— Вот именно, кто в Москве знает о нашем партизанском отряде, чтобы сюда засылать агента НКВД со специальным заданием? Могу вам однозначно сказать, что никто. Отряд создан совсем недавно, связей ни с кем не имеет. Вас сбрасывали с парашютом?

— Да, три дня назад.

— Щетина вас выдаёт, вы брились вчера. Где и зачем?

— В Камне-Каширском мне дали явку. Там и брился, чтобы не привлекать внимание.

— И как вы вышли на нас? Отсюда да Камня достаточно далеко.

— Мне указали примерный район и назвали фамилию Ветров.

— Откуда вы узнали эту фамилию. Точнее откуда агент в Камне узнал эту фамилию?

— Ветров освобождал захваченных в городе заложников. Он назвал себя. Часть заложников спряталась в городе. Отсюда и всплыла фамилия. Немцы её тоже наверняка знают, поскольку по городу опять прошла волна арестов.

— Хорошо, — принял решение Потанин. — Посадим вас пока под арест. Недельку посидите, а там видно будет, к стенке вас ставить или как. И думайте, чем можете подтвердить свои слова. Через недельку допросим с пристрастием.

— Пленного увести, посадить под арест, — распорядился Потанин, высунувшись из землянки. — Прошу на выход, — обернулся он захваченному капитану.

— Не дёргайся, схлопочешь пулю, — навёл пистолет Белов. — Руки на затылок.

Новиков вышел с заложенными за голову руками, охрана сразу подобралась, взяв арестованного на прицел. Белов вышел следом, проинструктировал начальника охраны лагеря. Поместили задержанного к двум немецким офицерам, от которых отказался Ветров. Больше было некуда, не рыть же для капитана отдельные хоромы. Яшу Флеймана, знавшему немецкий, Белов приказал посадить у вентиляции землянки, чтобы тот послушал, о чём говорят. И на каком языке. Охрану землянки усилили, выставив дополнительно часового в замаскированном окопе.

На свою беду Новиков немецкий знал. Он очень удивился и обиделся, что его посадили с немцами. В первый момент даже опешил, когда его втолкнули в землянку к немцам и закрыли толстую дверь. Сразу воцарилась темень. Только через дверные щели чуть было что-то видно. Стоял туалетный запах. По-маленькому немцы ходили в ведро, по большому выводили в туалет. Капитан присмотрелся. Четыре лежака в два яруса, метр перед входом. Лейтенант сидел справа, оберлейтенант слева.

— Капитан Новиков, — представился агент по-немецки.

Немцы сразу вскочили:

— Оберлейтенант Кунц! Лейтенант Хартман!

— Вольно, не до церемоний. Куда можно сесть?

— Садитесь вот сюда, герр капитан, — освободил лейтенант ему место, — я переберусь наверх.

Новиков устроился на лежаке, сколоченном из досок. Он вполне мог представить себя на нарах, но никак не в такой компании.

— Давно здесь сидите?

— Четвёртые сутки. Русские диверсанты взяли нас в плен, — пояснил Кунц. — Дали чем-то по башке, потом привели в чувство, допросили и доставили сюда. Очнулись уже под замком. Советский майор поговорил с нами один раз, кормят три раза, по большой нужде выводят в туалет. Подтираться дают мох, бумаги у них в лесу нет. Вода в крынке, отлить — ведро. Надеемся, что наши нас освободят. Что стало с моей ротой не знаю. Очевидно уничтожена. Мы из первой роты гренадёрского батальона. Нас сняли с эшелона и отправили на уничтожение партизан. Диверсанты подорвали колонну, половину батальона уничтожили сразу. Вторую, очевидно добили четыре дня назад, когда мы остатками батальона сунулись в лес.

— Я вчера был в Камне-Каширском. По имеющимся у меня сведениям от вашего батальона осталось пять человек. Они доставили пленную диверсантку в комендатуру. Где они сейчас — не знаю. Ваш батальон считается погибшим. Расскажите мне всё что знаете об этих диверсантах, насколько я понял у вас с ними было боестолкновение.

— Вы из разведки, герр капитан? — спросил Кунц.

— Да, оберлейтенант. Моей задачей было собрать сведения об этих диверсантах.

— Здесь мы будем не слишком полезны, но я расскажу всё что произошло. Практически никто из моей роты ничего не видел. Рота шла перекатами на трех машинах, впереди колонну прикрывал бронетранспортёр. Неожиданно во все машины и ганномаг полетели гранаты. Не скажу, чтобы они взорвались одновременно, но в течении примерно десяти секунд. Я запретил держать в машинах больше одного отделения, а в бронетранспортёре рацию. Только по этой причине мы потеряли только взвод, а не всю роту. Гранаты были мощными, возможно противотанковые. В машинах и бронетранспортёре оказались уничтожены все. Два взвода сконцентрировались с правой стороны просеки и двинулись дальше. Вперёд я отправил разведку, целое отделение. Сверху нас прикрывал самолёт разведчик, который никакого движения не фиксировал. Моих солдат пилот видел, а противника нет. После нападения на колонну прилетело два звена пикировщиков. Они пробомбили лес впереди наших взводов, целеуказания мы давали ракетами и по рации. Из леса по ним был открыт огонь. Один или два самолёта сбили, они упали на лес в расположении моих взводов. После этого нас стали просто убивать. Сначала уничтожили разведку, которая ринулась вперёд, занимая тот район, где отработали пикировщики. Затем напали с тыла. Оружие противника было бесшумным. В лесу раздавались только наши выстрелы. Самое страшное, когда моим солдатам стали рубить головы саблями. Раз — и голова стоящего в пяти метрах солдата полетела с плеч. Ты всаживаешь туда пол диска из автомата, но без всякого результата. Я приказал выходить на просеку. Мы вышли из леса и пикировщики засыпали весь лес вокруг нас бомбами. Потом начали обрабатывать пулемётами. От роты к тому времени остался только взвод. Пикировщики построили над нами круг и вот тут уже начало доставаться им. Стреляли очевидно из винтовки, или нескольких винтовок. Наверняка снайпера. Выстрелы мы не слышали. Но три самолёта были повреждены, один из них упал в лес. Мы опять вошли в измочаленный бомбами и расстрелянный пулемётами лес. Нашли контуженную взрывом бомбы девчонку. У неё на поясе висела сабля, даже скорее меч. Был автомат, за спиной какое-то ружьё, наш пистолет в кобуре, сумка через плечо с гранатами и другими вещами. Я выделил пять человек, приказал вынести её ползком через просеку на север и доставить в комендатуру. Остатками взвода начал отступать по старому маршруту. Нас окружили и добили. Мы сумели отойти максимум на километр. Первого диверсанта я увидел, когда меня уже начали допрашивать. Это был парень примерно двадцати трёх — двадцати пяти лет. Гладко выбрит, одет в камуфляжную форму странного покроя с карманами, в карманы на животе натолканы магазины. Винтовка со снайперским прицелом и магазином, такой я не видел. Приклад, очевидно для облегчения, имеет сквозные вырезы. На груди орден «Красной звезды», на ремне кобура с пистолетом и нож в чёрных ножнах. Сапоги шиты на заказ.

Вопрос задал один: — Куда дели найденную девчонку?

Спрашивал по-немецки. Говорил без заметного акцента. Я ответил, что час назад с группой солдат отправил её в комендатуру. Он отдал какие-то распоряжения на русском, а я потерял сознание. Очнулся уже здесь, в землянке. Собственно, кроме этого парня и контуженной очень красивой девчонки я ни одного диверсанта не видел. Я даже прицельно ни разу не выстрелил, они как невидимки. Отменная маскировка, бесшумное оружие, храбрость и решительность. За каждым кустом таилась смерть. Когда моих последних солдат зажали, я оглянулся: лежало десятка два трупов. На ногах стояли я, лейтенант и фельдфебель. Видно получили приказ взять офицеров в плен. Не думаю, что их было много. Не больше десятка, от силы полтора.

— Примет особых не было?

— Диверсантка исключительно красива. Чувствуется порода. Очень изящное лицо, отменная фигура. На голове красноармейский суконный шлём. Две косы. Гимнастёрка из дорогой ткани. На левой руке часы, на правой был намотан кожаный ремешок с небольшим металлическим грузиком в форме капли, под цвет гимнастёрки. На шее висели какие-то украшения, на пальце невзрачное колечко с голубым маленьким камушком. У парня, кстати, тоже были часы, но советские. И тоже на правой руке кожаный ремешок. Но груз в форме двух соединённых конусов с рёбрами, выкрашен в зелёный цвет, сливается с манжетом рукава. Лицо обычное, нос большой, тонкий, губы нормальные, глаза тёмные, скорее карие, на голове была косынка, как у пиратов, завязанная сзади узлом. Косынка тоже камуфлированная, под цвет формы.