Сюда, к Тургаю, Амангельды стянул свои отряды.
Расположились они тремя лагерями: с востока, запада и севера, — только с юга вход остался свободен.
Двадцать второго октября тысяча девятьсот шестнадцатого года Тургай был осажден.
Телеграфное сообщение с Оренбургом было прервано.
Помощник уездного начальника Ткаченко испугался. Населению Тургая он отдал приказ:
«После шести часов вечера выходить на улицу воспрещается. В случае нападения — всем жителям прятаться в школах».
Ткаченко знал, что ему нечего рассчитывать на милосердие казахов: за несколько дней до осады он насмерть запорол двух джигитов из отряда Амангельды.
Вслед за первым приказом Ткаченко издал второй:
«Ввиду возникших беспорядков въезд в город из степи киргизам воспрещается».
И в городе началась паника.
Двадцать третьего октября джигиты были уже в семи верстах от Тургая. Амангельды видел уже пожарную каланчу.
В городе топотом передавался слух о том, что четыре дня назад в семидесяти верстах от соседнего городка Иргиза повстанцы атаковали карательный отряд; говорили, что повстанцев много, считать их нужно тысячами, что бой продолжался целый день и в рядах киргизов видели русского. Его даже узнали. Это был рабочий, участник японской войны, георгиевский кавалер, хорошо владевший винтовкой и знакомый с военным строем. Был он другом кочевников, помогал им организовать свои силы.
Из Оренбурга в Тургай направился специально приехавший туда из столицы генерал Лаврентьев. Он имел в своем распоряжении экспедиционный отряд — десять рот пехоты, четырнадцать орудий, шесть пулеметов, одиннадцать эскадронов.
У Амангельды не было ни пулеметов, ни пушек, но восстание разрасталось.
Теперь в отряды шли не только люди призывного возраста. Женщины, старики, подростки, взяв пики, шли и шли к Амангельды, Он принимал всех, в ком сердце кипело ненавистью к царской власти. Чем больше будет народу в восстании, тем лучше. И сейчас уже пятьдесят тысяч человек числилось в его отрядах.
У этой армии было мало огнестрельного оружия. Откуда ему быть у бедняков? Пика — вот оружие крестьянских восстаний. И у каждого джигита она была.
В отрядах обсуждали два плана занятия Тур-гая. Одни предлагали взять Тургай измором. Для этого нужно было отвести протекающую через Тургай речку. Это была большая работа. Другие предлагали пойти на штурм и приступом взять город. Джигиты хотели поскорее броситься в атаку.
Занять город немедля! Об этом говорили в отрядах, это было необходимо еще и потому, что го
правительство направляло в область новые и новые войска для подавления восстания.
— Город должен стать нашей крепостью! — говорил на собраниях Амангельды.
Он требовал атаки. В его характере было это — решительность, смелость, мужество.
— Мы должны взять город, — говорил Амангельды, кусая трубку Имана-деда. — Взять Тур-гай, столицу области, — вот наша задача, — доказывал он, — и чем скорее мы там будем, тем лучше.
Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как носился он по степи, пел песню, сложенную в седле, и вот теперь он не согласился бы ни с одним ее словом. Теперь светло стало в ясной степи, светло и в голове, свободно стало в широкой степи, просторно мыслям в голове, конь Амангельды нес его по легкой дороге, — все сейчас было не так, как в песне, все наоборот. Его любят джигиты, а их уже пятьдесят тысяч!
Решение было принято. Джигиты поведут наступление с двух сторон, стремительно ворвутся в город, атакой захватят правительственные учреждения и казарму, разгромят гарнизон и превратят город в укрепленный лагерь.
Руководство штурмом принял на себя Амангельды. Его отряд должен был прежде других проникнуть в город.
Шестого ноября вечером, когда все приготовления к штурму закончились, Амангельды Има-нов на своем гнедом коне объехал отряды, проверил людей и снова повторил:
— Завтра город должен стать нашей крепостью.
На рассвете шестнадцатого дня осады начался штурм Тургая. Четыре колонны двигались на город. Амангельды ворвался в него с южной стороны, где были правительственные учреждения. Он хотел прежде всего овладеть призывными списками.
Вот скачет он по булыжной мостовой городка, и искры сыплются из-под копыт его коня.
Он громит канцелярию крестьянского начальника, уничтожает списки,—теперь никого не возьмут на войну.
Народ приветствует своего батыря, казаха, взявшего царский город.
Несколько месяцев тому назад он исчез отсюда,— губернатор Эвресман был сильнее его. А теперь...
Однако еще не весь город был в руках джигитов.
Предатели, пробравшиеся в армию Амангельды, члены байской партии аллаш-орда, предупредили городское начальство о наступлении. Они зажгли на окраине города сотни стогов сена. Это был условный знак.
Бешеный ветер поднимал великую пыль, слепил глаза, перебрасывал пламя пожара со стога на стог.
Вот скачет он по булыжной мостовой городка.
В город ворвался только отряд Амангельды,— другие отряды джигитов не прошли: их не пропустили орудия генерала Лаврентьева.
Амангельды пришлось уйти из города: он понял, что его окружат здесь, и вывел отряд в степь.
Там он дал бой.
Шести пулеметам, четырнадцати пушкам генерала Лаврентьева он мог противопоставить только несколько охотничьих двустволок — и все же джигиты дрались до четырех часов дня.
Много в тот день пало храбрых джигитов.
Амангельды решил отступить. Что мог он сделать без оружия?
Призывные списки уничтожены — значит, атака удалась.
5. АУЛ БАТБАККАРЫ
И вот снова степь!
Здесь широко, места хватит всем! Много раз в жизни Амангельды уходил в степь, но никогда ему не было так весело. Словно в молодости, пел он песни, играл на кобызе, на балалайке. И каждая травинка подпевала ему: уничтожены списки, списки уничтожены!
Отряды расположились по тракту от Тургая до Иргиза.
Решили после подготовки снова начать штурм,
а пока не допускать к городу карательные войска.
Бои продолжались.
В городе сгорело шестьдесят семь домов — почти половина всего Тургая. По ночам после каждого случайного выстрела начиналась паника.
На площади перед полицейским управлением ежедневно служили молебны. Пели «многая лета» государю-императору.
Хлеб в лавках исчез, исчезли дрова, нечем было топить печи.
Так продолжалось до шестнадцатого ноября. В этот день Тургай заняли основные отряды карательной экспедиции — полк оренбургских и два полка донских казаков, эскадроны гусар и драгун, роты особого назначения.
Амангельды не мог остановить их — враг был слишком силен. Оставалось одно — снять осаду.
Батырь отвел свои отряды в степь.
Сто двадцать километров проскакали джигиты, прежде чем достигли аула Батбаккары.
Начинались морозы. Солнце светило, но не давало тепла. Нужно было подумать о зимних квартирах для повстанческой армии.
Штаб восстания организовали в ауле.
Здесь опять были устроены кузницы, где выковывали холодное оружие.
Бойцы торопились. День и ночь шла работа: людей в отрядах много, а оружия мало. Выделывали шашки, чинили ружья.
Штаб восстания в ауле Батбаккары.
В мастерские часто приходил Амангельды — после этого работалось быстрее.
Амангельды знал о каждом продвижении карательных войск. У него были свои люди и в Тургае, и в Иргизе, и в аулах.
Ему нехватало оружия. Он воевал с большой, технически оснащенной армией, — разбить ее он не мог, но защищаться было в его силах.
И защищался он героически; нападал на отдельные карательные отряды и бесстрашно дрался с ними, всегда впереди своих джигитов. Имя его передавалось из уст в уста.
