— А как же, это всем известно, — ответил я. — Ведь философ или, скажем, ученый по-настоящему что-то постигает, лишь когда жизнь его уже на исходе. Чего бы он не отдал, лишь бы прожить еще лет пятьсот! Да за пятьсот лет он бы с радостью продал душу дьяволу! Ведь, как известно, знание — это сила, и за такой срок он вполне мог бы стать владыкой мира!

— Чушь собачья, — возразил капрал Куку. — Все это, может, и годится для разных там философов, эти бы знай гнули свое и, глядишь, под конец и научились бы… ну хотя бы превращать железо в золото или вроде того. А взять, к примеру, игрока в бейсбол или боксера: на что им пятьсот лет жизни? Что еще они могут, кроме как гонять мяч или лупить кулаками? Да вот взять хоть вас — что бы вы стали делать?

— Вы совершенно правы, капрал, — сказал я. — Я бы все мои пятьсот лет так и стучал на машинке и пускал бы деньги на ветер, так что никогда не стал бы ни умнее, ни богаче, чем сейчас.

— Нет, погодите, — прервал он, ткнув меня в плечо твердым, как железо, пальцем и пытливо вглядываясь в меня. — Вы бы писали и писали всякие там книжки. Ведь вам платят проценты, так за пятьсот лет деньжищ у вас набралось бы столько, что вам их нипочем не прожить. А как быть мне? Я только и умею, что воевать. И плевать я хотел на всякую там философию. Я в этом ни уха, ни рыла не смыслю. И не поумнел я ничуть, каким был в тридцать лет, такой и сейчас. И читать никогда не читал и не стану. Нет, я хочу одного: купить себе заведение вроде ресторана Джека Демпсея на Бродвее.

— Да ведь вы говорили, что хотите выращивать розы и разводить пчел, кур и еще какую-то ерунду, — заметил я.

— Ну да, так и есть.

— А как же с Джеком Демпсеем? Как же вы совместите ресторан на Бродвее с розами, пчелами и прочим?

— Понимаете, дело вот в чем… — начал капрал Куку.

…Я уже рассказал вам, как доктор Паре залечил мне голову. Ну вот, как я стал немного подниматься с постели, он еще долго держал меня у себя в доме и, уж поверьте, кормил и поил всем что ни на есть лучшим, хоть сам-то он жил вовсе не богато. Да, ходил он за мной, как за родным сыном, куда лучше, чем когда-то мой собственный отец: цыплята, яйца в вине — все, что только душе угодно. Стоило мне сказать: «А хорошо бы попробовать пирога с жаворонками», — и пожалуйста: пирог на столе. Говорю: «Док, вино вроде бы кисловато», и тут же передо мной бутылка аликанте. Недели две или три прошло и я, поздоровел и раздобрел, как никогда в жизни. Но тут стал я вроде беспокоиться и говорю ему: «Пора мне убираться восвояси». А доктор Паре сказал, чтобы я еще остался у него. А я сказал: «Доктор, я живой человек, и мне надо зарабатывать себе на кусок хлеба. А в армии можно неплохо заработать».

Тогда доктор Паре предложил мне несколько золотых монет, чтобы только я остался у него в доме еще на месяц. Деньги-то я взял, но сразу понял: тут что-то неладно, и решил хоть умри разузнать, в чем дело. Ведь он — армейский хирург, а я-то всего-навсего солдатишка-пехотинец. Ясное дело, тут что-то не так. Я и притворился дурачком, а сам глядел в оба. И еще свел я дружбу с Жаном, ну с тем парнишкой, что помогал доктору. Он был большеглазый, худющий, одна нога короче другой. И он думал, что сильнее меня нет никого на свете, потому что я мог двумя пальцами раздавить грецкий орех и взвалить на спину большой стол фунтов пятьсот весом. Он мне сколько раз говорил, как ему хотелось бы стать таким же сильным. А он и родился хилым, и доктор Паре спас ему жизнь. Ну вот, я и взялся за мальчишку как следует и скоро разобрался, что этому доктору от меня надо. Вы-то их знаете, этих докторов.

Капрал Куку подтолкнул меня локтем, и я сказал:

— Знаю, знаю, валяйте дальше.

— Ну так вот, в ту пору они всегда лечили «инфекционные раны» кипящим соком бузины и добавляли туда каплю зелья, они его называли «Тэриак», а это была попросту смесь каких-то трав с медом. А перед той битвой у доктора Паре вышел весь «Тэриак» и сок бузины тоже, и он с горя сам составил какую-то смесь и назвал ее эликсиром.

Моего командира, капитана ле Ра, ранило пулей в щиколотку, и ему первому довелось испытать на себе это снадобье. И нога зажила в один миг. А я оказался третьим или четвертым. Доктор оглядывал поле боя, искал труп, чтобы разрезать, как ему было надо. Вы же знаете этих докторов. А Жан мне потом говорил, что доктору нужен был мозг! Ну вот, он и углядел меня с разрубленной головой. Нагнулся он ко мне, увидел, что я еще дышу, и удивился — как это с такой раной еще можно дышать? Влил он мне в голову своей смеси, перевязал и стал ждать, что будет дальше. А дальше я вам уже все рассказал. В общем я воскрес. И мало этого, все кости у меня на черепе срослись. Тут доктор Паре понял, что он составил чудо-зелье. И он глаз с меня не спускал и все записывал.

Ну, в общем взялся я за мальчишку и сказал ему:

«Будь другом, Жан, расскажи, что это за снадобье такое, каким меня лечили». А он и отвечает: «Что ж, мой учитель из этого секрета не делает. Он просто смешивает яичные желтки, розовое масло и скипидар». (Я вам это потому говорю, приятель, что про это уже давно в книгах напечатано.)

— Не пойму, откуда вам это известно, но я случайно знаю что такой состав есть, — заметил я. — О нем написано в нескольких трудах по истории медицины. Эликсир доктора Амбруаза Паре, которым он лечил раненых в битве при Турине, действительно состоял из смеси яичных желтков, розового масла и скипидара. И первым человеком, на котором Паре испытал свое снадобье, был действительно капитан ле Ра. И было это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году. Паре говорил: «Я перевязал ему раны, и бог исцелил его». Ну-с?

Капрал Куку фыркнул.

— Вот именно — скипидар, розовое масло, желтки. А сколько чего надо, знаете?

— Нет.

— Ясно, нет, приятель. А я знаю. И мало того: когда доктор Паре лечил меня, он еще кое-что добавил, так просто, для пробы. И я знаю, что это было.

— Ну, ну, дальше, — сказал я.

— Так вот, заметил я, доктор что-то со мной затевает. И я глядел в оба, выжидал и выспрашивал Жана, пока не выследил, где доктор прячет свои записки. Ведь в то время за косточку, что называлась «рог единорога», можно было взять тысяч шестьдесят, а то и семьдесят. Я хочу сказать, будь у меня в руках лекарство, что может воскресить человека из мертвых, чтобы кости у него срослись и он через неделю-другую встал на ноги, когда у него и мозги-то вываливались наружу, — черт побери, ведь повсюду шли войны, так я бы в два счета разбогател!

— Без сомнения, — сказал я.

— Какого черта, — перебил капрал Куку, — по какому праву он вздумал делать из меня подопытного кролика? И что бы он делал, если бы не я? А как по-вашему, что бы со мной дальше было? Сунул бы он мне парочку золотых да и выставил бы вон, а сам заграбастал бы и славу, и миллионы! А я хотел открыть в Париже заведение — ну, знаете, с девочками и всe такое прочее, ясно? А что сделаешь на два золотых, скажите на милость? Ну ладно. Как-то ночью доктор с Жаном ушли, а я взял его записки, вылез в окно и поминай как звали.

Ну, убрался я подальше — тут, думаю, уже не поймают, зашел в кабак, выпил немного и разговорился с одной девчонкой. Но, видно, не одному мне она приглянулась, и началась драка. Тот малый резанул мне лицо ножом. У меня тоже был нож. Сами знаете, как это бывает: уж и не помню как, только мой нож очутился у него в боку. Он был этакий мозгляк с крысиной мордой, а девица крупная, статная и волосы, что золото. Я увидел, что он уже готов, и давай бог ноги, а нож мой так и остался у него между ребер. Я было притаился, но меня так и не нашли. Всю ночь до рассвета пролежал я в кустах. Худо мне было. Ведь он рассадил мне ножом все от скулы до самого затылка, да еще кусок уха отхватил! И больно было страх как, а главное по этому шраму меня бы сразу признали, половинки уха-то как не бывало. Уж виселицы бы мне не миновать, ясно? Вот я и лежал в какой-то канаве тихо, как мышь, и заснул только перед самым рассветом. А как проснулся, смотрю — ничего не болит, даже ухо, а уж, можете поверить, ухо — штука нежная. Пошел я к пруду, умылся и поглядел на себя. И что же вы думаете? Все зажило, и шрам такой, будто это было не вчера, а лет пять назад. А прошло всего несколько часов! Зашагал я дальше. Дня через два укусила меня собака, прямо кусок выхватила из ноги. Такое надо лечить не одну неделю, а у меня зажило на другой же день, да и следа почти не осталось. Видно, от того снадобья, что Паре влил мне в голову, я стал точно заколдованный, всякая рана на мне мигом заживает. Я так и думал, что записки его дорого стоят, но такого никак не ожидал.