— Далеко хутор отсюда? — спросил Лешка. Это был первый вопрос, который он за все время задал своему спутнику.

— Не то что далеко, а высоко. За бугром. Но идти нам туда ни в коем случае нельзя.

«Дураки они таскать в гору весла», — подумал Лешка и сполз с обрыва.

Песчаное подножие откоса заросло чахлым ивняком. Среди него чернильными пятнами выделялись густые кусты ольшаника. Во втором кусте Лешка нащупал шершавую лопасть весла. Рядом — другое. Он потянул на себя весла. Они не поддавались. Он дернул. Раздалось бормотанье, и из куста на Лешку полезло что-то живое. Лешка кинулся бежать. Но вслед ему ударил сноп света карманного фонаря, выхватил из мрака кусок песчаного берега, и Лешка от неожиданности упал. Закричать он не успел, потому что сзади раздался возбужденный и обрадованный возглас:

— Царица небесная! Так это ж наш хлопчик. А я уже сполохался, что Борода. Трохи не стрелил в тебя. Откуль ты взялся? Утек? Дык и я утек! Хай они огнем горят — тые «лесные братья». Як ты мне растолковал про амнистию, дак я сразу заимел думку… Ну вставай, разом поплывем. Я ждал, коли трошки развиднее, бо в потемках страшно. А покуль ждал — заснул. Ну, молодец ты, что прибежал, с тобой мне еще выгодней являться до начальства…

Лешка узнал парня-дезертира. Тот бестолково топтался на песке и даже пытался приподнять Лешку, но у него были заняты руки: в одной фонарь, в другой автомат.

В это время сверху посыпалась земля, скатился пан Шпилевский и визгливо заорал:

— Ренцы до гуры![2]

— Што-о?! — очень удивился парень. Однако руки поднял. Вместе с автоматом и фонарем.

— Брось стрельбу! — продолжал командовать пан Август.

— Навошто? — снова удивился парень.

— Ты что примазываешься к мальчишке? Он — мой! Это я его освободил. Один я. А ты иди своей дорогой, дезертир несчастный. С нами тебе делать нечего.

— Вона што! — в третий раз удивился толстоносый. — А я думал, хлопчик сам утек. Выходит, ты, Ювелир, заместо Фельдфебеля себя хочешь за парнишку выпустить? Га?

— Еще и рассуждает, быдло тупое! — пуще прежнего забушевал часовщик.

После таких обидных слов парень опустил руки и, опуская, хряснул Шпилевского стволом автомата по голове. Стукнул слегка, будто мимоходом, однако пан Август смолк на полуслове и мягко сел на землю. Выпустив автомат, он схватился руками за темя и протяжно завыл.

На этот раз Лешка не испугался и даже не удивился происшедшему. Он как-то начал привыкать к жутким сценам в бандитской семейке. Он никогда не видел скорпионов, но читал, что, если их посадить в одну банку, они поубивают друг друга. И мысль об этих скорпионах уже не в первый раз пришла ему сегодня в голову.

Кроме того, Лешка понял, что сам он сейчас для бандитов — фигура неприкосновенная.

От дерзкого сознания своей неуязвимости Лешка расхрабрился и прикрикнул на толстоносого:

— Чего дерешься? Сам сейчас и потащишь его в лодку!

По напряженному сопению парня в темноте можно было догадаться, как оторопело он уставился на Лешку.

— А навошта нам его в лодку? Нехай тут и пропадает. Хотя… Хе-хе, а ты, хлопчик, с головой, недаром с городу. Выходит, я не только тебя привезу, а еще и бандита приволоку в полон. То добре!

И он послушно потянул пана Августа за шиворот к воде. От такой сговорчивости бандита Лешка еще больше воспрянул духом.

Вообще-то он уже начинал жалеть кое о чем. Надо было, например, прихватить из бункера не только пистолет, а и гранаты. Заставить их тащить пана Шпилевского. Все-таки меньше будет взрывов, когда нашим бойцам придется брать бункер. А еще хорошо было бы подробно запомнить дорогу к землянке. Только как это сделать ночью? Хотя бы ориентиры какие-нибудь были. Разве узнать название хутора за горой… Землянка от него в двух-трех километрах на северо-запад.

В лодке было порядочно воды. Она явно протекала. Дезертир погрузил пана Августа на дно и с сожалением глядел, как глубоко оседает лодка.

— Может, сходить и другую попросить отомкнуть на том хуторе… как его? — сказал Лешка.

— В Косачах? Не, не с руки показываться. Как-нибудь доплывем. А сядем глубоко, выкину толстого, и только. Мне, главное, тебя соблюсти по всей форме.

«Ишь какой почет, — усмехнулся про себя Лешка. — Значит, хутор называется Косачи. Ну, давай, давай, «соблюдай» меня… Телохранитель нашелся».

Он еще многого не знал. А если бы узнал, то, наверное, зло засмеялся бы. Ему, например, в голову не могло прийти, что в эти минуты Бородатый ищет его с той же самой целью, ради которой волок Лешку через лес пан Август, а сейчас угодливо поддакивал кулацкий сын-дезертир.

Дело в том, что мысль спасти свою шкуру за счет Лешки пришла Бородатому в голову раньше всех — еще когда уговаривали и собирали в дорогу Дьякона. Бородатый не очень-то верил в авантюру с обменом Фельдфебеля на мальчишку и подумал: а почему надо спасать кого-то другого, а не самого себя?

Но для успеха необходимо было изобразить перед властями дело так, что захватил мальчишку кто-то другой, а он, Бородатый, выручил его из беды. А для этого требовалось избавиться от свидетелей. Иначе кого-нибудь из них рано или поздно чекисты обязательно выловят живым, и на допросе все раскроется…

Вот почему Бородатый придумал, чтобы Дьякона провожали на задание все, кроме часового и Ювелира, которого считал безвредным тюфяком.

Когда они потайными стежками бесшумно вышли на проселок и Дьякон зашагал в сторону переправы, Бородатый повел оставшихся пятерых ужинать на глухой лесной хутор.

После первого жбана самогона трое пожелали пойти в ближайшую деревню «до музыки». Захотелось потанцевать. Бородатый не перечил. Он дал им отойти метров триста в лес и неслышно догнал. Когда они круто обернулись на его оклик, он короткой очередью срезал всех троих. Снял с них автоматы и зарыл оружие в бурелом под заметной корявой сосной. Убедительное доказательство, что именно он, а не кто другой ухлопал бандитов в схватке лицом к лицу.

Через пять минут Бородатый снова сидел за столом и чокался со своим старинным дружком в заплатанном пиджаке. Его немного обеспокоило, что за время его отсутствия куда-то исчез парень-дезертир. А впрочем, черт с ним! Наверное, подался до батьки с маткой на хутор за салом. Если и влезет чекистам в руки, ничего на Бородатого доказать не сумеет: он не был на дороге, когда брали мальчишку…

Из опасных свидетелей оставался один Заплатанный. Они вдвоем вышли во двор перекурить и подышать, и Заплатанный доверительно сообщил, что приглядел у хозяев овечку, которую надо бы заранее оттащить на тропинку, а по дороге к бункеру забрать.

Это была последняя кража в темной жизни Заплатанного. Он пер овцу на плечах, а Бородатый зажимал ей морду, чтобы не блеяла. В чаще ельника Заплатанный сбросил добычу и нагнулся, чтобы перерезать ей горло. Два ножа ударили одновременно. На колючей хвое остались лежать дергающаяся в агонии овца и скорченный труп с финкой под левой лопаткой.

Бородатый почти бегом бросился к бункеру. Июльская ночь коротка, а сделать надо еще многое. Убедить Ювелира и часового, что он забирает мальчишку для обмена на Фельдфебеля. Убивать он их не будет, потому что и без того мутит от сегодняшней крови. Он им просто покажет одну стежку, по которой лучше всего выбраться из пущи в соседний, безопасный район. Пусть идут. Дорожка заминирована. И наконец, надо переправиться с мальчишкой через реку, догнать Дьякона и… Кстати, он пошел без оружия.

А запугать пацана, чтобы говорил как надо, легче легкого. Пригрозит добраться и до брата, и до него самого в городе. Главное — время протянуть, уйти из этих мест, где живешь, как в капкане. А потом он выкрутится, найдет дорогу на Запад. Коммунисты еще вспомнят Бородатого.

Только бы захватить до рассвета мальчишку…

Легко себе представить ярость Бородатого, когда он нашел в землянке лишь труп часового. Бандит понял, что его опередили, и бросился в погоню.