С детства у меня сложилось мнение, что любой человек способен принять правильное решение, если ему все как следует объяснить. Не скажу, что всегда оно подтверждалось, но все же...

Потому и попросил своих спутников пока оставаться в машине, а сам пошел к воротам виллы.

Майкл встретил меня радушно, однако в его улыбке прочитывались недоумение и растерянность. Его эмоции я теперь ощущал, как собака запахи.

– Ты?... А мне сказали, что произошла трагическая случайность...

– Как видишь, слухи оказались преувеличенными. Что же касается случайности... Мне показалось совсем наоборот. Так вы и задумали. Надеюсь, здесь в меня не будут стрелять без предупреждения?

Мы сидели в его кабинете, совсем как три дня назад, и вполне можно было подумать, что ничего не произошло, мы по-прежнему – довольные обществом друг друга старые товарищи, вот только руки Панина, когда он наклонял над стаканом бутылку виски, заметно дрожали. А я был на удивление спокоен.

– Как ты можешь так говорить? В моем доме... Здесь, кроме нас, никого и нет. Лучше расскажи, что все же произошло? И вместе подумаем, как быть дальше. Мне вчера позвонили, сказали, что ты нарушил договоренность, устроил засаду, ну и в возникшей потасовке... И ты ведь действительно подсунул пустой кристалл?

– Для точности – я никому ничего не подсовывал. Мало ли что могло быть у меня в карманах... Я же сказал, что товар – в обмен на Аллу. Но твои друзья выбрали самое, на их взгляд, простое решение. Теперь, сам понимаешь, ставки изменились...

– Подожди... Разве ты не видишь – меня сейчас не это интересует. Когда я узнал, я сразу сказал, что рву с ними всякие отношения. Чтобы на меня больше не рассчитывали. Но как же тебе удалось спастись?

– Пусть это будет моей маленькой тайной. Игра пока не окончена. Я не зря говорил, что вам пора думать не о барышах, а о собственных шкурах. Сколько там по американским законам набегает по совокупности? Позвони адвокату, проконсультируйся. Тебе, кажется, тоже кое-что светит. За соучастие... или сразу, как организатору.

Он неприятно оскалился.

– Уж тут я совершенно не при чем. Единственно, в чем я признаю свою вину, так лишь в том, что поделился твоей историей с несколькими людьми... С которым ты, кстати, согласился вступить в сделку. А что было после...

– Ну-ну, старик, зачем так уж скромничать. Не просто поделился. Я только сразу не понял, чего они так загорелись... Ты им выложил, о чем мы с Аллой в самолете говорили, то есть навел на мысль, соучаствовал в похищении, выступал посредником при шантаже, всеми силами старался передать меня в их руки, знал и не сообщил в полицию минимум о двух тяжких преступлениях – похищении и убийстве – опять же, если только не сообщил, а не сам участвовал... Не так уж и мало...

Он заметно сник. Его мясистая физиономия, теперь напоминавшая мне Геринга перед объявлением приговора, утратила тонус, приобрела бабьи черты. Я решил его немного подбодрить.

– Но все не так и плохо. Я ж тоже не мальчик и не ангел, само собой. Можно как-то договориться, раз уж... Правда, на моих условиях...

Я обошел вокруг стола, затягивая паузу, стал перебирать бутылки на столе с доской из черного кварца, смешал себе жуткий коктейль, попробовал его и выплеснул в кадку с пышным лимонным деревом.

– Условия, скажем, такие... Пять миллионов за моральный ущерб, после возвращения Аллы – в целости и сохранности, разумеется, ну а потом, в цивилизованной обстановке и в присутствии моих адвокатов и консультантов, можно будет вернуться к первоначальному раскладу... Понимаю, с моей стороны все похоже на совершенно неуместное толстовство, однако... Люди мы не чужие, воспоминания о прошлом как-то сближают... Других компаньонов еще искать и искать, а вы люди денежные и в курсе. Свою заинтересованность подтвердили вполне убедительно...

– Игорь, – ответил мне Панин. – Ты все время переоцениваешь мое участие в этом деле. Я тебе уже поклялся – моя роль почти такая же случайная и... глупая, как и твоя. Я ничего не могу решать сам. Я передам твои предложения. Надеюсь, ты не блефуешь и тебе будет чем подкрепить свою позицию. Здесь не любят, когда берут на арапа. Ты сможешь доказать в суде, что все было так, как ты говоришь? Против тебя выступят лучшие адвокаты, масса безукоризненных свидетелей, да, наконец, каждый твой шаг уже нейтрализован соответствующими, документально подтвержденными фактами, зафиксированными полицией... Боюсь, что и Алла даст показания не в твою пользу...

Чего-то в таком роде я от него ждал. Конечно, за прошедшее время у них была возможность подстраховаться. Хотя после моей убедительной смерти они не могли не расслабиться... А если наоборот? Вот черт, вдруг сообразил я, ведь в полицию еще утром должен был поступить сигнал о том, что найден труп убитого постояльца... А раз его не было?

– И тут ты прав, сын мой, – процитировал я царя Соломона. – Только ведь все равно тебе будет хуже всех. Ты слышал, что даже выстрел в упор меня, оказывается, не убивает? А вдруг я уже на себе испытал наше средство? И теперь тоже бессмертен? С тобой, во всяком случае, успею посчитаться... И от виллы твоей один дым останется. А, дружок?

Я сделал движение, будто собираюсь протянуть через стол руку. Панин взвизгнул и стал оседать, будто стараясь спрятаться под столешницу.

В зеркальной стенке шкафа я уловил движение за моей спиной, оттолкнулся ногой от тумбы, крутнулся в вертящемся кресле и навскидку трижды выстрелил в появившегося из-за портьеры человека, уже поднявшего ребристый ствол плазменного деструктора.

Такая штука спалила бы меня, невзирая на браслет: инструкция ведь и предостерегала от одномоментного полного разрушения организма... Серебряная, приготовленная для Артура пуля швырнула телохранителя на ковер. А я уже стоял на коленях за креслом Майкла и упирал ствол пистолета в его жирный бок.

– Никак, сволочь, не успокоишься? – прошипел я, приходя в настоящую ярость. – Прикажи веем, кто тут еще есть, выходить и бросать оружие... Или через пять секунд стреляю...

И, клянусь, в тот момент я не шутил. Почти наверняка выстрелил бы.

Панин подчинился, и еще два вооруженных типа появились из-за драпировок. – Лицом к стене, руки за голову...