется ли отступать только до Смоленска, или же, до Москвы" (реальная история В.Т.).

— Именно так — тихо подтвердил отец — а теперь подумай, какой может стать армия, если начать ее учить всерьез с конца 20-х; если у нее будут нормальные организация, тактика, техника; если ей будут руководить действительно компетентные офицеры и генералы. Плюс будет наработан приличный боевой опыт и приобретена уверенность в своих силах.

— Вот тогда действительно в 1941 году Сталин сможет спокойно выбирать, наносить превентивный удар, или занимать оборону главными силами на старой границе, используя новые территории в качестве предполья, и подстраховываясь тыловой линией обороны на рубеже Днепр — Западная Двина.

— Именно превентивный удар? Не войну? — уточнил сын.

— А зачем нам война? Посуди сам, ну нанесли мощный удар по немецким группировкам у границы — это реально, если Красная Армия будет иметь уровень, соответствующий второй половине 1943 года. Да, потери у колбасников будут тяжелейшие, если грамотно все спланировать и осуществить — но, наголову их разгромить точно не удастся, не те кадры; быстро опомнятся и начнут драться всерьез. Соответственно, к концу лета 1941 будем иметь Вермахт, занявший оборону на Висле; Вермахт, понесший тяжелое поражение, но не разгромленный; хорошо еще, если удастся захватить Восточную Пруссию, обезопасив себя от удара во фланг и тыл — но, вполне реален и вариант, при котором за Пруссию придется ожесточенно воевать до зимы, и не факт, что ее вообще удастся захватить целиком.

— В результате мы получим тяжелую, кровопролитную войну с большими потерями. Причем, учти — у немцев, если посчитать континентальную Европу, будет трехкратное превосходство в экономическом потенциале; а нам на ленд-лиз можно будет не рассчитывать — англосаксы не идиоты, помогать нам захватывать Европу точно не будут.

— Ну и на кой черт нам такое "большое и светлое счастье"?

— Я уже не говорю о том, что если у нас все пойдет хорошо, не исключен вариант досрочного заговора 20 июля, с участием не только армейцев и части промышленников, но и эсэсовцев, и финансистов — сам знаешь, немецкие промышленники и финансисты были очень тесно связаны с американцами и англичанами, да и вообще, проанглийская группировка элиты в Германии всегда была очень сильна, про ландграфов Гессена тебе рассказывать не надо.

Сын молча кивнул.

— Ликвидируют Адика, поставят на его место подходящего кадра — и через недельку-другую выяснится, что война между "цивилизованными европейскими нациями" — полковник произнес это так, что многоэтажный мат прозвучал бы меньшим оскорблением — была, извольте видеть, "преступлением безумного диктатора"; ну а нынче, когда "здоровые силы Германии свергли кровавого сумасшедшего", "цивилизованные нации должны объединиться против русского большевизма". Может быть, английские и американские дивизии не сразу окажутся на фронте рядом с немецкими соединениями, хотя, помня о плане "Немыслимое", я бы не поручился за это — но о проблемах с материально-техническим обеспечением колбасники смогут позабыть очень быстро.

— В результате нас задавят подавляющим материально-техническим превосходством, как задавили самураев.

— В общем, мощный превентивный удар, с гарантией ставящий крест на "Барбароссе", не в пример предпочтительнее — и наши потери будут многократно меньше немецких, и, самое главное, можно будет предложить Адику объявить все это "трагическим недоразумением между дружественными немецким и советским народами, ставшим результатом подлой английской провокации".

— Думаешь, это сработает?! — спросил сын, глядя на отца округлившимися от удивления глазами.

— Если все толково сделать — Адик не только ухватится за такую возможность обеими руками, но и зубами вцепится, для пущей надежности — заверил наследника Вячеслав Владимирович.

— Дело в психологии Адольфа — он ведь своеобразный романтик.

— Прости, а нельзя подробнее о его психологии? — попросил Ленков-младший. — Я как-то привык воспринимать Адика как абсолютное зло — и никогда не задумывался о его психологии, как нормального человека.

— Для нашей страны он и был злом с большой буквы; вот только ты зря не пытался понять его мотивацию — кивнул отец. — Исходя из той информации, которая есть в книгах и Сети, в детстве и ранней юности это был классический романтик, искренне желавший добра своим стране и народу. Окружение этому не особо способствовало — маленький австрийский городок, практичный отец, чиновник таможни; немцы вообще, при всей своей сентиментальности, люди практичные — а, тут, жители маленького городка, далекие от романтики, у них работы полно. Мальчик с детства привык уходить в себя, лелея свои идеалы; да, еще он рано привык к тому, что его не понимают окружающие.

— Потом жизнь начала макать романтика в выгребной яме — хорошо так окунать, с головой. Сначала смерть отца, потом от рака мучительно умирает мать — а он любил отца и обожал мать! — и это случилось, когда он был юношей. Гитлер уезжает в Вену, пытаясь добиться признания в качестве художника. Как-то на Западе я случайно попал на выставку его акварелей из частной коллекции. Я не искусствовед, могу судить о живописи, в основном, по принципу "нравится — не нравится" — мне его работы не понравились, слишком холодные эмоционально, я бы даже сказал — бездушные. Пожалуй, он был талантлив — но, скорее, не как художник, а как архитектор.

— Сам по себе отказ в признании таланта может сломать человека такого склада, тем более, в молодости, на пике гормонального взрыва, когда любая чепуха воспринимается очень серьезно. У Адольфа к этому добавились испытания бедностью и нищетой. Вполне возможно, что была и психотравма, связанная с несчастной любовью — отношения Адика с женщинами трудно назвать нормальными, не исключено, что корни этого лежат в его венской молодости, когда он впервые влюбился; ну а объект его чувств попросту послал нищего художника, жившего в ночлежке.

— В принципе, этого было достаточно для того, чтобы сломаться. Другой человек вполне мог закончить на этом сколько-нибудь созидательную деятельность, спившись, став наркоманом или покончив жизнь самоубийством. Тем выше вероятность такого исхода потому, что у Адольфа была не слишком устойчивая психика, как и у многих гуманитариев.