нашего полка ей были предложены на выбор четыре комфортабельных дома,

любой из которых к ее услугам, стоит ей только совершить

жертвоприношение, как это делают все благовоспитанные дамы Рима. Больше

мне ей нечего сказать. Центурион. Разойтись!.. Но оставаться на месте. Капитан. Центурион, вы пробудете здесь со своими солдатами и поднадзорными

до прибытия еще трех христиан, находящихся под охраной конвоя из

десятого легиона. Проверьте: там должен быть оружейник по имени

Ферровий, человек буйного нрава и большой физической силы, и портной

грек по имени Андрокл, колдун, как говорят. Добавите этих трех к своим

поднадзорным и, отведете всех в Колизей, где передадите их под охрану

начальника гладиаторов, в чем и получите от него расписку, заверенную

смотрителем зверинца, а также и. о. главного администратора. Вы поняли

полученные инструкции? Центурион. Да, сэр. Капитан. Разойтись. (Оставляет свой торжественный вид и спускается со

скамьи.)

На скамью садится центурион, намереваясь вздремнуть.

Солдаты стоят по команде "вольно". Христиане, радуясь

передышке, опускаются на землю. Одна Лавиния продолжает

стоять и обращается к капитану.

Лавиния. Капитан, этот человек, который должен к нам присоединиться, и есть

тот самый знаменитый Ферровий, который столь чудесно обращал в

христианство на севере? Капитан. Да. Нас предупредили, что он силен, как слон, и яростен, как

бешеный бык. А также, что у него не все дома. Не очень-то образцовый

христианин. Лавиния. Если он христианин, вам нечего бояться его, капитан. Капитан (холодно). Я и так его не боюсь, Лавиния. Лавиния (в ее глазах пляшут чертики). Как это смело с вашей стороны,

капитан. Капитан. Вы правы, я сказал глупость. (Понизив голос, настойчиво, с

чувством.) Лавиния, христиане умеют любить? Лавиния (невозмутимо). Да, капитан, они любят даже своих врагов. Капитан. А это легко? Лавиния. Очень легко, капитан, когда их враги так же красивы, как вы. Капитан. Лавиния, вы насмехаетесь надо мной. Лавиния. Над вами, капитан? Ну что вы! Капитан. Значит, вы флиртуете со мной, что еще хуже. Будьте благоразумны! Лавиния. Но такой красивый капитан! Капитан. Неисправима. (Настойчиво.) Послушайте меня. Завтра в цирке

соберутся гнуснейшие из сластолюбцев - люди, в которых прекрасная

женщина вызывает лишь одно похотливое желание: видеть, как ее

растерзают на части, слышать, как она кричит. Потворствовать этой их

страсти - преступление. Все равно что отдать себя на поругание всему

уличному сброду Рима и подонкам из императорского дворца. Неужели это

лучше преданной любви и брачного союза с почтенным человеком? Лавиния. Они не могут надругаться над моей душой. А я надругаюсь, если

принесу жертву ложным богам. Капитан. Так принесите ее истинному богу. Какое значение имеет имя?! Мы

называем его Юпитер. Греки называют его Зевс. Назовите его как угодно,

когда будете кидать на алтарь фимиам. Он вас поймет. Лавиния. Нет, ничего не выйдет. Странно, капитан, что щепотка фимиама играет

такую роль. Религия - это так огромно, что, когда я встречаю истинно

религиозного человека, мы сразу становимся друзьями; неважно, каким

именем мы называем ту божественную силу, которая нас создала и движет

нами. О, неужели вы думаете, что я. женщина, стала бы спорить с вами

из-за жертвоприношения богине Диане, если бы Диана значила для вас то

же. что для меня Христос? Нет, мы бы преклонили колени рядом, как дети,

перед ее алтарем. Но когда люди, которые так же не веруют в своих

богов, как и в моего бога... люди, которые даже не понимают, что значит

слово "религия"... когда эти люди силой тащат меня к подножию железной

статуи, ставшей символом ужаса и мрака, в котором они блуждают,

символом их жестокости и алчности, их ненависти к богу и угнетения

людей... когда они требуют, чтобы я поклялась перед всеми спасением

души, что этот чудовищный идол - бог и что все их злодеяния и ложь

божественная правда, я не могу этого сделать, даже если мне грозит

тысяча мучительных смертей. Поверьте мне, это физически невозможно.

Послушайте, капитан, вы пробовали когда-нибудь взять в руки мышь?

Некогда у нас в доме был прелестный мышонок, он играл у меня на столе,

в то время как я читала. Мне хотелось погладить его, и иногда он

забирался между книг и не смог бы убежать, если бы я протянула руку. И

я не раз протягивала руку, но рука сама отдергивалась назад. В душе я

не боялась мышонка, но рука отказывалась коснуться его, для руки это

было противоестественно. Так вот, капитан, если бы я взяла щепотку

фимиама и протянула руку к жертвенному огню, рука сама отдернулась бы

прочь. Тело осталось бы верным моему богу, даже если бы вы растлили мне

душу. Но все равно даже в Диану я веровала бы намного сильнее, чем мои

гонители когда бы то ни было хоть во что-то. Вы можете это понять? Капитан (просто). Да, я понимаю. Но моя рука не отдернулась бы. Рука,

держащая меч, приучена ничего не бояться. Она кладет меч в ножны только

после победы. Лавиния. Ничего не бояться? Даже смерти? Капитан. Меньше всего смерти. Лавиния. Значит, я тоже не должна бояться смерти. Женщина должна быть более

храброй, чем солдат. Капитан. Более гордой, вы хотите сказать. Лавиния (удивленно). Гордой! Вы называете наше мужество гордостью? Капитан. Мужества не существует, есть только гордость. Вы, христиане, самые

большие гордецы на свете. Лавиния (задетая). Тогда молю бога, чтобы моя гордость не превратилась в

ложную гордость. (Отворачивается, словно хочет прекратить разговор, но

смягчается и говорит с улыбкой.) Спасибо за то, что вы пытаетесь меня

спасти. Капитан. Я знал, что это бесполезно, но иногда делаешь попытку, хоть и

знаешь, что она обречена. Лавиния. Значит, что-то шевелится даже в железной груди римского солдата? Капитан. Скоро я снова буду крепче железа. Я не раз видел, как умирают

женщины, и забывал про них через неделю. Лавиния. Помните обо мне две, красавчик капитан. Возможно, я буду глядеть на