Великое множество людей устремляло свои взоры к вершине креста, откуда вещал Андрей, продолжая:

— Но и теперь, как я знаю, не глухи вы к моим словам: так мало-помалу отваживаются люди на познание нашего Бога. Я ухожу туда, где приготовлю путь для согласных со мною и тех, кто стал совершенными через чистую веру и любовь к Нему, кто успокаивает огонь и прогоняет мрак, тушит печи и умерщвляет червя, отсекает угрозу и затыкает рты бесам, разрушает начальственные силы и овладевает властями, ниспровергает диавола и отражает сатану, наказывая их злобу. А у тех, кто пришёл сюда не с любовью к Богу, но с лицемерием, и ради бесплодных удовольствий предался шарлатанству, безверию и прочему невежеству, решив, что нет ничего иного после разрушения здешнего, что всё это уходит и уносится, улетает и убегает, враждует и правит, наказывает и опаляет, напоминает и гонит, а также жжёт, мучит и одновременно ни отступает, ни уступает, — у них не будет ничего общего с теми, кто радуется и ликует, улыбается и смеётся, успокаивается и наслаждается. Так что выбирайте, мужи и братия, чего хотите — всё в вашей воле!

Толпа, услышав всё сказанное Андреем, остолбенела от изумления и не отходила от креста, чтобы ещё и ещё слушать его слова, а блаженный всё продолжал говорить и говорил, не зная устали, три дня и три ночи. Когда же на четвёртый день, поражённые его мужеством, непреклонностью его мысли, обилием божественных слов, полезностью его увещания, стойкостью его души, мудростью его духа, твёрдостью его ума и чистотой рассудка, — вознегодовали граждане Патр на своего проконсула и ринулись толпой к трибуналу, где тот заседал, творя неправедный суд, и кричали ему:

— Что за приговор ты вынес, о проконсул? Судил ты Андрея дурно и приговорил его несправедливо! Нечестив твой суд!

— Чем провинился сей муж? Что плохого он сделал? Весь город взволновался из-за его казни, ибо всех нас ты огорчаешь, всех нас обижаешь.

— Не предавай Цезарева города! Верни ахейцам мужа праведного, верни нам мужа, чтущего Бога. Не убивай мужа божественного, не умерщвляй мужа благочестивого.

— Висит он четыре дня и всё ещё жив. Сам ничего не ест, а нас насыщает своими словами!

— Сними же со креста — и успокоимся мы!

— Отпусти целомудренного — и все Патры останутся праведны!

— Освободи разумного — и всю Ахею пощади!

Поначалу Эгеат не обращал на крики толпы никакого внимания и рукою давал знаки убраться вон от трибунала и не мешать ему, тогда все, исполнившись гнева, ворвались в трибунал и попытались наброситься на него, было же их около двух тысяч. Испугавшись, что обезумевшая толпа разорвёт его на куски, Эгеат вскочил с места и пообещал отпустить блаженного Андрея — и тогда подхватили его на руки и понесли к месту казни.

Ликующая толпа поспешила возвестить апостолу, что ждёт его освобождение от мук, и прибыли к нему Эгеат и Стратокл,

Максимилла и Ифидама. Но, узнав об этом, тяжко сокрушился Андрей:

— Увы неразумию моих учеников! Увы туману, что окутал вас, воспринявших множество таинств! О, сколько же говорил я ныне — и всё напрасно! О, сколько совершил я всего, дабы избежать земного! Откуда же в вас столь дикая любовь к плоти? Откуда эта привязанность ко всему телесному? Зачем вы просите меня задержаться в этом преходящем мире? О, если бы вы знали, что избавился я от пут и привязался к самому себе, то и сами поспешили бы избавиться от многого и привязаться к единому! Что же мне теперь сказать вам?.. Что непременно случится моё и ваше освобождение, что соединимся мы с Тем, Кто существует ради всех и Кто превыше всех.

Увидев у ног своих распростёртого Эгеата, горестно воскликнул блаженный Андрей:

— А, вот и сам Эгеат подходит ко мне! Что мне сказать ему, пообещавшему освободить меня? Зачем пришёл ты сюда, чуждый всему благому? Что задумал ты на сей раз? Что предложишь нам? Неужели раскаялся ты и пришёл меня освободить? Но даже если и раскаялся, то не уступлю я тебе, Эгеат! Даже если всю свою власть сложишь ты к моим ногам, не отступлюсь я от себя! Даже если назовёшь себя моим учеником, не поверю я тебе! Освободишь ли ты, о проконсул, развязанного? Освободишь ли убежавшего? Освободишь ли избавленного? Освободишь ли узнанного Родственником, помилованного, возлюбленного Им, враждебного тебе? Есть у меня Тот, с Кем я пребуду вечно; есть Тот, с Кем буду жить в бесконечные веки. К Нему я ухожу, к Нему направляюсь, это Он указал мне на тебя и сказал: «Познай Эгеата и его дары. Пусть не пугает тебя этот ужасный муж и пусть не думает завладеть тобою, ибо ты Мой. Враг он тебе — осквернитель и обманщик, развратник и клеветник, безумец и сумасшедший, шарлатан и убийца, гордец и льстец, ужасный и гневливый обманщик, нисколько не сострадательный и запятнанный всею скверною своей материальной оболочки!» И вот, познав тебя благодаря Обратившемуся ко мне, наконец-то удаляюсь я от тебя. О ты, называемый проконсулом, а на деле ничтожнейший из смертных — ты, как вижу я, сокрушён и опечален, ибо убежал я от тебя к Тому, Кто бесконечно выше и могущественней тебя. Будешь ты плакать и биться в безумии, стонать и печалиться, отчаиваться и сокрушаться, скорбеть и уподобляться сородичу твоему морю — погляди, как бушует оно во гневе, разъярясь оттого, что избавляюсь я от вас.

Услышав эти слова, поистине страшные для него, проконсул застыл в изумлении и пришёл в исступление, не зная, что ответить и что сделать. Снова взглянул на него Андрей и сказал:

— Вот стоишь ты перед нами, Эгеат, и видим мы все, что ты нам враг, но недвижим и безгласен и не в силах сделать ничего. Я же и собратья мои — мы уходим от тебя, оставляя тебя с самим собой наедине — таким, каков ты есть, хотя ещё многого ты не знаешь о себе.

Тогда Эгеат, набравшись решительности, дерзнул подойти ко кресту, чтобы снять с него Андрея, — но тут уже весь город возмутился и оттащил его прочь, Андрей же завопил гласом великим:

— Андрея, привязанного к древу Твоему, о Владыка, не дай отвязать! Пребывающего в таинстве Твоём, о Иисусе, не отдавай бесстыдному диаволу! Подвешенного надаре Твоём, Отче, да не отвяжет Твой враг! Познавшего величие Твоё пусть малое не смиряет! Но Сам Ты меня прими, о Христе, Которого я возжелал, Которого возлюбил, Которого знаю, Которого имею, Которого люблю, Которому принадлежу, — и уход мой к Тебе пусть да соединит множество собратьев моих, дабы и они упокоились в Твоём величии!

Сказав так и прославив Господа, предал Ему свой могучий дух святой и всехвальный блаженный апостол Андрей, сын Ионин, брат Петров, первый из людей призванный к святому Христову служению.

И вот, видя это, заплакали мы, стоявшие у его ног, и восскорбели великою скорбью, расставаясь с нашим учителем и наставником. Не видя ничего вокруг, слепая от слёз и нечувственная от воплей, подошла ко кресту Максимилла и, поддерживаемая Стратоклом, отвязала честные останки блаженного апостола и с наступлением вечера, воздав им должные почести, погребла.

Навсегда ушла она от мужа своего Эгеата, яростного зверя и беззаконного нечестивца, и больше не возвращалась к нему, сколько ни уговаривал он её, сколько ни обольщал своими богатствами, — нет, избрала она жизнь достойную и уединенную, окончательно утвердилась в любви ко Христу и пребывала в блаженстве вместе с братьями. Эгеат же одной мрачной и зловещей ночью, когда громыхала гроза и сверкали чудовищные молнии, в полном отчаянии забрался на самую высокую башню своего претория и, бросившись оттуда на каменные плиты агоры, погиб горькой смертью.

Удручённый Стратокл, родной его брат, не посмел прикоснуться к оставленному ему состоянию, хотя и оказался единственным его наследником.

— Твоё, злосчастный брат мой Эгеат, — сказал он, — пусть отправляется с тобой — в вечную тьму и муку. Мне же другом будет один Иисус, и я буду Ему другом. Велико же множество внешних и внутренних зол — отвратительны мне они! Предпочту я им то, что принадлежит только мне, и отвергаю я всё иное — пусть оно сгорит в вечном огне.