И в задницу всех! И звездец!

Сигизмунд, грозно насупясь, уставился на зигфрида с соломенными волосами и рыкнул:

— Брозар! Лантхильд! Аттила! Хуз! Гайтс! Айзи! Аспид! Анахрон! Хрен вам всем!

Желтоволосый согнал с морды заскорузлую хмурость. Просветлел даже. Молвил неспешно, действуя по тому же принципу, что Сигизмунд:

— Лантхильд! Манна! Барнило! Сигисмундс! — И, подумав, добавил еще несколько ключевых слов: — Ого! Озо! Фидвор фоньос! Гизарнис карахо!

И замолчал, как автомат, у которого кончился завод.

Сигизмунд понял, что на эту реплику надо как-то реагировать. Иначе ночь не продержаться.

Поэтому, поднапрягшись, Сигизмунд выдал следующее:

— Ик им Сигисмундс! Ик им микила! Ик им махта-харья! Ик им генеральный директор! Господи, мужики, как мне хреново…

Бросив взгляд на рыжего, Сигизмунд вдруг заметил, что тот — жуткая кровавая маска — виновато помаргивает. И глаза у него голубые и раздолбайские.

Ночь. Конец XX века. Центр Санкт-Петербурга. Комната. В паркетном полу торчит меч. Рядом валяется газовый разводной ключ в розовых цветочках. Неподвижно стоят три патлатых мужика и тупо пялятся друг на друга. Словеса бессвязные выкрикивают.

Вечно вы, Сигизмунд Борисович, в какую-нибудь идиотскую историю влипаете! А другие в это время спят. Или эротический канал по евровидению смотрят.

Сигизмунд обратился к рыжеволосому вполне дружески:

— Зу ис Вавила.

Не узнать его было невозможно. Вавила до смешного был похож на карикатурные изображения, созданные во множестве Лантхильдой.

Тот сперва растерялся, но потом просиял. Стал что-то многословно объяснять. На меч показывал, на разводной ключ. Мол, уж прости, земеля, так уж вышло… С кем не бывает — ошибся…

Сигизмунд махнул рукой:

— Идемте чай пить.

А у самого в голове опять мелькнуло: только бы ночь продержаться.

Современный стереотип поведения — Hello, Bob! How are you? A drink? — с этими парнями явно не проходил. Препровожденные Сигизмундом на кухню, остановились. Видно было, что табуретки чем-то страшно поразили их воображение.

Сигизмунд показал им, чтобы сели. Те осторожно устроились, Вавила — видимо, от застенчивости — на самый краешек. Как и следовало ожидать, кувырнулся. Хмурясь, поднялся на ноги. Видимо, счел, что над ним подшутили. Посмешищем сделать захотели, за плачевную ошибку отомстить.

Сигизмунд поспешно усадил Вавилу в свое кресло. Чтобы не зарезал.

Вошел кобель. Боязливо обнюхал чуни. Тихонько порычал на Вавилу.

— Хундила, — поведал Вавила Сигизмунду. И глазами спросил хозяина: можно ли настырной хундиле пенделя дать?

Сигизмунд потрепал пса за уши.

— Миина хундила, — пояснил он.

Вавила с сомнением поглядел на животное. Затем разразился чинной неспешной, но очень многословной речью. «Хундсы» в речи мелькали часто. Видать, немало славных хундсов повидал на своем веку Вавила.

Когда тот замолчал, заговорил брат Лантхильды. Вамба его, кажется, зовут.

Вамба высказывался в том смысле, что безмерно много хундсов, свирепых и славных, обитают вкруг аттилиного хуза. И не такие это ублюдки, что при Вавиле трутся, объедками питаясь, а предивные хундсы. И знал бы Вамба, что в дому сигисмундсовом хундсы потребны, пригнал бы целую стаю.

Все это излагалось не только пространными речами, но также с помощью жестов, обильного и разнообразного звукоподражания и великого количества выразительных гримас.

Сигизмунд слушал и смертно тосковал. Ничего, до рассвета осталось недолго. Скоро можно будет озофонировать Никифоровичу о прибытии геноносцев. Быков, так сказать, производителей.

Испив чаю, гости оставили наконец свою угнетающую чинность. Порывались что-то рассказывать Сигизмунду. Пришельцев буквально распирало от желания общаться. Сигизмунд страшно уставал от бесед на незнакомых языках. Чем бы их таким занять?

И тут его осенило. Он принес из комнаты и выложил перед гостями лантхильдины рисунки.

Результат превзошел все ожидания. Сперва обе головы — желтоволосая и рыжеволосая — сблизились и зависли над рисунком. Потом раздался оглушительный хохот. Вамба подхватил рисунок, Вавила начал вырывать листок у него из рук. Помяли. Оба наперебой тыкали в листок пальцами и что-то бурно объясняли Сигизмунду.

Они не только узнали себя. Они стремились поведать как можно больше подробностей того инцидента, что послужил сюжетом для лантхильдиного опуса.

Сигизмунд смотрел на них с кислой улыбкой.

Остальные рисунки им тоже понравились. Вамба с удовольствием объяснял что-то про хуз, про аттилу.

Затем Вамба отложил рисунки в сторону, сделался снова очень серьезным, встал и потянулся к ножу.

Сигизмунд оцепенел. Ну, всђ! Теперь главное — не заорать. Почему-то не хотелось, чтобы в трусости его уличили.

Видать, обидело что-то Вамбу. Может, в рисунке?..

Вамба снял с пояса кинжал в ножнах, придал лицу суровость и на обеих ладонях протянул кинжал Сигизмунду.

Сигизмунд немного подумал. Сказал:

— Спасибо.

Принял кинжал. Пояса не было. Куда цеплять-то? Покрутил в руках. Вытащил наполовину. Вамба одобрительно закивал. Они с Вавилой внимательно наблюдали за Сигизмундом.

Наконец Сигизмунд встретился с ними глазами и кивнул. Они расцвели широкими улыбками.

Так. Какие у благородных дикарей обычаи? Сигизмунд лихорадочно вспоминал аналогичные сцены в фильмах «Виннету — сын Инчу-Чуна» и им подобных. Вроде, отдариваться положено.

Он быстро обвел взглядом кухню. Что бы Вамбе такого подарить?

Не консервную же банку?

Наручники!

Морж, ты — гений!

Наручники произвели фурор. Вамба пришел в неописуемый восторг. Тут же испытал подарок на Вавиле. Потом на себе. Попытался освободиться — подергал руками, напрягся, побагровел. Внутри у Вамбы что-то с натуги хрустнуло. Затем, освободившись от наручников цивильным путем и потерев запястья, Вамба обнял Сигизмунда, обдавая того сложной гаммой запахов. Разразился многословной речью.

Сигизмунд смутно понял, о чем тот вещал. У дивного предмета под названием «наручники» открываются широчайшие перспективы в доме у аттилы. Премного он, Вамба, благодарен за столь чудесный дар.

Тут Вавила, бросавший на Вамбу откровенно завистливые взгляды, вдруг вскочил и широкими шагами ушел. Сигизмунд проводил его взглядом. А Вамба положил руку на плечо Сигизмунда и что-то втолковал ему еще. Мол, замечательная вещь эти наручники! Ну уж такая замечательная! Вот угодил так угодил!

Вернулся Вавила. С мечом. Сигизмунд с изумлением заметил, как сквозь жуткую маску грозного варварского воина проступает обыкновенная человеческая робость. Вавила протянул Сигизмунду меч. Возьми, мол. Тебе, мол.

Сигизмунд принял.

На погляд оружие казалось громоздким и неудобным. Но это только на погляд. Впервые в жизни Сигизмунд понял, что такое «хороший баланс». Меч Вавилы был настоящий полуавтомат: «поднимаешь руками, опускается сам». Клинок будто вел руку, направляя удар.

На лице Сигизмунда непроизвольно выступила счастливая, немного задумчивая улыбка, какая появляется у любого мужчины, получившего в руки настоящее оружие.

Вавила поощряюще кивал ему.

Сигизмунд опустил меч острием вниз. Принял героическую позу, сложив ладони на рукояти. Постоял. Стоять в героической позе оказалось удобно.

На лице Вавилы появилось ожидание.

Так. Сигизмунд призвал на помощь надежного консультанта — Виннету. Оружие принято отдаривать оружием.

А где его, спрашивается, взять?

И тут Сигизмунда осенило вторично. Ну что за ночь! Что ни минута, то озарение!

…Разводной газовый ключ Вавила принял обеими руками. Не удержался — метнул в сторону Вамбы торжествующий взгляд.

А Сигизмунд, как мальчишка, все не мог расстаться с мечом.

Вавила, держа ключ в левой руке, правой начал хлопать Сигизмунда по плечам и показывать: как, мол, вышло-то забавно! Ты, мол, Сигисмундс, врываешься, а тут я тебя мечом — р-раз! А ты газовым ключом — р-раз! Чуть не убили мы друг друга! Вот смеху-то! А если бы убили? Так ведь не убили же! А теперь вот и оружием поменялись.